– Закончил, – устало выдохнул явный мент и покосился на меня, – пойдем перекурим.
Они спустились на пролет ниже, а я проскользнула в приоткрытую дверь столяровской квартиры.
Руслан сидел за компьютерным столом, подперев ладонью голову, курил – невиданное кощунство, он никогда не курил в комнате, где стоял его комп! – меланхолически стряхивал пепел в коробочку для дискет. Он не слышал, как я вошла, и потому сильно, как-то судорожно, словно захлебнувшись ужасом, вздрогнул.
– Кира! Боже мой, как ты меня напугала! – Он сунул горящую сигарету в коробочку – запахло плавленой пластмассой, – вскочил, нервно прошелся по комнате, резко остановился и уставился на меня. – Боже мой, Кира! Они меня допрашивали… Я не знаю, что теперь делать!
– Прежде всего успокоиться.
– Успокоиться? Как я могу успокоиться?! Как тут вообще можно успокоиться?! – Столяров шмыгнул красным простуженным носом. – А ты-то, ты-то спокойна?
– Спокойна.
– Не понимаю! – Он снова заметался по комнате. – Не понимаю, как ты можешь быть спокойна! Они докопаются, все равно докопаются. Сейчас я ничего не рассказал… и не расскажу, но…
– Сядь. – Я догнала его у окна, взяла за руку, потянула к стулу. – Сядь и постарайся успокоиться.
– Да как?…
– Дверь закрыть можно? – перебила я его.
– Дверь? – Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, он вообще выглядел каким-то оглушенным.
– Входную дверь. Так можно закрыть или нет? Она открыта нараспашку. Нам нужно поговорить, а при открытой двери…
– Ах да, конечно, закрой. Они ничего не сказали. Может, сегодня ко мне больше и не будет вопросов. В крайнем случае позвонят. Но ведь это не важно, Кира! Это ведь ничего не решает – по сути ничего.
Я прошла в прихожую, выглянула на лестничную площадку: милиционеры столпились у балкона, в сторону столяровской квартиры никто не смотрел. Закрыла дверь на замок и вернулась в комнату.
– Ну а теперь рассказывай.
– Рассказывать? – Руслан покачал головой, тяжело вздохнул, поднялся со стула, прошел в другой конец комнаты, грузно плюхнулся на диван. – Мне-то что рассказывать? Кира, Кира! Это самое страшное, это такой кошмар!.. А ты так спокойна!
– Тебе тоже советую успокоиться. – Я села рядом с ним. – Возьми себя в руки и расскажи, что произошло.
– Да как ты так можешь?! – Он резко отодвинулся от меня. – Зачем ты передо мной-то комедию ломаешь? Какой в этом смысл? Я не милиция, я не суд. Зачем ты это сделала, Кирочка, зачем? – Руслан закрыл лицо ладонями, затрясся, зашмыгал носом – истерика с насморком. – Тебя нужно лечить! Тебя давно уже нужно было лечить! Боже мой, Кира!
– Подожди! – Я оторвала его руки от лица, он замотал головой. – Ты что, думаешь, что это я убила?
– Кира… – Он снова прикрылся ладонями и застонал от боли.
– С ума сошел, что ли?
– Боже мой, Кира!
– Прекрати! Ты можешь на минуту прервать истерику и объяснить толком?
– Да что тут объяснять? Все и так ясно.
Он вскочил с дивана, посмотрел на меня так, будто это я над ним издевалась, а не он надо мной.
– Я давно ждал, что произойдет нечто такое, ждал и боялся. Твое состояние, твои почти непрекращающиеся головные боли, эти твои предвиденья, твое ожидание – все это болезнь, серьезная болезнь. Я виноват в том, что не решался заговорить с твоими родителями о лечении, все надеялся, что пройдет само по себе… А когда пошли эти убийства, я опять стал убеждать себя, что ты ни при чем… Доубеждался! Теперь у меня нет такой роскоши – возможности сомневаться.
– Но я действительно ни при чем!
– Ни при чем? Ну хорошо! – Руслан сорвался с места и бросился из комнаты.
Интересная получается картина: я подозревала его, а он был убежден, что виновна я. Куда он ушел? Зачем?
Руслан вернулся буквально через минуту и протянул мне какой-то обрывок желтой материи.
– Я нашел это на железном штыре перил. Уже после того, как обнаружил труп.
– Что это? – Я в недоумении взяла обрывок, повертела его между пальцами, выдернула нитку.
– Не узнаешь? А я сразу узнал. – Он невесело усмехнулся. – Это лоскуток от твоего желтого сарафана. Видишь, здесь желтое переходит в синий? Синий цветок.
Невозможно узнать в этом обрывке мое платье, совершенно невозможно узнать. А он сразу понял. Как он мог догадаться? Никак. Если только ему догадываться не нужно было…
Он видел, как я порвала платье! Он бежал за мной. Это он был на балконе! Хотел доказательства моей виновности достать и сам попался.
– Да, теперь узнаю: это от моего платья. Я заходила к тебе часа полтора-два назад, но тебя почему-то не оказалось дома. Странно, да? – Я внимательно следила за его реакцией, и мне показалось, что он вдруг смутился.
– Я ходил в магазин, продукты кончились.
– Но я звонила тебе на мобильный, ты не отозвался.
– Забыл телефон. – Он окончательно смутился. – Я тебе тоже звонил на трубку.
– Потеряла, не знаю где. Ты не находил? Такой синий пакет, в нем сок, печенье, колбаса и мой мобильник? Я приходила тебя навестить и купила продукты, не знала, что ты вполне оклемался и сам в состоянии себя обслуживать.
