Дни неслись как угорелые. Я, помимо того что рулил стройкой да в Питере со своими новоиспеченными «академиками» возился, умудрялся еще и выкроить время просто пошататься по Игнатовскому. Именьице-то мне отвалилось нехилое, хотя и не золотые горы — леса, перелески, пустоши, да несколько деревенек с пашнями, которые по старинке обрабатывали замшелым трехпольем. И вот, пялюсь я на эти тоскливые поля, уже подмороженные и все чаще ловлю себя на мысли: порох порохом, пушки пушками, а без нормальной еды и сытого солдата хрен ты какую войну выиграешь.
Вид выжженной земли, как ни странно, не вгонял в тоску, а наоборот, какие-то дельные мысли наталкивали — про плодородие, про то, как эту северную, не особо-то щедрую землю заставить давать больше. В памяти всплывали какие-то ошметки знаний из прошлой жизни — про агрохимию, статейки про севообороты, дедовские байки, как они там у себя в деревне урожайность накручивали. И чем больше я про это думал, тем крепче становилась уверенность в том, что и здесь, в этом застрявшем в прошлом сельском хозяйстве, можно и нужно много чего поменять.
Первое, что просто напрашивалось само с собой — это допотопное трехполье. Пар, озимь, яровые — и так из года в год, из века в век. Земля выдыхается, урожая — кот наплакал, да и то, если с погодой подфартит. А ведь есть же четырехполка, с кормовыми травами, которые и землю удобряют, и скотине корм, а значит — и навоза больше, самого что ни на есть ценного удобрения. А если еще бобовые намудрить, которые азотом почву пичкают… Да тут же целая революция в сельском хозяйстве может случиться! Да, знаний у меня никаких по сути, только общие сведения, зато какие — революционные.
Ну и, конечно, картоха. «Земляные яблоки», как их тут кое-кто называл. В Европах-то ее уже вовсю трескали, а здесь — диковинка заморская, которой разве что царский стол украсить. А ведь это — второй хлеб! Сытная, урожайная, неприхотливая, растет там, где рожь или пшеница путного колоса не дадут. Одна только эта картошка, если ее массово сажать, могла бы проблему голода решить, которая то и дело тут высовывалась в неурожайные годы, да и солдатский паек можно сделать куда разнообразнее и питательнее. Я, конечно, помнил и про «картофельные бунты», которые в России позже случались, когда народ, по дремучести своей, пытался жрать ядовитые ягодки вместо клубней или просто не знал, как ее готовить. Значит, тут нужна была грамотная «пиар-кампания» — показать, рассказать, научить.
Мысли эти не давали покоя. Не откладывая в долгий ящик, я поперся к Брюсу с очередной «нестандартной» просьбой. Яков Вилимович, попривыкший к моим закидонам, только тяжко вздохнул, когда я его попросил достать из Голландии или из немецких земель несколько мешков сортовой семенной картошки.
— Тебе что, Петр Алексеич, пороха не хватает? — усмехнулся он. — Решил еще и в огородники податься? Аль для царского стола какую диковину вырастить надумал?
— И для царского стола, Яков Вилимович, если уж на то пошло, сгодится, — ответил я серьезно. — А главное — для дела государственной важности. Если получится эту культуру здесь привить да народ научить ее по-человечески возделывать, то о многих проблемах с провиантом можно будет забыть. И солдаты сыты будут, и в деревнях голода поубавится. Сами же говорили, что это политика, надо удивлять Государя.
Брюс хмыкнул.
— Что ж, мысль твоя, капитан, не лишена смысла, пока ты никогда не ошибался в своих прожектах, — проговорил он, немного подумав. — Провиант для армии — это сейчас важный вопрос. Попытаю счастья, раздобуду твои «земляные яблоки». Только ты уж гляди, не потрави народ по незнанию, а то вместо благодарности бунт схлопочешь. Митрополиту только дай повод тебя пощипать. После взрыва опять шум поднялся в церковной епархии.
Я его клятвенно заверил, что все будет по уму. Первые посадки решил осуществить следующей весной, на небольшой, жирно унавоженной опытной делянке в Игнатовском, подальше от любопытных глаз. Сам буду за ними ухаживать, наблюдать, записывать. А там, глядишь, и крестьян местных потихоньку приобщу, показав на деле все плюсы новой культуры. Поначалу пусть за плату работу делают — барина блажь. А там, глядишь, и чего путное выйдет.
Параллельно я начал химичить и с простейшими удобрениями. Зола из печек, которую крестьяне обычно тупо выбрасывали, — это же Клондайк калия и фосфора! Перепревший навоз, компост из сорняков и пищевых отходов, торф, которого в здешних болотах было завались, — все это могло бы знатно поднять плодородие убитых земель. Я своим велел золу собирать, сделал пару компостных ям, начал к торфяникам присматриваться. Это были только первые шажочки, но чуйка мне подсказывала, что я на пороге еще одной большего прорыва, которая, может, и не принесет мне такой громкой славы, как новые пушки или бездымный порох, но окажется не менее важной для будущего России.
