К вечеру первого дня осады шведский огонь немного поутих. Видимо, они тоже прикинули, что наша оборона — орешек не из легких, и решили не палить порох зря. Но это было лишь затишье перед настоящей бурей. Главный удар еще впереди. Ночью, под покровом темноты, наши команды спешно латали повреждения, таскали боеприпасы, укрепляли ослабленные участки.
Все ждали, когда же шведы полезут на штурм. Долго это тянуться не могло — Карл XII был не из тех, кто любит долгие осады. Ему нужна была быстрая и громкая победа. А это означало, что скоро его отборные полки пойдут на приступ. И тогда наши траншеи, реданы и люнеты должны будут показать все, на что способны. И наши солдаты — тоже.
Едва забрезжил рассвет, как стылый утренний туман прорезал грозный рокот шведских барабанов.
Ну, все, началось. Только солнце высунуло свой нос из-за зубчатых стен Нарвского замка, как шведская артиллерия снова взялась за свое, да с удвоенной злостью. Били прицельно по одному из главных бастионов, что южные подступы к городу прикрывал. Воздух так и ходил ходуном от этой беспрерывной пальбы. Наши пушки, стоявшие на пригорке, отвечали редко, будто ленились — порох берегли. А вот шведы молотили от души, методично перепахивая ядрами нашу хлипкую оборону. Земля клочьями летела во все стороны, мешаясь с кровавыми ошметками да щепками от лафетов. Вонища стояла — ужас: пороховая гарь, прелая земля, немытые телеса, страх и смерть в одном флаконе.
Но меня радовало, что в окопах наши солдатики были целехоньки.
Яков Вилимович на командном пункте спокойно отдавал приказы, подтягивая на опасный участок резервы и усиливая ответный огонь. Я же, с несколькими офицерами да командой гренадер, которых на скорую руку обучил обращаться с нашими новыми ручными гранатами с терочным запалом, засел в траншее чуть позади бастиона. На случай, если шведы прорвутся — встретим как положено.
Пару часов нас так утюжили, что брустверы на бастионе изрядно посыпались, а часть наших пушек замолчала навсегда. И тут шведская пехота полезла на штурм. Несколько пушек на редуте, который мы держали, разнесло вдребезги, расчеты либо полегли, либо разбежались кто куда. Оставшиеся пушкари пытались отстреливаться из чудом уцелевшей шестифунтовой полевушки, но палили с опаской — ствол старый, чугунный, мог и взорваться в любой момент. Шведы снова полезли, правда, не лавиной, как утром, а несколькими плотными «коробками», под прикрытием своих пушек, которые вдруг жахнули по нам еще сильнее. Синие мундиры, треуголки. Они шли, печатая шаг, как на параде, под барабанный бой, который даже сквозь весь этот адский грохот пробивался. Жуткое зрелище. Машина смерти, прет и прет, не остановишь.
Вот тут-то и должны были наши «хитрости» сработать. Я ведь, еще готовя оборону, настоял на том, чтобы хотя бы часть солдат вооружить примитивными штыками — трехгранными клинками, которые вставлялись прямо в ствол фузеи (багинеты уже были известны, здесь же чуть другая форма, более современная). Это была моя давняя задумка, попытка дать пехоте хоть какое-то преимущество в рукопашной, превратив ружье в подобие короткого копья. Правда, солдаты приняли новинку без особого восторга, да и времени на полноценное обучение владению этим гибридом катастрофически не хватало. Так что, хоть штыки и были розданы, я сильно сомневался, что ими сумеют воспользоваться как следует. Но даже неумело примененный штык мог напугать или хотя бы замедлить противника, не ожидавшего такого «сюрприза».
— Строй держать! Без команды не палить! — надрывался где-то рядом знакомый голос капитана Нефедова, моего «номинального» ротного (сам-то я тоже капитан). Ну да, строй! Какой там к черту строй! После утренней атаки, когда шведы чуть не прорвались, от роты дай Бог если половина осталась. Мужики позабивались по щелям, по воронкам, старались и носа не высовывать под этим градом осколков и пуль.
Как только шведы подобрались на расстояние уверенного ружейного выстрела, наши солдаты, зарывшиеся в траншеи и схоронившиеся за земляными валами, открыли частый, прицельный огонь. Солдаты зашевелились, занимая места у бруствера, взводя курки. Я тоже примостился где поудобнее, выбрал позицию, откуда наступающих было хорошо видать. Моя фузея — с новыми пружинами, цементированным огнивом, подогнанным замком — была наготове.
— По первой колонне… Пли! — рявкнул капитан.
Бабахнул залп. Какой-то кривой, рваный. Облако дыма тут же затянуло бруствер. Я выстрелил со всеми, целясь не в кого-то конкретно, а просто в середину этой синей каши. Видел, как несколько фигур в первом ряду повалились, но остальные даже шагу не сбавили, просто перешагивали через своих. Дисциплина у шведов, конечно, будь здоров.
— Заряжай! Живее, мать вашу! — орал Нефедов, мечась вдоль траншеи и подгоняя солдат крепким словцом.
Я уже на автомате все делал. Порох в ствол, пыж следом, пулю туда же, шомпол достать, прибить заряд, шомпол на место. Курок взвести. Секунды тянулись, как резиновые. А шведы все ближе и ближе. Уже и рожи их можно было разглядеть — молодые, старые, злые, сосредоточенные.
