– Но…
– Заткнись! И тут Опра отзывает приглашение. Я выворачиваюсь наизнанку, звоню черт знает сколько раз, пока наконец мне не удается поговорить с режиссером, чтобы выяснить, что случилось, и договориться по новой, и что же я узнаю? Вмешалось ФБР, дав понять, что не стоит тебя приглашать… Что это еще за бред?! Короче, я не знаю, чем ты занимаешься в свободное от романов время, и не хочу этого знать, я не знаю, что ты натворил, почему тебя преследует ФБР, но я точно знаю, что больше не хочу о тебе слышать. Никогда! Ты понял меня? Никогда! Все кончено!
И он повесил трубку, кипя от гнева.
Я просто остолбенел от изумления.
21
Анна толкнула дверь кабинета, где должны были ждать Гленн и Роберт. Та со скрипом открылась.
В кабинете находился только Гленн; в этой маленькой комнатушке без единого окна стоял затхлый воздух и невыносимая жара. Гленн сидел на офисном стуле перед компьютером с пожелтевшей от въевшейся грязи клавиатурой.
– Вы видели Тимоти? – спросила Анна.
Гленн повернулся на стуле и посмотрел на нее:
– Да, и слышал тоже. Как и все по крайней мере на шести этажах.
Анна закрыла за собой дверь и прислонилась к стене.
– Его можно понять. Если позволите, то, что вы сделали, не просто возмутительно, но вдобавок не слишком умно. Нет, честно, чего вы ожидали? Что он поблагодарит вас за то, что вы опорочили его перед Опрой?
Гленн откинулся назад, и спинка стула накренилась.
– Думаю, это инициатива Роберта, я вообще был не в курсе. Но не стоит преувеличивать, передачу отменили не потому, что пострадала его репутация…
– Все гораздо серьезнее. Когда его агенту стало известно, что инициатива разрыва договоренности о приглашении Тимоти на передачу исходила от ФБР, тот отказался работать с Фишером. Вы представляете последствия? Кажется, этот агент весьма влиятелен в литературных кругах… Тимоти просто раздавлен. Под угрозой оказалась вся его писательская карьера. Даже издатель может от него отказаться…
Гленн покачал головой:
– Я не понимаю, каким образом это стало ему известно и почему Роберт не был более сдержан с помощниками Опры. Обычно нам удается добиться желаемого, не слишком вдаваясь в подробности. Но Роберт, видимо, решил, что действует правильно и что при таком раскладе Тимоти непременно продолжит работу над делом…
– Ну что же, он преуспел. Тимоти больше не хочет вас видеть. Что он вам только что сказал?
– Здесь был только я. Он орал, что мы должны придумать, как вернуть его в передачу, иначе, цитирую, он «расскажет прессе о наших шпионских делишках».
Анна поморщилась:
– Вы собираетесь что-то предпринимать?
– Это будет нелегко…
Анна выпрямилась и громко вздохнула:
– Хорошо. Я тоже ухожу. Я больше ничем не могу вам помочь. Пока.
Анна направилась к двери.
– У вас нет другого провидца, чтобы тот продолжил начатое? – спросил ее Гленн, подняв бровь.
– Ответ отрицательный.
– А если подготовить нового?
– К тому времени, как он сможет приступить к работе, – сказала она, выходя из кабинета, – в этой стране не останется ни одной финансовой компании.
На Федерал-плаза я вышел из управления ФБР, кипя от возмущения и злости.
Эти люди прямо сейчас губили мою карьеру, разрушали мою жизнь.
Что мне оставалось? Ничего! Разве что просить, чтобы они по возможности исправили все, что натворили. Я прямо задыхался от ярости. Как можно служить общественному благу, используя бандитские методы?
Мне нужно было выпустить пар, но как? Не придумав, что делать дальше, я решил вернуться домой.
Я обогнул здание на Уорт-стрит и вышел на Бродвей. Небо было еще темнее, чем мое настроение. На тротуарах туда-сюда сновало множество людей: кто-то спешил по делам, кто просто слонялся. Движение на проезжей части показалось мне довольно плотным для полудня.
Добравшись до Сити-Холл-парка, где бродило несколько туристов, я спустился в метро и сел на прямой поезд до Квинса. На дорогу должно было уйти примерно сорок пять минут.
Поезд тронулся. Я занял свободное место, закрыл лицо руками и глубоко вздохнул. Мне нужно было успокоиться, перегруппироваться, вернуться к позитивному настрою. Убедить себя, что плохое – это не навсегда. Что Билл Кримсон не собирается уничтожить меня напоказ всему свету, что в его интересах просто поскорее перевернуть страницу и идти дальше… Я должен был расслабиться, выбросить из своей головы дурные мысли, отрешиться от всего лишнего. Я начал медитировать, закрыв глаза и погрузившись в океан собственного сознания…
– Как ты думаешь, на пароме найдется для нас место?
Детский голос.
– Конечно, мой хороший, – раздался голос пожилой дамы. – Вот смотри, мы приехали, давай-ка, пора на выход!