А новости с фронтов, которые регулярно подкидывал Брюс, только подстегивали меня в этой мысли. Положение с едой в действующей армии, особенно в преддверии долгой и холодной зимы, было, мягко говоря, не очень. Обозы тащились как черепахи, дороги — в хлам, да и крысы тыловые не дремали, норовя оттяпать свой кусок от солдатской пайки. Нужна была системная работа, чтобы поднять аграрку в стране.
Война — это крепкий тыл, способный накормить и одеть армию.
Глава 11
Ноябрь в Питер-бурхе был унылым. Сырость такая, что, кажись, сама Нева норовит под кафтан забраться, а ветер с Финского до костей пробирает, хоть ты в три тулупа завернись. Дни — серые, а настроение у люда, хотя и после Нарвской победы, какое-то предзимнее, что ли.
На фронте вроде поутихло, ну, как поутихло — так, перекур. Обе армии, и наша, и шведская, в землю зарывались на зиму, раны зализывали, силенки копили. Но мелкие заварушки, вылазки, по тылам — нервы трепали справно. Карлуша сидеть сложа руки явно не собирался и какие-то свои каверзы на зиму готовил. А значит, и нам сопли жевать было некогда. Пушки, фузеи новые, порох — все требовалось.
На фоне всего этого — царская блажь, фейерверк к Новому году. Из этой затеи можно получить свою выгоду. Во-первых, если все по уму сделать, это и впрямь настроение в столице поднимет, покажет, что Россия и воевать горазда, и гулять умеет с размахом. Боевой дух — он, знаете ли, иной раз поважнее числа пушек будет. Во-вторых, это ж отличный случай под шумок кое-какие химические опыты провести, которые для дел посерьезнее пригодятся. Одно дело — у Брюса реактивы на «новый порох» выклянчивать, рискуя лишний нос привлечь, и совсем другое — затребовать их для «царской потехи». Тут и размах другой, и спросу меньше, если что не так пойдет. Ну и в-третьих, если удастся Государя по-настоящему удивить, это, глядишь, и на денежки для моих основных проектов скажется, хотя чего уж греха таить, Царь не был прихимистым на мои просьбы. Петр Алексеевич — азартный, любит, когда его удивляют, и за удачную «штучку» мог и последнюю рубаху отдать.
Так что, засучив рукава, я с головой нырнул в разработку «невиданного фейерверка». Ракеты пускать, что в небе цветными шарами бабахают, — это, конечно, красиво, а вот для человека, который лазерные шоу видел, — слабовато. Да и Государь ждал чего-то эдакого. Значит, нужны были целые «огненные представления», с каким-никаким сюжетом и динамикой, насколько это здешние технологии, помноженные на мои знания, позволяли.
Цвета — понятно. Красный, зеленый, синий, желтый — с этим я уже прикинул, какие соли металлов нужны. Главная головная боль тут — чистота этих самых солей и точность пропорций. Чуть переборщишь с одним или не досыплешь другого — и вместо сочного, яркого цвета выйдет какая-то грязная мазня. А где взять чистые реактивы в нормальных количествах? Та же селитра, основа основ для пиротехники, которую мы добывали, — это ж слезы, а не селитра, грязи в ней — вагон и маленькая тележка. Придется в Игнатовском отдельную линию по ее очистке запускать, может, через многократную перекристаллизацию или еще какие фокусы. С солями металлов — та же история. Медный купорос, который должен был дать синий или зеленый, тоже шел с таким «букетом» всякой дряни, что угадать конечный результат было сложно. Придется напрягать остатки институтских знаний по химии, чтобы как-то это дело до ума довести.
Но самое интересное — это «огненные картины». Сложные движущиеся фигуры — это пока из области фантастики. А вот статичные, из множества огоньков, — это можно попробовать. Представим себе здоровенный деревянный щит, а на нем, по заранее нарисованному контуру, закреплены сотни мелких гильз с пиротехническим составом. Если эти гильзы соединить стопиновыми дорожками (это такие шнуры, пропитанные пороховой мякотью, которые горят с определенной скоростью), то можно заставить их загораться одновременно или по очереди. Так можно было бы «нарисовать» в небе, скажем, вензель Государя, или звезду, или даже простенький силуэт корабля. А если использовать разные цвета, то картина станет еще забористее. Например, контур звезды — желтый, а лучи — красные. Или якорь — синий. А ведь это реально возможно.
А как насчет движения? Можно попробовать сделать так называемые «огненные колеса» или «солнца». Это когда на оси крепится крестовина или колесо, а на его концах или по кругу — мелкие ракетные движки или просто гильзы с быстрогорящим составом, направленные по касательной. При горении они будут раскручивать всю эту конструкцию, создавая вертящийся огненный круг или спираль. Если таких колес сделать несколько, разного размера и цвета, и запустить их вместе или с небольшим перерывом — вот тебе и представление.
И, конечно, ракеты. Трубки с порохом, с какими-никакими стабилизаторами — деревянными рейками, привязанными к корпусу, чтоб летели ровнее. И можно поиграть с многоступенчатыми зарядами. Например, основная ракета взлетает, а на определенной высоте от нее отделяются несколько мелких «звездочек» или «бомбочек», которые, в свою очередь, бабахают цветными огнями. Получится эффект каскада, огненного дождя.