Я приехал в Тулу и что же я там увидел? М-да уж… Картина, честно говоря, не фонтан. Я уже и забыл как тут все устроено. Здоровенный завод, мастеров — уйма, традиции — вековые. А порядка — шиш с маслом. Каждый мастер — сам себе режиссер, пашет в своей конуре, по своим «секретам», что от деда-прадеда перепали. Качество фузей — скачет от одной к другой, как температура у больного. Мои «продвинутые» замки, чертежи которых я им еще пару месяцев назад через Брюса заслал, так и пылились мертвым грузом в конторе. Никто и в ус не дул их внедрять.
Старые знакомцы даже не сразу узнали меня, капитана.
— А на кой-нам, ваше благородие, эти ваши заморские выдумки? — разводил руками обер-мастер, не припомню его, такой холеный боров. — У нас и свои замки не чета вашим будут. Веками клепаем, и никто не жаловался. А ваши эти пружины из «особенной» стали… Да где ж ее взять, сталь-то эту? Нам и простого железа не хватает.
Я им битый час пытался растолковать про стандарт, про взаимозаменяемость, про качество… Куда там! Слушали вполуха, знай себе ухмылялись в усы. Боялись, видать, что я их «секреты» разведаю, куска хлеба лишу. Да и начальство местное, приказчик Семен Артемьевич, похоже, был с ними в одной лодке (а может зависть съедала, вон как смотрел на мой капитанский мундер, он-то меня помнит салагой-мастеровым).
Тут-то я и понял, что Тула — это дохлый номер. По крайней мере, для моих идей. Тут нужна не инженерная мысль, а железная метла, которая всю эту шайку-лейку разгонит к чертовой матери да новые порядки заведет. Но это уже не моя поляна. Мое дело — строить новое, а не выкорчевывать до основания старое. По крайней мере на этом этапе. С камнем на душе я уезжал из Тулы, понимая, что бодаться за переделку русской промышленности придется долго и ох как непросто.
Эта поездочка оставила во рту такой мерзкий привкус, будто золы наелся. Сколько я там ни бился, сколько ни распинался, пытаясь втолковать этим местным оружейникам прописные, казалось бы, истины: про стандарты, про качество — всё как об стенку горох. Непрошибаемая стена. Каждый этот «мастер» там — царь и бог в своей каморке, свои «секреты» от деда-прадеда бережет пуще глаза, а на общее дело, на пользу государственную — ему глубоко плевать с высокой колокольни. Главное — чтобы свой карман не пустовал, да чтобы начальство не трогало. А то, что хваленые их фузеи через одну осечку дают, да стволы порой рвет на первой же стрельбе, — так это, вишь ты, «солдат криворукий» виноват, аль «порох не той системы» засыпали.
Я вернулся в Питер злой и прямиком к Государю на доклад, на ковер, можно сказать. Выложил ему все как на духу, без прикрас: и про тульское разгильдяйство, и про воровство беспросветное, и про то, что пока мы там с этой косностью бодаться будем, шведы нас на сто лет вперед обскачут.
Наверное, выглядело это так, будто я жаловался. Но у меня была интересная задумка. Иногда порще построить новое, чем ремонтировать или чинить старое.
— Ваше Величество, — говорю я Царю, — не тем мы путем идем, ей-богу. Эти старые заводы — что дырявый кафтан: сколько латок ни ставь, все одно ветер гулять будет. Нам нужны новые производства, с чистого листа построенные, по последнему слову науки и техники, с мастерами обученными, с порядком железным. Вот тогда и оружие у нас будет — любо-дорого посмотреть, и шведу неповадно станет на землю русскую соваться.
Петр нахмурил брови, только желваки на скулах забегали. Видать и ему эти тульские «порядки» давно поперек горла.
— А для производств этих новых, Ваше Величество, — продолжал я, решив ковать железо, пока горячо, — нужно сырье доброе, руда качественная. А у нас с этим, сами знаете, пока не ахти. Урал, конечно, дело великое, государственное, да пока он там раскачается, пока руду ту до нас дотащат… Война-то ждать не будет. Нам бы под боком чего нарыть, поближе к столице, к верфям нашим.
И тут я, пользуясь моментом, снова завел свою старую шарманку про «геологические» мои познания. Конечно, никаких конкретных карт месторождений у меня и в помине не было, да и откуда им тут взяться? Но общие принципы залегания руд, типы пород, что там рядом обычно валяется — всё это я когда-то в своем институте проходил, да и научно-популярной литературы в свое время перелопатил немало. Плюс интуиция, помноженная на отчаянное желание найти выход из этого сырьевого тупика.
Я разложил перед Государем карту Ингерманландии и земель вокруг.
— Вот, Ваше Величество, гляньте-ка, — ткнул я пальцем в район севернее Ладоги, поближе к границе со шведской Финляндией. — Здесь, по моим прикидкам, должны быть выходы древних кристаллических пород, щит Балтийский, так называемый. А где щит, там и руда железная, магнитная, очень может быть, что и медная отыщется. Места, конечно, дикие, нехоженые, да и швед под самым боком зубами щелкает. Но если там действительно есть то, о чем я думаю, — игра стоит свеч. Это ж какая экономия будет на подвозе, какая скорость!
Потом показал на Урал, на те районы, где уже начинали копать Демидовы да Строгановы.
