Девушка приблизилась к нам в крайнем возбуждении.
– Вы же Барак Антор? – спросила она с блеском в глазах.
– Барри Кантор, – поправил тот.
– О да-а-а! Я видела вас по телевизору! Можно с вами сфотографироваться?
И, не дожидаясь ответа, она протянула мне телефон, не сводя глаз со своего героя.
– Пожалуйста, не могли бы вы снять нас? – попросила она.
Она встала рядом с Кантором, вся обратившись в улыбку.
– Сделайте несколько кадров! – велела девушка.
Я повиновался.
Потом она буквально вырвала телефон у меня из рук и устремила взгляд на меню устройства, чтобы посмотреть, что получилось.
– Супер! – сказала она. – Я просто счастлива.
Мы вышли из ресторана, и Барри Кантор вместе со своим телохранителем погрузился в большой черный седан, ожидавший его у входа. Хлопнули дверцы, и машина тотчас же тронулась.
Роберт Коллинз бросил взгляд на часы и покачал головой.
– И все ради этого? – бросил он.
На сей раз он был прав.
6
Обратный путь занял меньше времени, теперь автомобиль агентов следовал за нами. Получив свободу для маневров, Анна продемонстрировала откровенно спортивный стиль вождения, и мне стало интересно, уберегло ли ее сотрудничество с ЦРУ и ФБР от вездесущих радаров.
– Как вам кажется, мистер Фишер, насколько вы трусливы?
Я был обижен подобным вопросом. Неужели Коллинз и Джексон доложили ей о моей боязни высоты, о моей нерешительности перед тем, как сесть в вертолет?
– К чему этот вопрос?
Анна включила поворотник и обогнала впередиидущую машину.
– Потому что, если вы трусоваты, практика предвидения может отравить вам существование до конца ваших дней.
Я весь напрягся:
– Не знаю, насколько я труслив, но вы меня реально пугаете. Вы умеете продать ваши услуги…
Женщина спокойно улыбнулась.
Загорелся желтый сигнал светофора, и она надавила на газ, чтобы проскочить перекресток, заставив мотор взреветь.
– Боязливые люди склонны фантазировать, точнее, придумывать себе фильмы-катастрофы. Прежде чем сесть в самолет, они начинают воображать, что он рухнет; стоит им встретить подозрительного типа, как они уже видят, что он хватает их за горло, а когда им приходится выступать на публике, они заранее представляют, что их освистывают…
– А разве не всем нам это свойственно?
Она улыбнулась и бросила на меня лукавый взгляд:
– Вовсе нет.
– Ладно, и в чем тут проблема?
– Когда человек трусоват и обнаруживает у себя дар интуиции, когда он узнает, что в его голове может внезапно возникнуть достоверная информация, есть риск того, что он спутает свои внутренние страхи с картинами предвидения, примет за достоверную информацию фильмы-катастрофы, которые рождаются в его мозгу. И если таким образом вы будете убеждать себя, что ваш самолет действительно рухнет, встречный незнакомец действительно вас убьет или ваша аудитория действительно вас освищет, ваша жизнь может стать для вас адом.
– Это радует…
Она улыбнулась и снова прибавила газу, чтобы обогнать следующую машину.
– В таком случае следует научиться отличать свои страхи от предвидения, а это непросто.
Когда мы добрались до Форт-Мида, была уже глубокая непроглядная ночь.
Деревья в парке окутали подступы к маленькому зданию влажной прохладой с ароматами зелени. Слышалось уханье совы, невидимой во мраке.
Анна открыла дверь, и мы вошли. Пол заскрипел под ногами: запах древесной обшивки и полов усиливал ощущение того, что мы оказались в лесной хижине.
Анна быстро приготовила кофе, и мы вернулись в изолированную комнату в конце коридора, где устроились за тем же круглым столом. Она положила на стол пачку белой бумаги, включила перед собой ноутбук, дала мне черный маркер и попросила взять лист бумаги.
– Так на чем мы остановились перед ужином? – спросила она. – Ах да… на разработке методики.
Анна отпила кофе.
– Инго Свонн, – продолжила она, – провидец, который с самого начала участвовал во всех опытах вместе с Гарольдом Путхоффом; он считал собственный дар способностью, вообще свойственной человеку, полагал, что ее может развить каждый. Так что вместе с Путхоффом они поставили себе задачу обучить этому других. Много лет ученые работали над методикой, нацеленной на то, чтобы получать доступ к предчувствиям по команде. Эту методику назвали «Remote Viewing»[7]. Именно ей я и начну вас обучать. Но поскольку времени у нас нет, мы будем делать это в ускоренном режиме. Вам нужно постараться ухватить суть…
– О’кей.
– Мне придется быть очень требовательной, а вам – не отставать от меня.
– Сделаю все, что смогу.
– Начнем с быстрого теста на восприятие.
– Теста на экстрасенсорное восприятие?
– Просто на восприятие.
Любопытно, какое отношение это имеет к делу…
Анна открыла папку, лежавшую на столе, и вынула из нее несколько листков.
– Я буду показывать вам изображения или воспроизводить звуки, а вы должны записать ваши ощущения.
