Он скрестил руки на груди:
– Вы можете представить себе хотя бы на секунду, что меня арестуют на публике, на площади перед башней, на глазах у всех перед телекамерами?
– Я… предлагаю вам спасти свою жизнь…
– И речи быть не может.
Я ждал чего угодно, только не этого. Я никогда не подумал бы, что образ может оказаться для него важнее, чем жизнь, что он предпочтет умереть, сохранив свой имидж, вместо того чтобы остаться в живых, уничтожив его.
– Вы правы, – сказал я, – оставайтесь. Смерть для вас ничего не изменит, потому что вы никогда и не жили. Если вы так прикипели к своему имиджу, значит вы давно уже мертвец.
Стоя в отдалении за полицейским оцеплением, Роберт Коллинз ждал продолжения событий в окружении пожарных, копов и неизбежных зевак, столпившихся за заграждением.
Со всех сторон доносилась невообразимая какофония сирен. Полицейские направляли мощные лучи прожекторов на башню.
К Коллинзу только что присоединилась Анна Сондерс. Он очень удивился, увидев ее. Как и в предыдущий раз, на месте взрыва банановоза. Она страшно нервничала, по щекам у нее катились слезы, и она не сказала ему ни слова. Анна не сводила глаз с выхода из небоскреба, беспрерывно кусая губы.
Сам Роберт был спокоен.
Люди бежали по Пятьдесят второй улице и дальше, до самой авеню.
– Уходите к Пятьдесят третьей, здание сейчас рухнет! – крикнул кто-то в громкоговоритель.
Беспорядочная толпа зашевелилась.
Роберт сказал себе, что нью-йоркская полиция организована гораздо хуже вашингтонской.
Вдруг он заметил Гленна, который шел ему навстречу.
– Ну что там? Кантор сказал мне по телефону, что ты схватил поджигателя?
Гленн покачал головой:
– На самом деле… я почти взял его, но ему удалось уйти.
Роберт, не веря своим ушам, не сводил с него глаз.
– Ты настоящий лузер, – сказал он с ухмылкой.
Гленн кивнул, едва заметно улыбнувшись. Роберт ждал, что он достанет из кармана шоколадного мишку, как делал это каждый раз, когда он пытался его уколоть, но нет.
На улицах, в отдалении и рядом, повсюду, раздавались крики.
Анна Сондерс, стоя рядом с ним, снова заплакала.
Поджигатель сбежал…
Несомненно, это была плохая новость для бюро… Но для него самого, скорее, хорошая. Коллинз один удостоится благодарности президента, когда тот узнает, что он сделал.
Он повернулся к Гленну.
– Здание не упадет, – сказал он, не скрывая своего удовлетворения.
– С чего ты это взял?
– Посмотри внимательно на фасад.
– Да, ну и что?
– Ты видишь, что он блестит сильнее, чем фасады других зданий?
– Да, пожалуй…
– Это вода течет, – гордо заявил Роберт. – Я прибыл вовремя и заранее включил систему пожаротушения. Пожара не будет.
Гленн поморщился и медленно покачал головой:
– Это ничего не изменит. Я как-то звонил по этому поводу коллегам в Балтимор, Чикаго и Вэлли-Фордж, и они сказали мне, что разбрызгиватели включаются автоматически, когда начинается пожар. Но это не помешало всем этим небоскребам рухнуть. Они сообщили, что поджигатель, безусловно, разместил взрывчатку рядом с электрическими щитками, где спринклеров нет. Когда начинается пожар, основание раскаляется добела, жар распространяется по всему металлическому каркасу, и тот начинает плавиться. Огню не нужно подниматься по всем этажам.
Роберт выдержал удар.
– Почему ты никогда не говорил мне об этом?
– Ты никогда не задавал мне вопросов, ты же предпочитаешь работать в одиночку, сам по себе.
– Ты самый бесполезный из всех, с кем я работал.
Роберта переполняла злость. Если башня рухнет, он выкрутится, обвинив Гленна в намеренном сокрытии информации, и того уволят, это точно.
Он заставил себя успокоиться, чтобы попробовать сосредоточиться.
– И все же здесь все иначе, – сказал он в конце концов. – Потому что я включил разбрызгиватели до начала пожара. Это все меняет. Вот почему вода бежит снаружи. Она, конечно, затопила и подвал, и электрические щиты. Пожар не начнется.
– А я говорю тебе, что башня рухнет.
Вдруг раздался грохот, глухой и страшный грохот подземного взрыва, от которого задрожал асфальт. Эта дрожь отозвалась внутри Роберта, словно все его тело внезапно завибрировало.
Со всех сторон послышались вопли.
Анна, по-прежнему стоя возле него и не сводя глаз с башни, снова зарыдала.
Роберт проклинал Гленна, который в очередной раз оказался прав.
Краем глаза он заметил крысу, спасавшуюся в уличном водостоке.
И тут ему показалось, что он увидел пламя, да, пламя за стеклами, на всех этажах, в то время как вода продолжала стекать по фасаду башни.
Как такое возможно? Как такое возможно?
А потом кто-то закричал:
– Смотрите! Из башни кто-то выходит!
Роберт прищурил глаза, вопли усилились. И в самом деле у подножия башни появился человек и побежал в их сторону, один на огромной площади перед небоскребом, на пустынном перекрестке.
