За его спиной, в центре комнаты, шла тихая работа. Программист, которого его люди сумели выхватить почти бездыханным из-под носа у Aethelred, лежал на медицинской кушетке. Он был жив. Условно. Провода от датчиков тянулись от его висков к монитору, на котором прыгали хаотичные кривые. Рядом сидел «Сыч», молодой технический гений Воронова.
Лена Орлова сидела у изголовья. Она не повышала голос. Не угрожала. Её метод был тоньше. Она говорила тихо, почти шёпотом, её голос был монотонным, убаюкивающим. Она не ломала его сознание. Она искала в его руинах обходные тропы.
— «Шум», — говорила она, и один из графиков на мониторе вздрагивал. — Просто шум. Расскажи мне про шум.
Программист что-то бормотал, его губы едва шевелились.
— Не… не тишина… всегда шум…
— Кросс хотел тишины? — мягко подсказала Лена.
— Да… Тишина… чистый лист… Но получался… только шум. Эхо…
Воронов повернулся от окна. Эхо. Интересное слово.
— Левиафан, — произнесла Лена следующее слово.
Глаза программиста под закрытыми веками заметались. Его дыхание стало прерывистым.
— Под водой… холодно… Первый… неудачный… Эхо… она была Эхо…
— Что такое якоря? — продолжала Лена, её голос не менялся.
— Звук… У каждого свой… Ключ… Ключ к подсознанию… Только он… только Кросс может их прочесть… Он их пишет… он их читает… — программист закашлялся, изо рта пошла тонкая струйка крови.
— Где он их читает?
— Санктум… Коллекция… Он коллекционирует… самые интересные случаи… Сломанные… красивые…
Сознание угасало. Тело вздрогнуло в последний раз, и линии на мониторе выровнялись. Стали плоскими.
— Всё, Дмитрий Сергеевич. Контакт потерян, — доложил «Сыч».
Воронов кивнул, допивая свой кофе. Он подошёл к кушетке и посмотрел на мёртвое тело. Расходный материал.
Лена Орлова молча встала и отошла к панорамному окну. Она выглядела уставшей. Достала из кармана жакета телефон и белые наушники. Воронов услышал тихий, едва различимый звук — шум дождя и далёкие раскаты грома. Она закрыла глаза, её лицо на мгновение разгладилось. Она смывала с себя грязь чужого, взломанного сознания. Заменяла искусственный шум программы на естественный.
Воронов отвернулся. Он уважал её методы. И знал, какую цену она платит за эту силу.
— «Сыч», выведи на экран карту, — приказал он.
Большой экран на стене ожил, показав спутниковый снимок Европы.
— Приблизь. Швейцарские Альпы.
Изображение увеличилось, превратившись в рельефную карту заснеженных вершин. Всё это время они гонялись за призраками. Рихтер пыталась их уничтожить, он — собрать. Оба были неправы.
Он повернулся к Лене, которая всё ещё стояла у окна с закрытыми глазами.
— Он прав, — сказал Воронов, скорее себе, чем ей. Его голос звучал ровно, но в нём слышалось возбуждение первооткрывателя. — Активы — это лишь бракованные копии. Искажённые отражения. Расходный материал.
Он сделал паузу, давая мысли обрести форму.
— Нам не нужен продукт. Нам нужен создатель. И его библиотека.
Он посмотрел на «Сыча».
— Готовь группу. Полная боевая выкладка. Цель — не захват людей. Нам не нужны новые пациенты.
Его глаза холодно блеснули.
— Цель — экспроприация. Архивы, сервера, прототипы, записи. Всё, что есть в этом его «Санктуме». Полная экспроприация исходного кода.
Глава 7: Моральный компас
Холод в комнате был искусственным. Не как зимний воздух, пробирающий до костей, а как вакуум. Стерильный, выверенный, откачанный до последней молекулы тепла.
Стены из затемнённого смарт-стекла, сейчас непроницаемо-чёрные, поглощали звук. Даже собственное дыхание казалось здесь чужеродным шумом. Хелен сидела за длинным полированным столом. На нём не было ничего, кроме двух стаканов с водой и тёмного прямоугольника встроенного экрана. Она не прикасалась к воде.
В висках зарождался знакомый гул. Не боль, ещё нет. Пока что это было лишь обещание боли, низкочастотная вибрация, которая настраивала её нервы на предельную резкость. Она знала этот пролог. Он всегда предшествовал решениям, цена которых измерялась не в франках, а в ударах сердца. Чужих.
Дверь беззвучно скользнула в сторону. Вошёл Марко Веронези.
Он всегда двигался с экономной грацией хищника, даже в деловом костюме, но сегодня в его уверенной походке сквозила почти незаметная жёсткость. Словно мышцы под дорогой тканью были натянуты слишком сильно.
Он сел напротив, не дожидаясь приглашения, поставил локти на стол и сцепил пальцы. Поза готовности. Обороны.
Хелен дала тишине поработать. Секунда. Две. Пять.
Она смотрела, как Марко выдерживает паузу, его лицо — непроницаемая маска профессионала. Но она видела то, чего не зафиксировала бы ни одна камера. Лёгкое напряжение в желваках. То, как его большой палец нервно тёр сустав указательного. Он ждал удара.