– Потеряла пакет? Как можно потерять пакет?
– Как можно забыть мобильник? Знаешь, я ведь тоже тебя подозревала. А теперь мои подозрения переходят в уверенность.
– О чем ты? – Он растерянно на меня посмотрел. – Ладно, проехали, это не важно! Дело в том… Видишь ли… Я ведь не только клочок твоего сарафана нашел. Я… Вот. – Руслан вытянул из кармана брюк какую-то цепочку и положил передо мной на диван. – Главная улика. Это-то ты как сможешь объяснить?
Порванная серебряная цепочка, кулончик, изображающий знак зодиака. Рак. Мой знак. И цепочка тоже моя.
– Я нашел это на балконе, в углу лежало, практически рядом с трупом.
Неотъемлемая деталь детективного жанра, давно ставшая шаблоном. Тот, кто додумался до нее первым, посчитал, вероятно, удачной находкой. А за ним и все остальные так посчитали и стали использовать напропалую. Жертва обороняется изо всех сил, пытается сопротивляться, слабеющая с каждым мгновением рука цепляется за цепочку, висящую на шее убийцы (за часы на запястье, за кольцо на пальце, за серьгу в ухе), – неопровержимая улика остается на месте преступления: зло будет наказано.
– Дешевый прием! Лучше бы ты мой пакет нашел.
– Ты что, не понимаешь? Я нашел это рядом с трупом! Ты там была, ты убила! Это твой кулон. Он тебе его подарил. Ты всегда его носишь, когда наступают приступы ожидания, а сейчас как раз такой период.
– Замолчи! Тебя не касается, совершенно не касается!.. Ты украл у меня мой кулон и теперь пытаешься шантажировать…
– Я тебя не шантажирую, я хочу тебя спасти!
– Еще один спасатель на мою голову! Не от чего меня спасать, о себе позаботься. Я никого не убивала, а вот ты… Слишком много подозрительных моментов.
Он посмотрел на меня как-то странно, хотел что-то сказать, но не сказал, отошел к окну, распахнул его, высунулся чуть не до половины и довольно долго так стоял. Дышал воздухом? Собирался с мыслями? Готовился к новому наступлению? Если Назаренко убил Столяров, зачем ему сваливать убийство на меня, именно на меня, а не на кого-то другого? Кто он такой, этот Назаренко, что у него может быть общего со Столяровым? За что Столярову его убивать?
Назаренко убит тем же способом, что и две предыдущие жертвы. Назаренко убил маньяк. Столяров не маньяк, это ясно. Значит, убил не он.
– Руслан, – позвала я его, он опять вздрогнул. Повернул ко мне голову, но от окна не оторвался. Поворот головы… Где-то я уже видела такой поворот головы. В страшном сне, в кошмаре, в своих видениях. – Расскажи, как ты обнаружил труп.
– Да как? Просто обнаружил. Возвращался из магазина, лифт не работал, пошел по лестнице пешком, увидел, что дверь бельевого балкона приоткрыта, черт его знает, зачем заглянул…
– И сразу решил, что убила его я?
– Н-нет… не сразу. Только когда понял, что убит он тем же способом, что и предыдущие жертвы.
– Ну спасибо! – Я зло рассмеялась. – А я, наоборот, вот сейчас, буквально минуту назад, поняла, что убил не ты, как раз на том же основании.
– Кир, – Руслан наконец отлепился от окна, подошел ко мне, – ты правда его не… Это правда не ты?
– Ну конечно! Что это ты придумал?!
– Я не придумал, просто боюсь. Так боюсь, ты не представляешь! – Он опустился на диван, обхватил голову руками, качнулся. – И эта цепочка, и этот лоскут от твоего сарафана. Я, когда это все обнаружил, думал, с ума сойду. Стал звонить, а тебя нигде нет. Кошмар какой-то!
– Обнаружил? – Я усмехнулась: после того как стало понятно, что Столяров не убийца, он начал до невозможности действовать мне на нервы. – Или специально искал?
– Не то что специально, но… – Он не заметил, что я на него злюсь, и принялся доверчиво объяснять: – Когда я его увидел, мне стало так страшно!
И главное, я никак не мог понять, отчего мне так страшно. Сделалось больно, до слез, где-то здесь, – он ткнул себя в грудь, – и почему-то в ушах. Я вошел на балкон, закрыл дверь… Я не искал против тебя улик, чтобы потом их использовать, ты не подумай. Я просто хотел убедиться, что это не ты… Нет, я надеялся, что я ничего не найду и пойму, что это не ты. Но натолкнулся на цепочку… И тогда понял: все кончено, надежды не осталось. И принялся тщательно обыскивать балкон и потом лестницу. Нашел этот лоскуток… Но ведь это твое, Кира, это твои вещи! Это улики против тебя! Ты была там, ты… Ну скажи, что это не ты, ну докажи мне, пожалуйста!
– Как я могу тебе доказать? Ты можешь мне просто поверить или не поверить. Все зависит от того, чего ты хочешь больше.
– Чего я хочу?! – Столяров снова вскочил с дивана (третий по счету приступ истерики), подбежал к окну, но оно его на этот раз не удовлетворило, ринулся к компьютерному столу, крутанул кресло, схватил зажигалку, вытянул из пачки сигарету, но долго не мог прикурить – руки плохо слушались. Прикурил, жадно, чуть не на четверть сигареты затянулся. Машинально покрутил мышкой – разбудил компьютер. Вздрогнул от неожиданности, когда зажегся экран. Закусил фильтр