— Иван, Семен! Давай сверло! Помаленьку! Чуйте металл!
Слесаря взялись за маховик ходового винта. Длинное сверло медленно поползло вперед.
Я прямо дышать перестал. Вот оно… Сейчас…
Кончик сверла ткнулся во вращающийся торец ствола. Секунду тишина, а потом — такой низкий, ровный скрежет пошел. Есть! Стружка пошла! Темная, мелкая, обломками падает. Гришка тут как тут — с кистью да миской с салом — смазывать да убирать, чтоб не мешала.
— Идет! Идет, Алексеич! — шепотом выдохнул Федька, не сводя глаз со сверла.
Пошло дело! Станок мерно гудел. Ствол крутился, сверло потихоньку, миллиметр за миллиметром, вгрызалось в металл. Скрежет стоял такой рабочий, аж слух ласкал после всех наших треволнений. Я глаз не сводил с процесса. Главное — с подачей не пережать, чтобы сверло не закусило или, не дай Бог, не лопнуло (шведская сталь шведской сталью, а дури в солдатах много), да за температурой следить — перегрев никому не нужен. То и дело кричу: «Стой подачу! Отводи сверло!» — чтобы Гришка мог как следует стружку выгрести да сальцем свежим канал промазать. Пыли было много, надо будет в будущем решить и это вопрос.
Работа шла не быстро. Ох, как не быстро по моим меркам… Но для здешних времен — это была просто сказка! Фантастика! И главное — все предсказуемо. Сверло шло ровненько, как по писаному, не било, не гуляло из стороны в сторону, как на старых-то станках, где вечно с кривым каналом мучились.
Час прошел, другой. Солдаты на вороте аж взмокли, менялись, пот рукавами утирали. Слесаря у маховика подачи спин не разгибали. Пацаны мои вокруг суетились, команды выполняли. Я сам как прирос к станку, каждый звук ловил, каждый оборот считал.
Наконец-то! Прошло! Всю длину прошло!
— Стоп машина! — скомандовал я, стараясь, чтоб голос не дрожал. — Отводи сверло!
Сверло медленно вышло из готового канала. Я схватил длинный щуп, маслицем его смочил, и осторожно — в канал.
Провел по стенкам… Еще раз… Ну⁈ Ровно!
Идеально ровно, насколько тут вообще возможно! Ни уводов заметных, ни овальности этой проклятой, как в стволах, что по-старому сверлили. Стенки гладкие, без глубоких задиров.
— Ну что, мужики? — обернулся я к своим. Они все тут, столпились, в глаза мне смотрят, ждут. — Получилось! Канал ровный! Первый настоящий!
По мастерской прошел гул — сначала выдохнули все разом, будто мешки с плеч скинули, а потом уж — гомон, смех, радостные крики. Федька подпрыгнул, Ванюху по плечу хлопнул. Гришка лыбился во весь рот. Суровые Иван с Семеном в усы усмехнулись. Старый Аникей одобрительно крякнул, а Тимоха-кузнец размашисто перекрестился: «Слава Тебе, Господи! Не зря, значит, горбатился!»
Это был наш общий праздник всей команды. Всех, кто поверил, кто не испугался, кто вкалывал тут до седьмого пота. Мы это сделали! Сдюжили! Построили рабочую машину.
Ну, успех успехом, а его ж надо было закрепить. Да не просто так, а чтобы все эти заводские скептики языки прикусили. Я попросил Орлова, он там подсуетился, со Шлаттером перетер — в общем, назначили официальные «смотрины» конечного варианта станка.
В назначенный день у меня в мастерской опять не протолкнуться от начальства. Царя на этот раз не было, слава Богу, но публика собралась — ого-го: сам полковник Шлаттер; новый обер-мастер (с какой-то ненашенской фамилией), мужик пожилой, осторожный, себе на уме; начальники цехов набежали — и литейного, и кузнечного; немец Крамерс, их хваленый механик, педант до мозга костей; ну и Орлов, конечно, сияет, как новый пятак. Приплелись и мастера некоторые, из старой гвардии, которые явно с недоверием глядели — мол, «видали мы эти фокусы, знаем, чем кончится».
Для показа я решил не мудрить с моим композитным стволом, а взял обычную чугунную болванку того же калибра, но отлитую по-старому, как деды лили. Чтобы показать — станок и с не самым лучшим металлом справится, да и разница в сверловке еще виднее была.
Опять та же шарманка: зажали болванку в патроне, выставили по осям, подвели сверло. Солдатики пыхтят на вороте, слесаря на маховике подачи не дышат. Заскрежетало, стружка посыпалась. Я стою рядом, комментирую, что к чему: вот, глядите, сверло не бьет, идет ровно, подача равномерная.
Начальство и мастера смотрят молча (а чего им говорить, если сам царь с Брюсом уже дали добро), в станок чуть ли не носом тычутся. Крамерс вытащил какую-то свою немецкую приблуду, на циркуль здоровый похожую, и давай что-то мерить прямо на ходу, ковыряется. Шлаттер брови хмурит, молчит, не лезет. Старики-скептики в углу перешептываются, головами качают — не поймешь, то ли удивляются, то ли все еще не верят.
Больше часа эта сверловка тянулась. Наконец, закончили.
— Готово! — объявляю я. — Прошу глянуть на канал!
Первым к болванке метнулся Крамерс. Долго он там своим щупом водил, потом калибром этим, пробкой, диаметр на входе и выходе проверял. Выпрямился, на Шлаттера глянул.
