С лесом — та же петрушка. Дуба, который мне под станины станков нужен был как воздух, как не было, так и нет. Приволокли сосну — сырую, всю в сучках, свежесрубленную. На матицы да стропила такая — поведет и треснет.
Элементарные вещи, азы! Сушить лес надо, выдерживать. Неужели так сложно это понять? Видимо, пока сам не организуешь лесопилку с сушильнями, так и будут привозить всякую дрянь, прикрываясь «нуждами флота». Опять к Лыкову. Опять его отмазки про «нужды государевы флотские» да «недовоз по причине распутицы весенней». Тьфу! Пришлось опять Орлова тормошить, тот — Шлаттера, а Шлаттер — уж не знаю кого там в Адмиралтейств-коллегии… Короче, кое-как, с боем, выцыганили партию сосны посуше да поровнее. Но сколько ж времени и нервов на это ухлопал — уму непостижимо!
Я как белка в колесе метался: то на стройку, то в свою мастерскую, где работа над станками да опытными боеприпасами бурлила, то в контору, где без конца приходилось со снабженцами собачиться да каждую бумажку визировать. Голова пухла.
Все — важное, все — горит! И везде я нужен, везде мое слово — закон, потому как больше положиться не на кого. Я чувствовал себя цирковым жонглером, который десятком шаров крутит, а ему еще парочку подкидывают прямо в лоб.
Стройка века заводского масштаба шла полным ходом. А я на ней — и за главного прораба, и за архитектора, и за движок неугомонный в одном флаконе.
С горем пополам, а земляные работы все же к концу подходили. Котлованы выкопали, площадки под цеха расчистили. Начался следующий этап — стены поднимать да фундаменты под оборудование закладывать. И тут снова засада, да не одна — полезли проблемы, как грибы после осеннего дождя.
Каменщиков толковых на всем заводе — раз-два и обчелся, да и те, видать, больше по части заборы класть, а не заводские стены. Большинство — те же вчерашние солдатики или колодники, которые кирпич отродясь в руках не держали, не то что класть. Приходилось буквально над душой у каждой бригады стоять, на пальцах показывать: как раствор месить погуще, как кирпич класть, как углы выводить, чтоб не заваливались. Я им там на коленке простейшие деревянные шаблоны да уровни из дощечки с отвесом сообразил — ну, чтоб хоть какая-то геометрия у стен была.
И я решил схитрить. Цоколь и фундаменты под печи да станки тяжелые — это святое, тут из кирпича, кровь из носу. Чтобы крепко стояло и огня не боялось. А вот сами стены цехов повыше — из бревен сладим. Это и побыстрей будет, и подешевле, да и плотников рукастых, вроде деда Аникея, на заводе поболя сыщется, чем каменщиков путевых. Аникей за дело взялся с огоньком, старый лис дело свое знает. Подобрал себе ватагу мужиков покрепче, и пошла работа! Рубили из сосны, что мне с таким трудом выбить удалось, срубы для будущих цехов — литейного, кузнечного, механического. У них-то дело спорилось. Бревнышко к бревнышку, паз в паз, мхом конопатили — получались неказистые с виду, зато крепкие, надежные хоромы. Сюда бы еще пропитку антисептическую да огнезащитную, но об этом пока только мечтать. Хотя… креозот из древесной смолы гнать можно. Запишем в «планы на будущее».
Особый пригляд — за литейкой и кузницей. Тут сердце завода биться будет! Печи и горны — старые конструкции, сразу в топку, в смысле, на слом. Для литейки мы отгрохали фундамент под две печи нового образца — эдакий гибрид небольшой доменки (точнее, штукофена, до полноценной домны еще расти и расти) с вагранкой. Шахта высокая, из огнеупорного кирпича (тот еще квест был его достать, Лыков чуть не удавился!), фурмы для дутья снизу, как положено, леточка для чугуна, другая — для шлака. Никаких больше открытых горнов, где половина жара в небо улетает! Я сам каждую печку контролировал, над каменщиками коршуном висел, особенно когда футеровку делали — тут накосячишь, и вся работа насмарку, ни стойкости, ни плавки нормальной не будет. Предусмотрел и отвод газов — трубы кирпичные повыше, чтобы хоть не так в цеху угаром воняло, да и тяга получше. Это вам не средневековые костры для плавки бронзы, тут чугун варить будем!
В кузне тоже всё по-новому: горны с принудительным дутьем от центральной системы (когда ее еще сообразим, конечно, но задел нужен!), с нормальными вытяжными колпаками над каждым, чтобы кузнецы не задохнулись. И главное — отгрохали фундаментище под механический молот! Водоналивной, само собой, на энергию от водяного колеса рассчитываю. Самого молота еще в проекте нет, это Тимохе моему колдовать над ним по моим эскизам, по образцу тех, что уже лет двести как в Европе используют, а то и поболее. Но место готовили с запасом — подушку амортизирующую из бревен и песка утрамбовали, чтобы вибрацией всё здание не разнесло к херам собачьим. Вот это будет силища! Не то что вручную махать, снижая и производительность, и качество ковок. Ручной труд для таких объемов — это каменный век, пора от него уходить, хотя бы в самых трудоемких операциях.