– Боже мой, это Фишер, – сказал Гленн. – Он никогда не может убраться вовремя…
Все глаза были прикованы к Фишеру, толпа затаила дыхание, но внезапно тот остановился на месте и сделал движение назад.
– Что он творит? – сказал Гленн, ошарашенно вскинув брови.
И тут Роберт почувствовал, как на него стала напирать стоявшая сзади толпа; люди опрокидывали заграждения, теснили его и бежали… по направлению к башне.
Они совсем рехнулись!
Роберт обернулся и… оцепенел.
Он не мог поверить своим глазам.
Напротив него, на Пятьдесят второй улице, другое здание, огромный небоскреб, объятый пламенем, раскачивался в ночи, готовый рухнуть.
Пораженный и сбитый с толку, Роберт попятился, инстинктивно, как и все остальные.
– Это башня «Блэкрок»! – крикнул кто-то. – Башня «Блэкрок» падает!
Роберт вытаращил глаза.
«Блэкрок»…
Небоскреб «Блэкстоун» возвышался в ночи, безмолвный и… мокрый. Вода струилась по стенам, его стеклянный фасад, сверкающий, как зеркало, отражал танцующее пламя другой горящей башни.
Роберт понял, что он только что разрушил, затопив водой, штаб-квартиру главного союзника президента.
34
На следующее утро, когда я открыл глаза и вспомнил, где я, то не смог удержаться от довольной улыбки: в собственной мягкой постели, в своей комнате, в своем уютном доме в Квинсе. А рядом лежала Анна. Мы не смогли расстаться накануне вечером и вместе отправились ко мне. Было уже поздно, и я так устал, буквально валился с ног, поэтому рухнул в кровать как камень, даже не успев закрыть ставни.
Солнечные лучи просачивались сквозь белые шторы, и в тонком просвете между ними я заметил краешек голубого неба. Весна наконец-то решила заявить о себе.
Анна еще спала рядом со мной. Я любовался ее длинными, нежно загнутыми ресницами и прелестными прядями волос, разбросанными по белому льну наволочки. Я долго смотрел на нее в тишине, созерцая спокойные черты ее лица, нежные ноздри, слегка раздувавшиеся в ритме дыхания; я чувствовал, что счастлив быть здесь, рядом с ней, слушать ее легкое тихое дыхание и видеть ее рядом.
Погруженная в сон, она выглядела хрупкой и уязвимой, ничуть не похожей на свирепую львицу, какой она предстала передо мной накануне. Мне очень нравились обе версии, две совершенно разные грани одного человека.
Анна, видимо, почувствовала мой взгляд, потому что она открыла глаза, и легкая улыбка показалась на ее пухлых губах.
Сидя на ковре, Аль-Капоне смотрел на нее с неодобрительным видом. В конце концов он вспрыгнул на кровать и улегся между нами, повернувшись к ней спиной.
– По-моему, все предельно ясно… – прошептала Анна сонным голосом.
Мы провалялись в постели все утро, пока не проголодались.
– А что, если нам устроить пикник в Центральном парке? – предложила Анна.
– Если тебе так хочется…
– Я ни разу там не была, по-моему, это прекрасная идея, и погода отличная.
– Идет.
– Только тебе, наверное, для начала стоит сходить в душ.
– Почему это?
– Система пожаротушения не справилась с запахом двух океанских ванн. От тебя несет йодом и водорослями.
Я не смог удержаться от улыбки.
– Мы знакомы всего неделю, а ты уже разговариваешь со мной, как будто мы женаты десять лет.
– А ты ведешь себя так, будто женат на мне лет двадцать!
Я залез под душ, потом натянул старые джинсы и свитер, и уже через час мы уплетали сэндвичи на маленькой уединенной лужайке в Грейт-Хилл, на севере парка. Со всех сторон нас окружали деревья, так что было совершенно невозможно поверить, что мы в центре огромного города.
Мы старались говорить только о легких и приятных вещах, желая лишь одного – хорошо провести время, наслаждаясь лучами весеннего, столь долгожданного солнца.
Но в какой-то момент каждый из нас осознал, что это было неизбежно: мы должны снять напряжение последних дней, и самым эффективным было выложить все без остатка, только тогда мы сможем перевернуть эту страницу и жить дальше.
Так что мы прокрутили с самого начала всю ленту событий, с момента нашей первой встречи. Мы поговорили о Гленне, который присоединился к нам накануне на площади у подножия небоскреба. Мы отошли подальше от толпы, и он рассказал нам о встрече с Николасом и обо всем, что он узнал прежде в ходе расследования, о том, что финансовые компании несут ответственность за проблемы с экологией. Он также поведал о том, что сам накануне вечером объявил Кантору: мол, ситуация под контролем и башня не упадет. То, что я принял за рисовку перед лицом смерти, таким образом, было всего лишь игрой. Полиция пустилась на его поиски, но Кантор покинул здание, воспользовавшись всеобщей паникой. Гленн думал, что тот будет объявлен в международный розыск, хотя неизвестно, к чему это приведет. При этом Гленн был более чем когда-либо настроен вершить правосудие и готов был преследовать Кантора хоть на краю света.