— Что скажешь, Яков Вилимович? — Государь чуть склонил голову. — Слыхал ли ты что-нибудь о лапландских рудах, аль это все сказки дедушкины, для красного словца придуманные? Ох, и хотел бы я с дедом-то твоим, Смирнов, потолковать, уж больно много он, покойничек, знал, чего иным академикам неведомо… — Петр хмыкнул, и в его глазах мелькнул тот самый, уже знакомый мне, хитрый огонек. Он явно что-то подозревал, но не давил, давая мне возможность самому выкручиваться. — Да только вот беда, преставился твой дед, не успел я с ним о делах государственных посоветоваться.
Повисла напряженная тишина. Все всё поняли. Я снова что-то такое «знаю», откуда — неизвестно, но информация, как показывает практика, ценная.
Брюс, откашлявшись, медленно покачал головой:
— Признаться, Ваше Величество, до сего дня не доводилось слышать о таком подробно. Слухи, конечно, ходили разные, но чтобы так конкретно… Однако, если такие залежи там действительно существуют, и руда такова, как описывает господин поручик Смирнов, то это, без всякого сомнения, могло бы стать для нас огромным подспорьем, настоящим подарком судьбы. Особенно в свете тех трудностей, которые мы испытываем с поставками качественного металла из Европы, да и с развитием собственных уральских рудников, которые еще только-только на ноги становятся.
Государь снова посмотрел на меня.
— А ты, Смирнов, головой отвечаешь, что это не сказки поморские, не байки старого деда для отвода глаз? Цена такой ошибки, сам понимаешь, может быть велика, непростительна. Если там пшик окажется, а мы силы и средства потратим…
— Головой отвечаю, Ваше Величество, — твердо сказал я, хотя, конечно, никакой стопроцентной уверенности у меня быть не могло, не экстрасенс же я. — Дед мой попусту языком не трепал, не тот человек был, слова на ветер не бросал. Да и логика простая подсказывает: если шведы оттуда руду не берут, то это еще не значит, что ее там нет и в помине. Может, им и своей пока за глаза хватает, или просто руки не дошли до тех диких, необжитых мест. А для нас это может быть шансом немалым, если по-умному подойти, с расчетом.
Петр медленно, очень медленно кивнул, будто взвешивал каждое мое слово на невидимых, но очень точных весах.
— Что ж… Мысль твоя, Смирнов, хоть и дерзкая, на грани авантюры, но внимания, безусловно, заслуживает. Особенно сейчас, когда война эта проклятая требует все больше и больше доброго железа, да такого, чтобы не подвело в самый ответственный момент, не лопнуло, не согнулось. Яков Вилимович, — он резко повернулся к Брюсу, и голос его стал по-военному четким, — даю тебе срочное поручение: собери все возможные сведения об этих лапландских землях, перетряхни все архивы, подними на уши всех, кого можно. Через купцов наших торговых, что с севером дело имеют, через поморов бывалых, через лазутчиков тайных, если потребуется, хоть из-под земли достань, но чтобы информация была полной и достоверной. Выясни, что там за руды, где они точно залегают, насколько они доступны для разработки, какие там условия. И немедля доложи мне. А мы пока тут подумаем, как этим знанием, если оно подтвердится, с наибольшей выгодой для государства нашего распорядиться. Дело это, конечно, не одного дня, понимаю, но стратегически важное, архиважное.
Он снова посмотрел на меня, и в его глазах я увидел какое-то новое, еще более глубокое уважение, смешанное с легким, почти отцовским удивлением.
— Ты, Смирнов, не перестаешь удивлять, — сказал Государь задумчиво. — Станки диковинные, тактика новаторская, теперь руда лапландская… Голова у тебя и на железяки заточена, и на дела государственные.
Я скромно промолчал. Главное, Государь заинтересовался. Брюс, уверен, информацию добудет. Если подтвердится, это станет новым направлением моей работы. Открытие месторождений — основа промышленности, независимость, мощь государства. Я подкинул идею с колоссальными последствиями.
Разговор не закончился. Государь был настроен поговорить по душам. Визит на завод произвел сильное впечатление.
Тишина после разговора о рудах долго не продержалась. Петр Алексеевич, откинувшись на лавку, внимательно смотрел. Глаза его светились отцовским теплом. Брюс рядом глядел с усмешкой.
— Знаешь, Смирнов, — заговорил Петр мягко, — я сегодня не только на пушки глядел. Я на порядок смотрел, какой ты завел. И на людей твоих, учеников. Впечатлен я, весьма.
Пауза. Я был ошарашен. Похвала за технические новшества — привычно. Но чтобы Петр Великий отметил мои организаторские потуги — это за гранью.
— Порядок, система, обучение, служба безопасности, — усмехнулся он, — это поважнее машин. Машина — железяка. А чтобы работала, нужны люди толковые да порядок железный. У нас с этим беда: разгильдяйство и воровство. А ты, я погляжу, и в железе смыслишь, и в душах людских, и как дело наладить.
Я опустил глаза. Государь продолжал:
— Этот твой «охтинский опыт», Смирнов, по всей Руси внедрять, на все казенные мануфактуры: Тульские, Уральские, верфи. Чтобы везде порядок образцовый, обучение, забота о государевом добре. Чтобы не воровали, дело делали на совесть, каждый рубль на пользу.
