Я медленно приоткрыл дверь, выглянул в коридор и успел заметить локоть стражника.
Зараза.
Переглянулся с Медведем. Тот жестом предложил заколоть японца через стену, но этот вариант я отмёл. Убить успеем, а пока…
Я тихо встал прямо напротив двери, а затем резко её отворил. Стражник растерялся, отпрыгнул от двери, развернулся и замер. Очень удивился, когда из пустой комнаты показались двое человек в масках, причём оба были выше его на голову. Бедолага забегал глазами между мной и Медведем, будто гадая, кто из нас страшнее.
Думаю, в камуфляже таковым был Медведь. Покрупнее, взгляд дикий из прорези на маске. Если б ещё оскал показал, так бедолага бы обделался на месте. Но загадка для него так и осталась загадкой. Пока он не раздумывал, я вырубил его кулаком, а затем мы двинулись дальше по коридору, вычисляя, где находится Азуми.
Когда проходили мимо окна, выходящего на площадку, Изаму садился на расстеленный коврик и снимал с пояса мечи. Дэйчи подал сигнал, и один из самураев, державший перед собой завёрнутый в шёлковую ткань меч, двинулся к нему.
— Тут хороший обзор, — сказал Медведь.
Я кивнул. Если не успеем вытащить Азуми, он прервёт ритуал, расстреляв самураев из ружья.
Если сэнсэй так хочет погибнуть с честью, пусть делает это не в мою смену. Ну или учится новым традициям. Скоро всё равно придётся менять японские устои, так почему же не начать прямо сейчас?
И всё же лучше поспешить. Вмешательство будет дорого стоить. Мы могли считать японцев странными и смотреть свысока, но если грубо нарушить их правила, они тоже сдерживаться не станут.
Между военной хитростью и позорным обманом грань очень тонкая.
Оставив Медведя сторожить, я двинулся дальше. По пути попались еще двое, но оба слишком увлеклись происходящим на улице, так что не пришлось даже напрягаться.
А вот когда я добрался до помещения, которое выходило на балкон, всё внутри сжалось в пылающий вспыхнувшим гневом комок.
Сраный придурок повалил Азуми на пол, зажал ладонью рот и торопливо задирал подол белого кимоно, покрытого брызгами крови. Девушка брыкалась, била урода руками, пыталась скинуть с себя, но всё тщетно. Ублюдок лишь пыхтел, ворчал и уже заносил руку для очередного удара.
Комок гнева мгновенно превратился в леденящую спокойную ярость. Мимолётная мысль напомнила, к чему это привело в прошлый раз, и мне удалось сохранить рассудок. И было ещё что-то. Странное чувство, одновременно новое и вроде бы знакомое. Но пока понять его было сложно. Разум держался на грани хладнокровия и грозил утонуть в ярости в любой момент.
На одном выдохе я проскочил от входа к замахнувшемуся япошке и лёгким движением меча отсёк ему руку по локоть.
— Азуми!
Она расширила веки, увидев меня. А вот гаденыш не сразу понял, что произошло. Повернул голову в сторону валяющегося обрубка, а затем поднял взгляд на меня.
И тут его голова покатилась по полу.
Я отшвырнул тело в сторону, поднял Азуми и чуть ли не понёс её к балкону.
— Я… Он…
На неё плавно накатывала истерика. Белое кимоно наполовину покраснело, а ссадины на лице наверняка приносили тупую боль, но успокаивать придётся позже. А сейчас я уже с грохотом отшвырнул дверь, что та чуть не вылетела из рельс, рванул вперёд, как вдруг…
Прогремел выстрел.
Затем лязг стали, а через мгновение мы увидели, что Изаму сидит с обнажённым торсом, готовый вспороть себе брюхо, а Дэйчи навис над ним с пустыми руками, из которых выбили меч. Сам клинок, переломленный посередине, валялся у ног самураев.
На секунду повисло удивлённое молчание.
— Отец! — воскликнула Азуми.
На японском, но я уже запомнил это слово.
Изаму обернулся. Дэйчи тоже. И вся его свита вдруг подняла взгляды в нашу сторону.
— Твою ж матушку… — вздохнул я. А затем громко крикнул на японском: — Уходим!
Бросил на площадку россыпь дымовых бомб, а сам подхватил Азуми и рванул в обратную сторону.
Японка наконец-то пришла в себя и уже бежала сама, но сырое отяжелевшее кимоно путалось в ногах.
В дверях показался Медведь.
— За мной!
Коридор. Послышались шаги и голоса стражников. Мы возвращались к спальне Дэйчи, но впереди мелькнули тени то ли слуг, то ли бойцов. Проверять мы не стали. Пришлось свернуть в ещё один коридор.
В противоположном конце снова показались японцы, но мы успели добраться до ближайшего окна и выпрыгнуть наружу, прежде чем началась стрельба.
Приземлились жестко. Было больновато, к тому же перед прыжком подхватил Азуми, а под окном была мощёная камнем площадка. Но пришлось стиснуть зубы и бежать дальше. Хотя изо всех окон уже палили из ружей, выстрелы били по защитному полю, с каждым разом ослабляя его, пока мы не скрылись за постройками.
Нам удалось добраться до крепостной стены, к бойницам, когда впереди появились стражники, патрулирующие стену.
Я вручил Азуми защитный блок, активировал его и отправил в укрытие, а сам с Медведем ворвался в шаткий строй и рубил, уже не заботясь о жизнях.