– Хорошо.
Она протянула мне первую картинку.
На ней мужчина с женщиной сидели за столиком в ресторане. У мужчины блестели глаза, а рука женщины зависла прямо над его рукой. Он явно был влюблен, но она? Она собиралась взять его за руку или, наоборот, хотела убрать свою?
– Запишите то, что вы ощущаете.
Я взял маркер и написал:
«Влюбленная парочка».
Анна нажала на несколько клавиш в ноутбуке, и я услышал запись вопля, леденящего кровь. Как будто тот, кто кричал, только что увидел ожившего мертвеца или серийного убийцу, который собирался на него напасть. Но я сомневался… Это был крик ужаса… или боли? В конце концов я выбрал страх.
«Крик ужаса».
Новая запись.
Стоны, страдание. Это был женский голос. Роды? Пытка? Затем стоны стали громче и чаще и завершились серией вскриков. Тут не могло быть сомнений… Я почувствовал, что краснею. Анна хранила невозмутимость.
«Женский оргазм».
У меня возникло подспудное ощущение, будто я попал к ненормальным. Что я здесь делаю?
Затем было еще одно изображение и еще одна запись, и наконец Анна решила устроить разбор.
– Изображение номер один: что вы почувствовали?
– Влюбленная пара.
– Что навело вас на эту мысль?
– Ну… взгляд, положение руки… Это кажется мне достаточно очевидным, разве нет?
– Аудио, которое последовало за картинкой, что вы услышали?
– Крик ужаса.
– Откуда вы знаете, что это был крик ужаса, а не радости или, например, боли?
– По интонации.
– А что с ней?
– Она заставила думать скорее о страхе, чем о чем-то другом.
– «Заставила думать»… Но вы смогли почувствовать страх кричавшего в этом звуке?
– Нет, конечно не почувствовал. Я внимательно прослушал запись и сказал себе, что, возможно, подобный звук характерен для страха, ужаса.
– О’кей. Запись номер два, что с ней?
Я сделал глубокий вдох:
– Если вам действительно хочется, чтобы я произнес это вслух, пожалуйста. Это женский оргазм.
– Почему вы решили, что речь идет об оргазме?
К моим щекам вновь прилила кровь. Глупо, но я не мог этого контролировать.
– Это кажется очевидным, нет?
– Что заставило вас так подумать?
Мне стало по-настоящему жарко… до удушья. И вдруг я разозлился на Анну за то, что мне приходится все это терпеть. Ситуация приводила меня в ярость. В какие игры она вздумала играть, в конце-то концов?
Я через силу взглянул ей прямо в глаза:
– «Что заставило меня так подумать?» Опыт. Когда мужчине удается добиться чего-то подобного от женщины, он этого не забудет, поверьте мне.
Она откинулась на спинку кресла и спокойно посмотрела на меня:
– Откуда вы знаете, что она не притворялась?
Это что, диалог сумасшедших? Я нервно запустил пальцы в волосы.
– Ну это же очевидно, по-моему…
– Как вы можете быть в этом уверены?
Я начал что-то бормотать, обливаясь потом, и она, видимо почувствовав наконец, что перешла черту, включила новую запись, а потом показала мне еще одно изображение.
Затем она собрала свои бумаги, лежавшие на столе, скрестила руки и посмотрела мне в глаза:
– Тест окончен.
Самое время.
– Ладно, так по каким пунктам я оказался прав? – спросил я в некотором раздражении.
Молчание, ее взгляд по-прежнему был прикован ко мне.
– Ни по одному. Ноль.
Я был раздавлен.
– Вы уверены? Все же…
– Это были не ощущения.
– Что?
– Ваша цель заключалась в том, чтобы записывать ощущения.
– Да…
– Ну вот, а все, что вы записали, – это не ощущения.
– Как это?
– Это интерпретации.
– Я вас не понимаю.
– Возьмем первое изображение. Ваше ощущение – это взгляд мужчины и движение руки женщины.
– Ну да!
– И вы сразу же интерпретировали этот взгляд и этот жест в определенном смысле: любовные отношения. Но смысл предоставил вам ваш разум, это не имеет отношения к чистому ощущению.
– Возможно, но признайте, что такая интерпретация вполне допустима…
– Вопрос не в этом…
Я глотнул кофе и откинулся на спинку стула. Вероятно, в абсолютном смысле она не ошибалась, но все же я не мог избавиться от чувства, что она играет словами.
Анна не сводила с меня глаз, как будто пытаясь уловить малейшие нюансы моей реакции.
– Когда мы обратимся к вашей интуиции, вам предстоит ощущать вещи. То, к чему интуиция приведет ваш разум, – это и есть чистая информация. Если вы станете ее интерпретировать, вы ошибетесь в девяноста пяти процентах случаев.
С этой точки зрения, все, конечно, выглядело иначе…
Ладно, хорошо, мне нужно будет об этом помнить и не дать себе попасться в ловушку вполне естественного стремления придать определенный смысл полученной информации.
– Теперь вернемся к существу дела, – продолжила Анна. – Я прошу вас точно и полно записать все, что я вам сейчас скажу.