– Некоторые люди настолько не хотят ложиться в больницу, что готовы рискнуть, лишь бы остаться дома, – сказал я. – Для них важнее всего быть рядом с семьей.
При этих словах ее муж, сидевший рядом, сочувственно улыбнулся.
– Вместо того чтобы снова лежать в палате, – продолжил я, – они хотят рискнуть и прожить последние недели так, как им нравится.
– Какая идиотская идея, – ответила она наконец. – На хрена кто-то так поступает?
После этого я взял телефон и молча набрал номер приемного отделения.
Такой была моя работа в первые недели года, пока пандемия не успела разразиться. Она казалась вневременной, совсем не изменившейся за несколько веков. Я думал, что так будет еще не одно столетие, но ошибался: оставалось лишь несколько недель.
2 – ФевральПродромальный период
Так и чума не поддавалась никаким лекарствам, и сами врачи угодили к ней в лапы, прямо вместе с предохранительными пилюлями во рту.
Словосочетание «продромальный период» относится к тому периоду течения инфекционного заболевания, когда вирус или бактерия только начинают свою работу в организме. Инкубационный период прошел, и пациент чувствует легкое недомогание, но еще может нормально функционировать. Вирус еще не начал размножаться в тканях[7] легких, кожи или кишечника – органов, наиболее подверженных вирусной атаке. Слово «продром» греческого происхождения: «про-» означает «вперед», а «дромос» – «бег», «вылазка», «наступление». Это термин из военной истории, попавший в медицину для описания момента течения болезни, когда инфекция готовится к нападению. Вирус и иммунная система мчатся навстречу друг другу по полю битвы – телу.
4 февраля я прилетел в Нью-Йорк, чтобы посетить городскую Академию наук и внести свой вклад в обсуждение любопытных и удивительных вещей, связанных с наукой и медициной. Авиакомпания в течение нескольких дней заваливала меня СМС и электронными письмами, сообщая, что, если я был в Китае, меня развернут обратно на границе с Соединенными Штатами. Несмотря на то что некоторые пассажиры были в масках, вирус все еще казался отдаленной проблемой, хотя я все чаще ощущал беспокойство по этому поводу.
Лора Спинни[8] написала замечательную книгу «Бледный всадник», посвященную пандемии испанского гриппа 1918 года. Несколько лет назад я делал обзор этой книги в длинном эссе, и со мной связался продюсер новозеландского радио. Он спросил, не могу ли я дать интервью о своем эссе и взгляде на другие пандемии. Я подумал о запрете на поездки в Китай и о том, как боязнь чужих испокон веков влияла на описания болезней. Например, в Мадриде испанский грипп называли «неапольский солдат», сенегальцы звали его бразильским гриппом, а бразильцы – германским: у всех был виноват кто-то другой. Источник пандемии 1918 года неясен, но из трех теорий, выдвинутых Спинни, наиболее вероятной кажется гипотеза о его китайском происхождении. Вероятно, он изначально стал распространяться в сообществах, где люди и домашняя птица спали в одном месте.
Из-за разницы во времени, логистики и других проблем мне пришлось давать это интервью по Skype, как только я добрался до Нью-Йорка. Я осознал, насколько сегодня все люди взаимосвязаны, когда сидел в гостиничном номере, скрестив ноги и мучаясь от джетлага[9], и разговаривал с радиоведущим, который жил на 17 часов впереди меня. Он попросил меня спрогнозировать, насколько сильно распространится новый коронавирус. Помню, я ответил, что у меня нет хрустального шара, но меры инфекционного контроля, принятые в Китае, впечатляют. Я выразил надежду, что новый коронавирус будет сдержан так же, как SARS-CoV-1, и изоляционные меры окажутся эффективными.
В тот день сообщили, что 425 китайских пациентов умерли, а число зафиксированных случаев заболевания превысило 20 тысяч.
Всемирная организация здравоохранения подтвердила 5 февраля, что известных эффективных методов лечения нового коронавируса нет. Несмотря на запрет, американские граждане по-прежнему прилетали домой из Уханя, и их свободно пропускали в американские аэропорты. Я встретился со своими редакторами в New York Review of Books, и мы обсудили Дональда Трампа, американскую систему здравоохранения, психическое здоровье, отсутствие в США оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком или по болезни и, разумеется, коронавирус. Незадолго до этого я написал статью для журнала об эволюции диагностических категорий психических заболеваний. Мне всегда казалось, что в области психиатрии ведет Америка, а остальной мир следует за ней. Никто из людей, с которыми я встретился в Нью-Йорке, не думал, что то же самое можно будет сказать о борьбе с кризисом общественного здравоохранения, вызванном коронавирусом. Никто не говорил о подражании американскому подходу.
Следующим вечером в Нью-Йоркской академии наук должно было состояться публичное обсуждение нового коронавируса, и по прибытии я хотел пожать руку женщине-организатору, которая была на позднем сроке беременности.