Снова бабахнули! Залп еще жиже первого. Осечки, чтоб их! Не у всех же есть охтинские фузеи. Вижу, солдаты рядом отчаянно щелкают замками, дуют на полки, чертыхаются. Моя, слава богу, сработала снова. Я старался бить наверняка, выцеливал офицеров или тех, кто знамя тащил. Еще один синий хмырь завалился на землю.
Когда передние ряды шведов дошли до замаскированных «волчьих ям», которые мы успели вырыть перед бастионом, несколько десятков их солдат провалились, посеяв сумятицу в атакующих порядках. Тут же по команде ударили наши картечницы — легкие полевые пушки, заряженные картечью, буквально выкосили передние шеренги наступающих.
Но шведы были не из тех, кто после первой же плюхи хвост поджимает. Подгоняемые офицерами, они упрямо перли вперед, перешагивая через убитых и раненых товарищей. Вот уже до самого редута добрались. Вот уже лезут на земляной вал, вот блеснул первый враг над бруствером.
— Штыки! В штыки! — заорал Нефедов, выхватывая шпагу.
Началась рубка. Короткие, злые тычки штыков, треск прикладов, хрипы, стоны. Перезарядиться я точно не успевал. Схватил свою фузею за ствол, как дубину. Рядом со мной двое наших отбивались от трех шведов. Один из наших упал, с дырой от штыка в пузе. Второй отмахнулся прикладом, но швед увернулся и полоснул его трофейным штыком по руке. Кровь так и брызнула фонтаном.
Я лихорадочно соображал. Рядом с разбитой пушкой валялся неразорвавшийся картечный заряд — холщовый мешок, набитый мелкой чугунной дробью. А у самого бруствера тлел фитиль, брошенный кем-то из пушкарей. Недолго думая, я рванул к мешку, подхватил его (тяжеленный, зараза!), добежал до края, где перли шведы, чиркнул фитилем по шнуру, что торчал из мешка, и со всей дури швырнул этот импровизированный «гостинец» в самую гущу атакующих.
Рвануло! Не то чтобы сильно, не бомба, конечно, но порох пыхнул, разметав картечь да горящие ошметки мешковины. Несколько шведов, что были ближе всех, завыли от боли, хватаясь за обожженные хари. Другие шарахнулись назад, ничего не поняв. Этого минутного замешательства и хватило.
— Ура! Вперед! Бей шведа! — закричал Нефедов, и наши, воспрянув духом, со злостью кинулись на врага.
Я тоже в стороне не остался. Шпага, которую я как кондуктор имел право таскать, была при мне. Выхватил ее. Чувствовал себя неуклюже, но в крови заиграл азарт. Прямо передо мной вырос здоровенный шведский гренадер с перекошенной от злости рожей, замахнулся на меня тесаком. Я на автомате выставил шпагу вперед. Клинок со скрежетом чиркнул по его тесаку, и я, не целясь, ткнул вперед. Острие вошло куда-то в синий мундир. Швед захрипел, его глаза остекленели, и он мешком повалился мне под ноги.
Бой был короткий. Шведов от редута отогнали. Они отступили, оставив на склоне и у бруствера целую кучу своих трупов и раненых. Наши тоже потеряли немало народу. Тишина, наступившая после боя, аж в ушах звенела.
Я тяжело дышал, опираясь на шпагу, клинок был липким от чужой крови. Смотрел на это месиво вокруг, на тела в синих и зеленых мундирах, на грязь, перемешанную с кровью, на разбитые пушки. Руки подрагивали от усталости. Я, инженер из XXI века, только что укокошил человека. И не одного. Смастерил «гранату» из чего попало. Махал шпагой.
В траншеях раздались радостные крики. Еще бы, отбить атаку знаменитой шведской пехоты — это дорогого стоило! Но радоваться было рано. Я внимательно наблюдал за шведским лагерем.
Перегруппировка у них заняла немного времени. И то, что я увидел дальше, заставило меня крепко задуматься. Шведы не полезли напролом во второй раз. Вместо этого они, к удивлению многих наших офицеров старой закалки, принялись копать землю.
От своего лагеря к нашим позициям потянулись зигзагообразные траншеи — апроши. Они явно решили перейти к планомерной осаде, постепенно подбираясь к нашим укреплениям под прикрытием земляных валов. Более того, их гранадерские команды, похоже, получили приказ активно использовать гранаты для «выкуривания» наших солдат из передовых траншей.
— Вот те на, Яков Вилимович, — сказал я Брюсу, когда мы обсуждали новую тактику противника. — Учатся, сукины дети. Быстро схватывают. Похоже, наши «потешные» игрища да слухи о них даром не прошли. Да и шпионы ихние хлеб свой не зря едят.
Брюс нахмурился.
— Это все меняет, Петр Алексеевич. Если они начнут вести правильную осаду, обороняться будет куда как сложнее. Нам нужно что-то противопоставить их «кротовьей» тактике.
Я кивнул. Противник оказался умным, способным быстро перестраиваться. Это означало, что наша оборона, какой бы продуманной она ни была изначально, тоже должна быть гибкой. Просто отсиживаться за брустверами уже не выйдет. Нужно было готовиться к позиционной войне, к вылазкам. Игра становилась сложнее и опаснее. Первый раунд мы вроде как выиграли, жаль шведы не собирались сдаваться и готовили свой ответный ход.