— И, кстати, здесь, Ваше Величество, — гнул я свою линию, — не только железо искать надобно. Тут и медь самородная может быть, и малахит с лазуритом, а то, глядишь, и каменья драгоценные откопаем, изумруды там всякие, аметисты. Не одним железом сильна держава, и казне государевой прибыль немалая будет от такого промысла.
Государь слушал внимательно. Он вообще тащился от всяких таких масштабных проектов, от которых дух захватывало.
— Мысль твоя, Смирнов, дерзкая, не скрою, заманчивая, — протянул он, потирая подбородок. — С рудой у нас и впрямь пока не ахти как, а война требует железа всё больше и больше. Ежели твои догадки верны окажутся, это ж какое подспорье будет! Яков Вилимович! — он резко крутнулся к Брюсу, который всё это время молча отсиживался в углу. — Слыхал? Ты же отправил в ту сторону лазутчиков? Да что-то не слышно ничего. Даю тебе срочное поручение: снарядить немедля несколько разведывательных партий. Одну — на Север, к Ладоге, как Смирнов тут указывает. Другую — на Урал, пусть там не только железо ищут, но и ко всему прочему принюхиваются, приглядываются. Людей подбери толковых, бывалых, чтоб не забоялись ни топей болотных, ни лесов дремучих, ни встреч с «лесными братьями». И чтобы отчет мне подробный представили, со всеми картами, образцами руды и прочими доказательствами. А мы тут пока покумекаем, как этим богатством, если оно там найдется, с умом распорядиться.
Брюс только головой мотнул — дескать, будет исполнено, не сомневайтесь. А я выдохнул с облегчением. Кажется, удалось мне и эту, сырьевую, проблему с мертвой точки сдвинуть. По крайней мере, лед тронулся, дело пошло.
Через несколько дней Брюс заглянул ко мне в Канцелярию. Вид у него был озабоченный, но в глазах плясали знакомые хитрющие искорки.
— Ну, Петр Алексеич, — начал он без долгих предисловий, — докладываю. По Лапландии твоей… Помнишь, ты про руды тамошние соловьем заливал, что чуть ли не на поверхности валяются? Так вот, информация-то подтверждается. Купцы наши, что с поморами торг ведут, да и сами поморы, что в тех краях шастают, сказывают — есть там горы железные, и руда в них знатная. Точных карт, само собой, нет, но места примерные указывают. Так что, похоже, не зря ты на карту ту пальцем тыкал, есть там что копать. Государь уже велел экспедицию готовить, серьезную, с охраной.
Новость, конечно, была что надо — то, что доктор прописал! Мои догадки, основанные на обрывочных знаниях из будущего, на каких-то там университетских лекциях, начинали обретать реальные очертания, срастаться с действительностью. Но Брюс на этом не остановился.
— А теперь, Петр Алексеич, новость похуже будет, — он понизил голос, хотя в комнате мы были одни-одинешеньки. — Помнишь дело о диверсиях на Охте, о взрыве в твоей лаборатории? Так вот, люди мои копнули поглубже. И ниточки, знаешь ли, потянулись… ой как высоко. В Адмиралтейств-коллегию. К одному чинуше весьма высокопоставленному, который за поставки корабельного леса и прочих припасов для флота отвечает. И фамилия у него, что характерно, такая… не наша. И связи, судачат, у него имеются обширные с купцами заморскими, в том числе и со шведскими. И денежки у него водятся немалые, откуда взялись — поди разбери, весьма туманно всё.
Вот оно, кажется, и всплыло то самое змеиное гнездо, то кубло, о котором я давно догадывался. Высокопоставленный чиновник, большая шишка, связанная со шведами… Это не мелкие пакостники типа Лыкова.
— И что теперь? — спросил я. — Брать его будете? Под белы рученьки?
— Не всё так просто, Петр Алексеич, — вздохнул Брюс. — Улики пока что косвенные, одни разговоры да подозрения, а заступников у него в столице — пруд пруди. Птица это важная, шишка большая, неосторожным движением можно всю стаю спугнуть. Будем работать дальше, копать, собирать доказательства. Но ты, — он посмотрел на меня очень серьезно, прямо в глаза, — будь предельно осторожен. Теперь ты для них человек, который может все их планы порушить. И они постараются тебя убрать. Любой ценой. Так что держи ухо востро. И помни: враг не дремлет. И он гораздо ближе, чем ты думаешь. Может, даже за соседней стенкой сидит.
Ну, понятно, слова Брюса про эту крысу в Адмиралтействе, да еще и со шведами на короткой ноге, оптимизма мне, мягко говоря, не прибавили. Одно дело — с этой дуболомностью да бардаком на заводах воевать, а совсем другое — когда против тебя целая шпионская кодла, которая, похоже, уже до самых верхов добралась, все там опутала. Тут уж мои инженерные мозги да организаторские замашки могли и не прокатить. Но куда тут отступать-то? Да и не по мне это — хвост поджимать. Раз уж влез в эту кашу, надо доваривать до конца.
А Государь, тем временем, как только Брюс ему шепнул, что мои «рудные» фантазии по Лапландии — не пустой звук, так сразу этой идеей и загорелся. Ну, оно и понятно: своя руда, да еще и отменного качества, прямо под носом (ладно, почти под носом) — это ж независимость, фундамент для будущей промышленной махины государства. Да и шведу нос утереть, отхапав у него такой жирный кусок, — это для Петра Алексеевича было ух, как приятно.