Анна задумчиво покачала головой.
Нам подали нашу еду, от которой шел пар.
– Выглядит аппетитно, – сказал я.
Анна не ответила.
– И пахнет замечательно, – добавил я.
Но Анна по-прежнему молчала, глядя в пустоту, погруженная в свои мысли.
Затем она посмотрела мне прямо в глаза:
– Ты хорошо ко мне относишься, Тимоти?
– Хм… да, очень.
Я не ожидал подобного вопроса.
Анна виновато на меня посмотрела и слегка ко мне наклонилась.
– Я должна тебе кое в чем признаться, – сказала она извиняющимся тоном.
Я нахмурился.
– Я бы хотела, чтобы ты узнал меня получше, и не только внешне, – добавила она.
– Согласен.
– Чтобы ты узнал… о моих странностях.
– Если ты настаиваешь…
– Ну вот, – сказала она, глубоко вздохнув, – прежде всего, мне недостает боевого духа, я переключаюсь на посторонние вещи, когда нужно совершить усилие. Потом… я недостаточно сопереживаю чужому горю. Что еще? Ах да… Мои ступни, скажем… они великоваты для моего роста. Я…
– Но с чего ты вдруг решила мне все это рассказать?
– Постой, я еще не закончила: я делаю орфографические ошибки в любом, даже самом коротком тексте. А еще я полностью зависима от шоколада. Просто шоколадная наркоманка. И у меня нет сил бороться с этой зависимостью. А еще… Да, я довольно часто откладываю на завтра важные дела. Ну вот, что ты об этом думаешь?
– Думаю, тебе придется долго сидеть без работы.
– Тупица, – сказала она, давясь от смеха.
Затем она адресовала мне ангельскую улыбку, от которой растаяла бы даже каменная глыба.
– Ты все еще хорошо ко мне относишься?
– Что же… скажем, я нахожу тебя менее совершенной…
– И…
Я ужасно хотел немного помучить Анну, но ее пленительная улыбка взяла верх над моей жестокостью.
– И… все-таки ты мне нравишься.
Ее глаза победоносно засияли.
– Ну вот, – сказала она удовлетворенным тоном, улыбнувшись.
– Что «вот»?
– Что и требовалось доказать. Наши недостатки не влияют на то, как нас оценивают. Напротив, – добавила она, пожав плечами, – они делают нас более человечными.
– Ты хочешь сказать, что глупо с моей стороны бояться выступать на публике?
– Да. Так что у тебя тоже есть недостаток…
Она снова лучезарно улыбнулась и добавила:
– Тем не менее ты мне нравишься.
– Угу… А знаешь, ты была не особенно естественной до сегодняшнего дня. Пока мы работали вместе, ты исполняла роль эксперта, предельно отстраненного… Но последние два часа у меня такое впечатление, что я общаюсь с другим человеком!
Она спокойно сделала глоток вина.
– Видишь ли, считается, что в рабочей обстановке менеджеры, чтобы добиться успеха, должны быть совершенными… Порой это заставляет нас играть роль безупречных профессионалов… Ну а что касается меня, напоминаю: я оказалась не на высоте. Доказательство: меня уволили.
– Эта телепередача для меня – тоже в некотором роде дело профессиональное.
– Да, но ее не будет смотреть твое начальство. У тебя его больше нет, помнишь об этом?
– У меня никогда его и не было.
– Тем более. А телезрители – это обычные люди, которым плевать на твои недостатки. В любом случае, я думаю, проблема не в этом.
– То есть?
– Ты сам не принимаешь себя таким, какой ты есть…
– Ну не знаю…
Она поставила свой бокал и наградила меня улыбкой, искренне доброжелательной, но еще более соблазнительной.
– Принятие наших недостатков освобождает нас от посторонних суждений.
Я тоже глотнул вина, обдумывая ее слова. Ее аргументы задели меня за живое.
– Во всяком случае, – сказала она, – тебе когда-нибудь приходилось видеть людей без недостатков?
– Что ж… ну, например, Барри Кантор. Если честно, у этого парня есть все: хорош собой, умен, отлично себя держит, элегантен, да еще и при большой должности… Никаких недостатков.
– Поверь мне, людей без недостатков не существует.
– Я…
– Подожди! – отрезала она, сделав мне знак замолчать. – Смотри!
Бегущая строка внизу экрана сообщала: «Поджигатель небоскребов арестован». Звук телевизора был выключен, но субтитры работали. Журналист объяснял, что расследование позволило задержать самого разыскиваемого преступника в стране. Затем на экране появились двое полицейских, которые придерживали с двух сторон мужчину лет шестидесяти или чуть старше, закованного в наручники.
– Боже мой! – сказала Анна, покачав головой.
– Что такое?
– Это невозможно…
– Что? В чем дело?
Анна не сразу ответила. Она словно остолбенела, взгляд ее был прикован к экрану, лицо помрачнело.
Она досмотрела сюжет до конца и повернулась ко мне.
– Это невозможно, – повторила она. – Я знаю этого человека. Это Илан Уокер, бывший сотрудник Форт-Мида. Я встречалась с ним пару раз. Это самый мягкий и гуманный человек, которого я когда-либо знала. Он не способен совершить ничего подобного.