Враг был намерен нас убить. Жалости тут места нет.
Разобрались быстро. Азуми уже бежала к нам… точнее, от толпы разъярённых японцев.
— Где Аико⁈ — рыкнул Медведь.
В ответ раздалось рычание мотора. Из-за пригорка показалась Аико на моём байке.
Когда планировал дело, одним из важных звеньев обозначил доставку Азуми домой. При любом исходе пришлось бы сражаться, и лучше делать это без оглядки на защиту девушки. Мотоцикл показался лучшим вариантом, но кого посадить за руль?
Я уже хотел отбросить этот вариант и искать другой, но вызвалась Аико. Я не думал, что получится научить её водить байк за несколько часов, но девушка оказалась чрезвычайно талантливой и быстро освоилась.
— Прыгай! — приказал я Азуми.
И она тут же шагнула между бойниц. Но вдруг обернулась и сказала:
— Мой отец. Что с ним?
И тут в её глазах отразилось пламя.
Огромный огненный столб поднялся выше главного дома, заставив всех обернуться.
— Это он, — вздохнула Азуми.
— Сэнсэй?
Но тут половину огня сожрал водяной вихрь. С шипением во все стороны полетел горячий пар, нас оросило дождём. Это, надо полагать, Дэйчи Нагао противостоял пламени Такеды. Блин, они даже по стихиям противоположности.
Со стороны отвлёкшихся японцев начали раздаваться предсмертные хрипы. Это уже Медведь воспользовался случаем, врубился в толпу врагов и принялся колоть их штык-ножом и рубить коротким тесаком, который выбрал из оружейной Такеды.
Его магические эффекты не впечатлили и уж тем более не могли отвлечь от битвы.
— Прыгай! — повторил я Азуми.
И она нырнула вниз, скатившись по наклонной стене прямо к Аико.
А я присоединился к Медведю, использовал последнее оставшееся кольцо боевого пояса и выжег нескольких человек огнём.
Бойцы Нагао решили, что перед ними маг и попятились, но оказались зажаты между конюшнями, амбаром и каким-то домиком, поэтому осторожное отступление плавно переросло в толкучку. И Медведь продолжал проливать кровь, а я присоединился к резне, разил мечом, полыхал огнём и кричал отборным матом от накатившей ярости.
Скоро в толпе врагов началась паника. Нам оставалось только усиливать её новыми смертями, и вскоре сопротивление прекратилось, а храбрецы, что бросались на нас, уже закончились.
Бойцы Нагао обратились в бегство под буйство воды и огня над крышами.
— Оставь! — крикнул я Медведю, который хотел уже ринуться в погоню.
К водяному вихрю присоединились отблески других источников магии. Поменьше, но вместе они начали теснить пламя Такеды.
Мы побежали в обход. В поместье уже царил такой беспорядок, что на нас не обращали внимания ни слуги, ни стража. Все бежали прочь от развернувшейся битвы самураев, чтобы их не задело, и задерживались, только чтобы не потерять близких в хаосе паники.
До площадки добрались без проблем и наконец-то увидели, как сражаются между собой японские самураи.
Изаму Такеда стоял один против Дэйчи Нагао и его свиты. В правой руке катана, в левой короткий меч вакидзаси. Он был объят пламенем, но пламя не трогало его, а наоборот защищало, обжигая врагов.
Дэйчи был ранен. Он злился, скалился, что-то кричал своим подчинённым, рвался вперёд, но его не пускали. Это злило его ещё сильнее.
Мы остановились позади Такеды. Я добавил огня, знатно разрядив аккумулятор на поясе, а Медведь палил из ружья по флангам, чтобы прихвостни Нагао и не думали об атаке. Пламя жалило, оборонялось, но вода и земля, которыми орудовали противники, не уступали ни на шаг. Похоже, мы оказались в патовой ситуации.
Но вдруг Дэйчи удалось-таки снова вырваться вперёд, и он показательно вернул меч в ножны. Такеда мгновение раздумывал, но поступил также. Все самураи вдруг спрятали клинки, а магию утихомирили до небольших аур, что сгущались вокруг них. Такого я раньше не видел, и это немного пугало.
Почему-то такой магический покров напомнил мне о разумном демоне, с которым я сразился в Тунгусе.
— Изаму! — воскликнул Дэйчи.
На груди его кимоно красовался опалённый порез, под которым темнела рана.
— Дэйчи! — рыкнул сэнсэй.
И я понял, что он тоже ранен. Может, не так сильно, но все равно.
Дальнейший диалог я узнал уже потом, когда Азуми перевела его по рассказам отца. Я ничего не понимал, это нервировало, а итог и вовсе поразил до глубины души.
— Если продолжим, погибнем все, — продолжил Нагао. — А наша битва не оставит от этого места ничего, кроме пепла.
Он сделал паузу, чтобы выслушать возражения, если таковые имелись. Но сэнсэй молчал.
Он всё ещё стоял с обнажённым торсом, и жилистое тело было напряженно до предела. Нужно поскорее заканчивать эту схватку и возвращаться домой. Дэйчи продолжал говорить, и я уже подумал, что он это специально, чтобы измотать сэнсэя. Однако я ошибался.
— Пусть сразятся наши воины. С тобой два храбреца. Я не знаю их имён, а лица скрыты за масками, но в доблести им не откажешь.