Он посмотрел в упор, я понял — сейчас прозвучит важное.
— Думается мне, Смирнов, — понизил он голос, — когда завод твой окончательно на ноги встанет, придется тебе не только Охтой заведовать. Придется и на другие заводы поездить, порядки свои завести. Дело нелегкое, сопротивление будет. Но кто-то должен. А у тебя и хватка есть, и голова варит, и желание дело делать на пользу Отечеству, — бросил выразительный взгляд на Брюса, тот и бровью не повел.
Вот это поворот! Мне, вчерашнему мастеровому, намекают на роль… главного ревизора всея Руси? Или организатора индустриальной политики? Мурашки по спине. К такому размаху я не готов.
Брюс, заметив мое смятение, вставил:
— Ваше Величество, Петр Алексеич, без сомнения, способен и предан. Но, может, дадим ему сперва довести до ума начатое на Охте? Да и «потешный бой» требует подготовки.
— Про «потешный бой» помню, — кивнул Государь. — Эксперименту быть. И это, Смирнов, — голос его стал твердым, — твоя следующая, не менее важная задача. Армия ждет не только фузей, но и новой тактики, беречь солдата. Как наладишь тут все — приступай к подготовке «чудо-полка». Орлов поможет. Людей подбери толковых, обучи премудростям: окопы, гранаты, стрельба. Как будешь готов — дай знать. Сам приеду смотреть, генералов привезу, чтобы увидели, на что способен русский солдат, если научить и вооружить. Но если не получится убедить — сам знаешь. Я и сам не очень то верю в твою затею, да вот что-то свербит в душе, хочется посмотреть что выйдет из твоей задумки.
Он поднялся, аудиенция завершена. Мы вскочили. Атмосфера стала напряженной. На пороге Государь обернулся. Его теплый и дружеский взгляд снова стал жестким.
— Хорошо работаешь, Петр Алексеич, — произнес он, чеканя слова. — Завод — образец. Фузеи — добротные. А вот про окопы да гранаты генералы спорят. Пора им узреть силу твою инженерную и в поле ратном. Готовь полк. И помни, от этого смотра зависит судьба твоей тактики, тысяч солдатских жизней. И моя вера в тебя.
Он вышел. Я стоял, оглушенный тяжестью слов. Брюс положил руку на плечо.
— Держись, Петр, — тихо сказал он. — Государь в тебя верит. А это очень многое.
Я мотнул головой, слов не было. И права на ошибку не было. Да и отступать некуда.
Глава 19
Государева карета, фыркнув напоследок и подняв тучу пыли, скрылась за заводскими воротами, я еще долго стоял столбом, пялился ей вслед. Брюс тоже смотался, на прощание кинув что-то типа «держи темп!». Орлов, державшийся огурцом, шумно выдохнул, словно мешок с плеч уронил.
— Ну, Петр Алексеич, поздравляю! — хлопнул он меня по плечу. — Ты тут такого шороху навел, генералам иным и не снилось! Сам Государь тебя отметил, да еще как! Голова-то не трещит?
— Да чуток есть, — я потер лоб. — Царь-батюшка напомнил мне про еще одну головную боль, похлеще заводской. Полк этот «потешный»…
— А что полк-то? — удивился Орлов. — Дело привычное. Помаршируют, ружьями щелкнут — и вся наука.
— Кабы так, — вздохнул я. — Их же окопы рыть учить надо, воевать по-новому. Вот где собака зарыта. Да и генералам этим доказать, что не дурью маюсь.
Орлов хмыкнул.
— Задачка, прямо скажу, не легкая. Генералы-то наши — быки старые, их с укатанной колеи не спихнешь. Ну да ладно, Яков Вилимович, головастый мужик, чего-нибудь да намудрит, подсобит.
И Яков Вилимович намудрил. Пару дней спустя Орлов притащил ко мне целого полковника — Батурина Афанасия Кузьмича, и объявил: вот, мол, полк под твое «экспериментальное» командование. Полковник оказался мужиком лет под пятьдесят, такой кряжистый, усатый, а зыркает — будто я ему рубль должен, да еще с процентами. А полк… мама дорогая! Салаги желторотые, только от сохи, глазами лупают, фузею в руках как оглоблю вертят. Да и полковнику не очень-то и хотелось поручику подчиняться — где такое вообще видано? Но царев указ — есть закон.
Первым делом я велел выдать им инструмент — мои новенькие лопатки саперные, «смирновские», спецом для них на заводе клепал. Да и фузеи для них особые были припасены, тоже моей конструкции, но об этом позже.
— Вот, господин поручик Смирнов, — пробасил Батурин, еле скрывая ехидную ухмылку, когда мы уже стояли на плацу перед этой шеренгой недоразумений. — Полк в ваше полное распоряжение. Солдатики справные, рекруты последней руки, пороху еще не нюхали. В самый раз для ваших… э-э-э… опытов тактических.
Его офицерье, что поодаль кучковалось, откровенно зубоскалило. Вишь ты, вчерашний фельдфебель, выскочка, инженер какой-то паршивый, будет их, боевых офицеров, воевать учить! Прям на лбу у них написано было, в каждой кривой усмешке.
— Благодарствую, господин полковник, — ответил я, стараясь не показать, как меня это бесит. — Солдаты — что глина, что слепишь, то и будет. А пороху они еще понюхают, не извольте сомневаться.