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смысл слов, которые я только что услышал. Я открыл глаза: в этот момент поезд остановился на станции «Саут-Ферри»! Я сел на линию, идущую в противоположном направлении, на юг! Я вскочил с места и едва успел выбежать из вагона в тот момент, когда двери уже закрывались.
Оказавшись на платформе, я снова увидел бабушку и внука.
– А далеко до Стейтен-Айленда? – спросил мальчик.
– Нет, минут тридцать.
– Мы увидим статую Свободы?
– Да, будем проходить мимо.
– Честно, бабуля? Честно? – В голосе ребенка звучал трогательный энтузиазм.
Едва я их обогнал, как у меня вдруг возникло желание тоже отправиться на Стейтен-Айленд, покинуть бетонный город, вдохнуть свежего воздуха и погулять по пляжу, ни о чем не думая… У меня больше не было никаких обязательств, я мог свободно следовать своим желаниям…
Ждать парома не пришлось: он уже стоял у пристани. Во время переправы я перекусил прямо на палубе, опершись на ограждение и вдыхая полной грудью ветер и соленую водяную пыль. Уже будучи на острове, я воспользовался железнодорожной линией, чтобы добраться до Донган-Хиллз, затем прошел пешком по Сивью-авеню, приятной улице с прекрасными просторными домами. После Манхэттена я чувствовал себя здесь как на другой планете. Через двадцать минут я уже был на Мидленд-бич.
Огромный местный пляж протянулся под неспокойным небом до самого горизонта. Вокруг не было ни души, никто не отваживался прогуливаться здесь, пока зима все еще не желала сдавать свои позиции. Лишь несколько чаек приветствовали меня пронзительными криками. Ветер приятно пах океаном и свободой.
Я разулся, бросил ботинки в траву, закатал брюки и пошел босиком по белому прохладному песку.
Я шагал километр за километром по краю воды, забыв о времени, забыв обо всем на свете, позволив пахнувшим йодом брызгам хлестать меня по лицу, а небольшим волнам – умирать у моих ног, оставляя на песке следы пены.
Когда изнутри терзают сомнения, самое мудрое – поверить. Поверить в жизнь, в самого себя, в собственную звезду… Тревоги служат лишь для того, чтобы преградить доступ к нашим ресурсам, разрушить здоровье и сделать нас самих невыносимыми для других людей. Вера в себя является краеугольным камнем нашего равновесия, наших сил и способности воспрянуть духом. Даже тогда, когда все кажется беспросветным, когда не видно выхода, а будущее представляется таким же мрачным, как ноябрьское небо.
Я был погружен в свои мысли, когда зазвонил телефон. На долю секунды у меня промелькнула надежда, что мои позитивные мысли подкрепит хорошая новость, но нет, звонок был от Линн.
– У меня куча инфы, – поспешила сообщить она вместо приветствия.
– Замечательно.
Я не собирался говорить Линн сейчас, что ее информация мне больше не нужна. И, кроме того, мне было любопытно узнать, чем закончится эта история.
– Скажи мне, что тебе известно о проблемах Амазонии, чтобы я просто дополнила твои сведения теми, что смогла найти?
– Что мне известно? Ну… как всем, что там назревает катастрофа. Амазонские леса уничтожают с огромной скоростью главным образом для того, чтобы заниматься на освободившихся землях сельским хозяйством, разведением скота и выращиванием сои; исчезновение деревьев влечет сокращение количества осадков, а это, в свою очередь, убивает другие деревья, и поэтому юг Амазонии постепенно превращается в саванну. По мнению ученых, достаточно уничтожить двадцать процентов леса, чтобы потерять и оставшуюся часть. Что еще? Что это будет катастрофа, потому что деревья содержат углерод, который они выбрасывают в атмосферу в виде углекислого газа при сжигании их после вырубки или даже просто при гниении. И что по сценарию, который разворачивается у нас на глазах, миллиарды тонн углекислого газа могут изменить климат всей планеты.
– Отлично сказано. А теперь вопрос, который позволил мне продвинуться в моих поисках: кому это выгодно?
– Это же очевидно. Насколько я знаю, прежде всего, бразильским фермерам, которых поддерживает их правительство, отказывающееся прислушаться к опыту других стран. Известно, что соя, выращенная в Амазонии, продается европейцам и китайцам, которые кормят ею свой скот. Короче, все крутится вокруг говядины.
– Все это так, но есть еще кое-что, о чем никогда не говорят. Чтобы понять, какие силы поддерживают вырубку лесов, надо проследить всю цепочку от начала до конца и узнать, кому это выгодно. И тут я кое-что обнаружила: за ниточки в Амазонии дергают иностранные инвесторы. Это… большие финансовые компании и крупные западные банки.
– Эти компании находились в небоскребах, которые подожгли?
– Ну, если честно, не все.
– А подробнее можешь?
– Если говорить по порядку, то первой в Балтиморе нападению подверглась башня «Ти-Роу-Прайс».
– Верно.
– «Ти-Роу-Прайс» – одна из американских финансовых компаний; вложила в сумме девять миллиардов долларов в два гиганта бразильского агробизнеса, которым принадлежит большая часть рынка сои и которые активно участвуют в вырубке лесов.
– Понял.
– В Велли-Фордж сгорело здание «Вэнгард». Та же история.