– Не знаю, что и сказать… Думаю, они арестовали его, имея неопровержимые улики…
– Илан добрейшей души человек, совершенно безобидный. Из тех, кто, не задумываясь, простит тебя, если ты украдешь у него машину или прилюдно дашь пощечину.
– Ты же знаешь не хуже моего: в большинстве уголовных дел соседи обвиняемого в преступлении до последнего утверждают, что тот всегда был милым, любезным и отзывчивым парнем.
– Но в данном случае это просто невозможно! Я уверена!
– Кажется, ты все же ошибаешься…
Анна вдруг схватила меня за руку:
– Это не он! У меня есть доказательство! Я вспомнила!
– Какое доказательство?
Она посмотрела мне прямо в глаза:
– Этот человек – пирофоб.
– Кто?
– Пирофоб. У него фобия огня. Он не выносил, даже если кто-то закуривал при нем сигарету. Просто не мог оставаться поблизости.
Это явно был тревожный момент…
– Надо что-то сделать, – проговорила Анна. – Нельзя позволить им покарать невиновного! Это очень ранимый человек, кроме того, он потерял единственного сына, и больше у него никого нет. Он просто не выдержит в тюрьме…
Я начинал ей верить.
– К сожалению, я не знаю, что тут можно сделать…
– Лучший способ оправдать его – найти настоящего преступника.
– Анна…
– Это единственный выход.
– Послушай, Анна, я понимаю, куда ты клонишь, но напоминаю тебе, я вышел из дела. И потом, ФБР тоже прекратило расследование, у них есть обвиняемый, ты не сможешь заставить их заново открыть дело. Не считая того, что ты теперь тоже вне игры…
Анна не ответила, но ее огорченный взгляд отозвался болью в моем сердце.
Мы попросили счет и через десять минут вышли на улицу. В неловкой тишине молча шагали по тротуару Хьюстон-стрит, когда я услышал за спиной звук взревевшего двигателя, но не придал этому никакого значения.
Внезапно Анна, двигавшаяся справа от меня, испустила крик, резко дернув меня за руку:
– Осторожно!
В ту же секунду резкий удар в левое плечо сбил меня с ног, и я покатился по асфальту, вращаясь вокруг своей оси. Анна, отчасти удержав меня во время падения, уберегла тем самым мою голову от удара о тротуар.
Рев мотора удалялся прочь. Я оглянулся и заметил черный минивэн, скрывшийся с места преступления на большой скорости.
– Все в порядке? – спросила Анна.
– Все будет хорошо, – ответил я, вставая.
Плечо болело, но я уцелел.
Улица была почти пустынна. Ни пешеходов, ни велосипедистов, которых следовало бы объезжать: у автомобиля не было никакой причины делать резкий вираж, поравнявшись со мной.
Я был шокирован и одновременно перепуган: за наездом четко угадывался чей-то злой умысел.
Но ситуация представлялась столь невообразимой, что намного проще было считать все случайностью. Возможно, этот тип за рулем болтал по телефону, или чихал, или я не знаю что еще…
Это напомнило мне сцену одного из моих романов. Герой едва не попал под машину и спасся в последний момент благодаря человеку, который дернул его на себя, как это сделала Анна. Только впоследствии этот человек оказался сообщником преступника. Он спас герою жизнь, чтобы завоевать его доверие, а внезапный вираж автомобиля был постановкой, воплощенной с известной целью.
– Он хотел тебя убить, – сказала Анна.
Автомобиль уехал. Вокруг нас не было ни души, настоящая пустыня. Так что искать кого-то, кто, возможно, запомнил номер машины, попросту не имело смысла.
– Ну не знаю… В любом случае, если бы не ты, у него бы получилось, это точно…
– Я обернулась, услышав, как он приближается, и увидела, что он несется по тротуару. Тебе повезло, что тебя задело зеркалом заднего вида: оно сложилось при ударе, поэтому-то он и оказался не таким сильным. Как плечо, нормально?
– Думаю, да, – сказал я, осторожно массируя его правой рукой.
– Черт, все это пугает…
Как бы то ни было, мне с трудом верилось, что меня хотели убить. Конечно, не стоит забывать об угрозе, написанной на стене в моей спальне. Мне было предписано остановиться, но ведь именно это я и сделал: остановился!
– Ты никого не предупреждала о том, что попытаешься убедить меня продолжить поиски, прежде чем мы с тобой встретились? – спросил я.
– Нет. Ведь это произошло совершенно непредвиденно. Я узнала об аресте Илана Уокера в то же время, что и ты, и только после этого заговорила с тобой о необходимости продолжить поиски.
Во всем этом не было никакого смысла…
– Или же, – выдвинул я новую гипотезу, – за мной следили с самого утра. И когда увидели, что мы с тобой встретились, неправильно это истолковали.
Анна на некоторое время задумалась.
– Ты единственный, кто может его идентифицировать. Он, конечно, это понял… И теперь ты представляешь для него постоянную угрозу. В любой момент ты можешь обнаружить его и выдать. Отныне его жизнь в твоих руках! Поставь себя на его место: он не может так рисковать. Было бы настоящим безумием оставить тебя в живых.
Слова Анны произвели на меня эффект холодного душа.