Механический цех я задумал самым светлым да просторным сделать. Оконные рамы большие заказал, чтобы света побольше — нечего глаза портить при свете лучины или тусклой свечи. Стены изнутри велел гладкой доской обшить да известкой пройтись — и светлее, и чище будет, не то что в этих темных норах, где они раньше работали. Пыль меньше будет оседать на станках, а это для точности — первое дело. Пол — деревянный, на лагах, чтобы станки не плясали и не проваливались. Тут будет стоять моя гордость — токарные, сверлильные, может, даже строгальный примитивный со временем сообразим.
Работа шла без продыху, от зари до зари, и в выходные тоже. Я как заведенный мотался: стройка — мастерская — опять стройка. В домике, в Офицерской слободе — не ночевал считай.
Проверял, командовал, матюгался, где надо, проблемы решал. А их — не сосчитать: то гвоздей нет (да, я быстро наладил их массовый выпуск), то скобы не того калибра притащили, то раствор за ночь схватился морозом (пока не додумался известь негашеную добавлять для тепла), то плотники, черти, опять наклюкались… Приходилось быть всем сразу: и инженером, и прорабом, и снабженцем, и нянькой для этих оболтусов. Но вот смотришь, как на глазах стены растут, как мой «образцовый завод» из грязи и палок форму обретает, — и аж дух захватывало! И гордость брала. Мое детище! В муках, со скрипом — рождается!
Главный-то козырь моего «образцового завода» — это чтоб всё крутилось-вертелось не на живой силе, а по уму, от машин. А самой первой движущей силой для всех этих хитростей должна была стать вода. Речка Охта, слава Богу, под самым боком у моей стройплощадки текла — грех таким даром не попользоваться.
Вот только как? Просто перегородить Охту плотиной? Идея-то простая, но тут же озарило: на дворе начало декабря, земля уже каменеет, да и сама Охта скоро ледяным панцирем покроется. Какая уж тут плотина, когда вода встанет! Завод должен пахать круглый год, война каникул не знает.
И решение пришло, в общем-то, из той же оперы, что и древние римляне с их акведуками практиковали, да и здесь, на Руси, для монастырских мельниц порой использовали — деривация! То есть, отвести часть речной воды по специально прорытому каналу. Канал этот можно сделать поглубже, рассчитать уклон, чтобы вода шла с хорошей скоростью, не застаивалась и не так сильно промерзала. А если еще и частично его прикрыть деревянным настилом в самых уязвимых местах — так вообще красота. Воду забирать выше по течению, а само колесо уже ставить на этом канале.
Да, копать… И вот тут-то и вылезла первая серьезная засада. Земля-то уже не просто подмерзла — она схватилась морозом так, что лопаты отскакивали, как от камня, а кирки едва оставляли царапины. Солдатики да колодники, которых Шлаттер отрядил на земляные работы, ковырялись в этой мерзлоте, а толку — чуть. Над площадкой стоял мат-перемат, да только мерзлой земле от этого теплее не становилось. Глядя на это, я понял, что такими темпами мы этот канал будем до второго пришествия рыть.
Так, включаем голову. Как древние викинги в Гренландии могилы копали в вечной мерзлоте? Или как здесь дороги зимой чинят, если что?' Ответ был — огонь!
Пришлось срочно перестраивать тактику. Разбили будущий канал на короткие участки, метров по десять-пятнадцать. На первом участке с вечера раскладывали здоровенные костры из всякого горючего хлама — сучьев, остатков бревен, торфа, благо этого добра вокруг хватало. Костры горели всю ночь, прогревая землю под собой. К утру, когда они прогорали, верхний слой земли оттаивал на полштыка, а то и на целый штык лопаты, если повезет. Тут же на этот размякший участок набрасывались землекопы с кирками, ломами и тяжелыми мотыгами. Их задача была — как можно быстрее выбрать оттаявшую землю, пока она снова не смерзлась в монолит. Работа адова: дым от кострищ выедал глаза, пар от оттаявшей земли смешивался с морозным воздухом, руки коченели даже в рукавицах. Но дело сдвинулось с мертвой точки!
А что меня больше всего удивило, так это то, что в беседе с Орловым я как-то оговорился, что если бы было тут еще около сотни-двух рабочих рук, то можно было бы ускориться. Каково же было мое удивление, когда на следующий день Орлов пригнал рабочих около трех сотен. Сказал, что Брюс прислал за счет казны. Не понятна с чего такая щедрость. Но кто ж будет отказываться?
Пока одна партия рабочих выбирала оттаявшую землю, другая уже готовила следующий участок — таскала дрова, разводила новые костры. И так, конвейером, участок за участком. Конечно, производительность была не очень, но это было всяко лучше, чем просто долбить впустую мерзлоту. Я сам метался между этими кострами и землекопами, подбадривал, где-то и прикрикивал, следил, чтобы дров подвозили вовремя, чтобы люди менялись, грелись у временных теплушек, которые мы соорудили из бочек с горящими углями. Пришлось даже организовать подвоз горячей еды и сбитня, чтобы народ хоть как-то мог согреться изнутри. На меня тогда смотрели косо, но Орлов, о чудо, организовал без вопросов.
Так, в дыму, копоти и на лютом морозе, мы и вгрызались в промерзшую землю, прокладывая путь будущей воде. Канал этот должен был протянуться от точки забора воды выше по течению Охты, этак с версту, а то и