— Я, герр полковник… Канал есть… прямой, — сказал он так, будто сам не верил. Голос дрогнул от удивления. — Отклонение… зер минималь. Цилиндриситет… гут. Ошень гут для такой машины. Я не ожидал, право слово.
Ну, после слов главного умника и скептика — народ притих. Остальные мастера полезли смотреть, щупать, пальцами водить, головами качать. Даже самые упертые консерваторы вынуждены были признать: канал получился — не чета старому. Ровный, гладкий, без задиров и вихляний.
— А теперь, господа хорошие, — говорю я, — позвольте уж и ствол того же калибра показать, да только на старом станке сверленый. Его как раз вчерась закончили.
Приволокли образец старой работы. Я тому же Крамерсу предлагаю — сравни, будь любезен. Немец опять за свои железки взялся. Через пару минут выпрямился, только головой покачал.
— Нейн… Здесь… канал гуляет сильно. Эллипс есть. И поверхность… шершавая, как терка. Разница… большая. Ошень большая разница.
Тут и Шлаттеру крыть было нечем. Подошел он ко мне, откашлялся эдак важно.
— Гм… Да, Смирноф… Машина твоя… работает, стало быть. Результат… налицо. Признаю. Дело полезное, государево. А посему, — он обвел строгим взглядом присутствующих начальников, — приказываю: немедля чтоб приступили к изготовлению копий сего станка! Чертежи у фельдфебеля Смирнова! Взять! Мастеров толковых ему в помощь выделить! Чтобы к концу месяца — минимум три таких машины уже в цеху стояло и работало! И чтоб всю сверловку стволов — только на них перевести! Старые станки — на слом! Выполнять!
Даже так?
Приказ прозвучал четко, без экивоков. Скептики носы повесили, а наши-то (вроде Орлова) — аж заулыбались во весь рот. Все, моя технология получила итоговое официальное добро и путевку в жизнь. Победа не маленькая!
Теперь можно было и дальше двигаться.
Главная заноза, мешавшая делать нормальные пушки, начала выходить.
Приказ Шлаттера про копии станка и новую технологию — это как зеленый свет дали. Теперь главное было темп не сбавлять, а только наращивать. Двадцать станков, как Царь-батюшка велел, мы, понятно, «к завтрему» не состряпаем, но три штуки до конца месяца, как полковник приказал, — это задача вполне посильная, если с умом взяться.
Но я ж не дурак, понимал — сам на все руки не разорвусь. И станки новые клепать контролировать, и со стволами этими композитными разбираться (теперь-то, с ровной сверловкой, самое время за них браться всерьез!), и гранаты с картечью на ум доводить, да еще и эту канитель с перестройкой заводского участка на себе тащить — одному такое не потянуть, никак. Значит, надо было дело раскидывать. Людям доверять. В первую голову — моим ребятам, которые за это время из желторотых птенцов уже вполне в толковых помощников выросли.
Я собрал свою «бригаду» — «ФВГ» и слесарей Ивана с Семеном.
— Ну что, орлы мои. Сами видели — начальство нашу машину признало. Теперь надо такие же строить, да поскорее. Дело государственное, ответственное. Посему так: назначаю старшими над постройкой новых станков… Федота и Ивана! — глянул на своего лучшего ученика и самого толкового слесаря. — Ваша задача — по моим чертежам (вот они, на бумаге, как положено, разжевал как мог) всю работу поставить. Федот — за тобой общая сборка и с плотниками стыковка. Иван — на тебе все железо, подгонка, чтоб механизмы работали. Семен, Аникей, Тимофей — вам в помощь будут. А вы, — это я Ваньке с Гришкой, — пока на подхвате у них, но и свой кусок работы получите. Ванька — размеры да качество деталей по шаблонам проверять будешь. Гришка — за инструмент отвечаешь, резцы там, сверла подготовить, наладить. Сдюжите?
Переглянулись они. На лицах — и гордость, что доверил, и страх — осилят ли?
— Сдюжим, Петр Алексеич! — первым нашелся Федька, вытянулся. — Не подкачаем!
— Постараемся, — басовито прогудел серьезный Иван.
— Вот и ладушки! — хлопнул я. — Чертежи вот, подробные. Ежели что не ясно — ко мне бегом. Но старайтесь и сами башкой работать! Вы теперь зачинатели нового дела!
Шаг, конечно, рисковый был — пацанам, по сути, да простым мужикам такое сложное дело доверить. Но я в них верил. Да и понимал: только так и можно настоящих мастеров вырастить, которые потом сами смогут дела делать. Я-то присмотрю, подскажу где, но основную лямку они теперь должны были тянуть сами.
Сам же я теперь мог наконец-то с головой уйти в другие дела, не менее важные. Во-первых, стволы композитные. Теперь, когда их сверлить по-людски можно стало, ровно и точно, пора было всерьез думать, как их на поток ставить, особенно для калибров покрупнее — корабельных да осадных. Надо было до ума доводить и литье этой трубы нутряной из моего чугуна «с секретом», и ковку бандажей, и как их насаживать правильно, и с термообработкой этих дур разбираться. Работы — конь не валялся.
Во-вторых, боеприпасы. Тут тоже работы — непочатый край. Гранаты ручные да картечь. Гренадеры-то у нас уже есть, молодцы бравые, спору нет, царь их жалует, формирует. Только вот чем они кидаются — это ж слезы порой, а не оружие! Опытные-то образцы мы с ребятами на коленке слепили, себя вроде неплохо показали на пробах, но это ж штучный товар. А надо — тысячи! Десятки тысяч! Чтобы у каждого гренадера подсумки ломились, и чтобы артиллерия картечью могла вражью пехоту косить не хуже доброй косы.