– Джакарта, – сказала она наконец. Голос ровный, лишённый интонаций. Словно она зачитывала биржевую сводку. – Провал операции классифицирован как критический. Потерян ценный источник, команда понесла потери, основная цель упущена. Это не соответствует твоим стандартам эффективности, Марко.
Он кивнул. Медленно.
– Обстановка была… сложной. Хаотичной. Рейес и его спутница действовали непредсказуемо.
Ложь, подумала Хелен. Точнее, полуправда. Худший вид лжи.
Она не стала спорить. Вместо этого её палец коснулся сенсорной панели стола. Встроенный экран ожил, вспыхнув холодным синим светом. На нём не было видеозаписей или фотографий. Только абстрактная схема. Переплетение векторов, временных меток и географических координат. Аналитика «Оракула». Чистая, безжалостная математика.
– «Оракул» не анализирует хаос. Он анализирует данные, – сказала она, указывая на пульсирующую точку на схеме. – Вот здесь твоя команда вошла в хижину. Вот временная метка начала огневого контакта. Всё по протоколу. А вот это… – она провела пальцем, и на схеме появилась новая, красная линия, – это группа Воронова.
Марко наклонился вперёд, вглядываясь в экран. На его лице было выражение искреннего, профессионального интереса. Слишком искреннего.
– Они были рядом. Мы знали, что это возможно.
– Они были не просто рядом, – голос Хелен стал ещё тише, ещё твёрже. – Смотри на временные метки. Их вектор движения изменился за три минуты до того, как твоя группа была скомпрометирована. За три минуты до того, как Ариф был ранен. И они двигались не к хижине. Они двигались к точке вашей предполагаемой эвакуации. К той самой точке, которую ты запросил у меня за час до штурма. Они знали, куда вы пойдёте после провала. Как, Марко?
Он откинулся на спинку стула. Вздохнул.
– Это невозможно. Совпадение. Может, у них был свой источник… наводчик в банде, которая нас атаковала.
– Совпадения – это статистическая погрешность, которую мы учитываем. А это, – она постучала ногтем по экрану, и звук получился сухим, как треск кости, – это тактическая неэффективность. Ты был моим лучшим полевым командиром. Ты не допускаешь таких… неэффективностей. Ты видишь их за три хода вперёд.
Он молчал. Взгляд был прикован к схеме на столе, но видел он не её. Хелен дала ему ещё несколько секунд. Она знала, что сейчас в его голове идёт война. Между инстинктом самосохранения и тем, что от него осталось.
– Хелен, я… – начал он, и голос впервые дрогнул, надломился. – Я всегда был лоялен. Тебе. Не консорциуму. Тебе.
Она подняла на него глаза. Её собственный «шум» в голове, мигрень, усилился, превратившись в тупой, давящий обруч.
– Лояльность – это актив, Марко. И как любой актив, его нужно периодически аудировать.
Она выключила экран. Комната снова погрузилась в полумрак. Теперь между ними не было ничего, кроме двух метров полированного дерева и её взгляда. Она не моргала. Она просто смотрела, ожидая, когда в его защите появится первая трещина.
Это произошло не сразу. Сначала он пытался выдержать её взгляд, доказать свою правоту силой воли. Но её воля была абсолютной, закалённой страхом и предательством, которое она сама совершила много лет назад.
Первым сдался его взгляд. Всего на долю секунды он метнулся в сторону, к тёмной стеклянной стене, словно ища выход. Потом на его шее дёрнулся мускул. Один раз. Непроизвольно. И наконец, он сглотнул. В мёртвой тишине комнаты этот сухой звук был похож на щелчок взводимого курка.
В его глазах не было страха. Хелен увидела там пустоту. Выжженную землю, где когда-то была воля.
Для неё это было равносильно подписанному кровью признанию.
Она ровно выдохнула. Гул в висках немного ослаб.
– Спасибо за твой отчёт. Можешь идти. Жди дальнейших инструкций.
Марко поднялся. Не говоря ни слова, он развернулся и вышел. Дверь за ним беззвучно закрылась.
Хелен осталась одна. Она смотрела на пустой стул напротив. Марко Веронези, её самый надёжный инструмент, её моральный компас, только что был списан. Она мысленно поставила галочку в протоколе.
Декомиссия актива. Процесс запущен.
Марко вышел из комнаты совещаний, и стерильный холод конференц-зоны сменился едва уловимым запахом озона и дорогих чистящих средств. Он шёл по мягкому серому ковру, не глядя на редких сотрудников. Его лицо было каменным, плечи расправлены.
Снаружи он был всё тем же Марко Веронези, начальником службы безопасности. Но внутри что-то оборвалось, рухнуло вниз с глухим ударом.
Он знал, что это конец. Она знала. Её молчание было страшнее любого приговора.
Он не пошёл в свой кабинет. Миновав лифтовый холл, он спустился по лестнице в фойе, кивнул охраннику и вышел на улицу. Прохладный вечерний воздух ударил в лицо, но не принёс облегчения. Цюрих жил своей размеренной, богатой жизнью. По Банхофштрассе катились бесшумные трамваи, в витринах бутиков горел тёплый свет. Мир порядка и правил. Мир, который он защищал и который его сожрал.
Он свернул в боковой переулок и дошёл до подземного перехода. Здесь пахло сыростью и мочой. У стены стоял ряд общественных видеотерминалов — анонимных, почти не отслеживаемых. Он достал из кармана тонкую пластиковую карту и вставил её в щель.