– Я не могу, – сказала она, отдергивая руку. – Мне сейчас нельзя болеть.
Она указала на свой большой живот. Я кивнул и извинился, но в тот вечер пожал десятки рук.
Вылетая на следующий день из Ньюарка, я оказался в терминале, где на каждом столе стояли планшетные компьютеры на ножках. Они горели, словно игровые автоматы, предлагая развлечься или сделать покупки. Чтобы поговорить с человеком, нужно было выглядывать из-за планшета. Заказ еды и оплата осуществлялись только с использованием планшета. «Надеюсь, они регулярно их протирают», – подумал я, посмотрев на ребенка, который поковырял в носу, а потом стал водить пальцем по экрану. Ожидая своего рейса, я получил первое электронное письмо о коронавирусе из школы, где учились мои дети. В письме говорилось и о свинке: мы с эдинбургскими коллегами давно заметили, что заболеваемость ею растет, поскольку показатели вакцинации среди представителей образованного среднего класса упали. Автор письма утверждал, что повода для беспокойства нет и детям, прилетевшим из Китая, у которых появились симптомы, следует оставаться дома и связаться с врачом.
В тот же день стало известно, что один из врачей, предупредивших мировые СМИ о коронавирусном кризисе в Китае, офтальмолог Ли Вэньлян, скончался от нового вируса. Газета Guardian сообщила: «Ли был одним из восьми людей, преследуемых властями за „распространение ложной информации“. Жесткий подход, который к нему применили, позднее не был одобрен Верховным судом Китая. Он согласился впредь не обсуждать то, что его беспокоит, публично. Однако в начале января он лечил пациентку с глаукомой, не зная, что она больна коронавирусом. Вероятно, он заразился во время операции». Газета сравнила его с Карло Урбани, итальянским врачом, который работал во Вьетнаме от лица ВОЗ и в 2003 году умер от SARS-CoV-1. Он распознал угрозу, связанную с вирусом, и попытался сделать все возможное, чтобы остановить его распространение. На своем сайте ВОЗ написала об Урбани: «Благодаря тому, что ему удалось распознать этот вирус на раннем этапе, глобальный надзор был усилен, и многих новых заболевших получилось выявить и изолировать до того, как они заразили бы медицинский персонал». Ли, похоже, такой возможности даже не дали.
Когда я вернулся домой, угроза стала казаться реальной: мы находились в продромальном периоде первой волны, и всем было ясно, что инфекция, которая тихо, но стремительно распространялась по стране, теперь готова заявить о своем присутствии. В Великобритании подтвердились еще несколько случаев. Одним из заболевших был британский бизнесмен из Брайтона, заразившийся коронавирусом в Сингапуре. Его болезнь подтвердилась 6 февраля, а позднее выяснилось, что он успел заразить еще 11 человек. В те выходные был преодолен печальный рубеж: в Китае число смертей от нового коронавируса превысило таковое за всю эпидемию SARS-CoV-1 2002–2003 годов, достигнув 811. Эпидемия SARS-CoV-1 была опасна, поскольку летальность, то есть отношение числа умерших к общему числу заболевших, часто превышала 1 из 10. Тем не менее вирус SARS-CoV-1 распространялся гораздо медленнее нового коронавируса, и ему потребовалось несколько месяцев, а не дней, чтобы выйти за пределы Китая. Низкая скорость распространения и высокая смертность помогли сдержать SARS-CoV-1: вспышки распознавались быстро, поскольку большинству носителей вируса становилось очень плохо. Новый вирус, казалось, распространялся гораздо быстрее. Многие люди, не имеющие симптомов, были его носителями, из-за чего изолировать потенциально опасных людей и помешать им передавать вирус становилось сложнее.
Начались школьные каникулы, и мы с женой и тремя детьми отправились на Оркнейские острова – архипелаг, расположенный неподалеку от северной оконечности Шотландии. Я когда-то работал врачом в городе Стромнесс, расположенном на западе Мейнленда, и у нас там осталось много друзей. После нескольких дней отдыха моя семья отправилась домой, а я решил провести еще неделю на одном из внешних островов архипелага и заменить местного врача общей практики. На острове не было никакого оборудования, даже рентгеновского аппарата. Только кабинет с медицинской сестрой и неплохим ассортиментом препаратов.
Собираясь сесть на паром в Керкуолле, я получил сообщение от сотрудника островной больницы. Он спрашивал, есть ли у меня время, чтобы приехать в больницу «на примерку плотно прилегающей лицевой маски». Меня смутила такая спешка. Неужели им было что-то известно о надвигающейся вспышке заболеваемости? Здесь, на Оркнейских островах? Эти маски, которые эффективно удерживают капли слюны, содержащие вирусы, врачи общей практики обычно не носили. Больничный персонал тоже надевал их только в редких случаях. Я ответил, что могу приехать в больницу прямо сейчас, но до моего парома, который должен был отвезти меня на внешний остров, оставался всего час. «Необходимости торопиться нет», – ответили мне, и это действительно было так.