Этот уральский волк-одиночка, который всю жизнь рвал глотку любому, кто смел сунуться на его делянку, вдруг увидел на горизонте целые стада жирных, бесхозных овец. И рядом — другого волка. Молодого, наглого, но с такими клыками, о которых он и мечтать не мог. С клыками новых технологий и глобального видения. В его голове бьются два зверя: гордыня, привыкшая к единоличной власти, и звериная алчность, которая шептала о горах золота.
— Значит, артель, говоришь… — выдавил он. — Ты мне, стало быть, машины да чертежи, а я тебе — железо да людей. И все это — на равных?
Я смотрел на него сузив глаза. Никаких других раскладов не будет, и он это знал. Демидов поднялся — грузный, массивный, настоящий хозяин своей земли. Прошелся по горнице, его сапоги утопали в персидских коврах. Подошел к окну, долго смотрел на московскую суету. Я не торопил. Он уже все решил. Сейчас он просто пытался обставить свое поражение как победу.
— А дорога твоя железная… — он обернулся. — Дело-то долгое. На одном голом желании тут не выедешь. Это не на год и не на два. Тут внукам нашим строить придется.
— Лет двадцать, а то и тридцать, Никита Демидович, — спокойно подтвердил я. — До первой большой ветки. Отсюда, из Москвы, да на юг, к крымским портам, к теплому морю. Чтоб зерно и металл возить, мимо всех дармоедов. Это дело всей нашей жизни. И жизни наших детей.
Это его окончательно отрезвило. Я не обещал ему быстрой наживы, а предлагал войти в историю, оставить после себя и заводы, и новую кровеносную систему для всей страны. Это был размах, который соответствовал его непомерному тщеславию. Он увидел в этой сделке династический проект.
Он медленно подошел ко мне. На его лице не было и тени прежней вражды — только сосредоточенность человека, который принял решение, меняющее все. Он протянул мне свою широкую, как ковш, ладонь.
— Идет, — глухо сказал он. — Быть по-твоему, партнер.
Я встал и крепко пожал его руку. Хватка была железной. В этот момент был заключен самый странный и самый могущественный союз в истории этой России. Пакт двух хищников, которые поняли, что вместе можно завалить и лося, и целого мамонта. Друзьями мы не стали, скорее стали подельниками и оба это прекрасно понимали. Он будет дышать мне в затылок, пытаясь выведать все мои секреты. А я буду держать его на технологическом поводке, зная, что без моих машин его уральская империя так и останется в прошлом веке.
Довольные консенсусом, и обсуждая детали, мы вернулись на Пушечный двор уже партнерами. Слово это все еще царапало слух. Мы шли по раскисшему двору, его хищный взгляд уже по-хозяйски прикидывает, что к чему: вот тут склад под его железо, вот этих мастеров можно к себе переманить, а этот цех под снос, больно хлипкий. Он мысленно уже делил шкуру еще не убитого медведя. В конторе нас уже ждал Стрешнев. Старик, увидев нас вместе, даже не удивился, только усмехнулся в усы, будто именно этого и ждал. Он-то свою задумку выполнил — убрал бояр из нашего общения, что только помогло нам найти общий язык. Однако, едва он нас встретил, Стрешнев выложил новость, от которой даже Демидов, кажется, подавился воздухом.
— Пока вы тут, господа, о делах великих толковали, в Москву гость пожаловал, — Стрешнев говорил тихо. — Тайный. Из самого Парижа. Маркиз де Торси, правая рука короля Людовика. И видеть он хочет не меня и не бояр наших, а тебя, барон.
Демидов, который только что рассуждал о европейских рынках как о своей вотчине, уставился на меня с таким выражением, будто я прямо у него на глазах вытащил из рукава козырного туза. В его взгляде смешались и зависть, и невольное уважение. Для него, человека, чьи горизонты ограничивались Уралом, Москвой и Питером, визит такого уровня был чем-то из области фантастики. Это было лучшее доказательство моей правоты. Я еще и пальцем не пошевелил, а плоды моей шведской авантюры уже сами плыли в руки. Никита Демидович договорился о нашем дальнейшем взаимодействии и ушел готовиться к созданию Компании, которую еще надо было у Государя отстоять — но я не думаю, что он будет против.
Перед самой встречей с французом, Стрешнев вытащил меня во двор. Осенний ветер пробирал до костей.
— Ты, Петр Алексеич, ухо востро держи, — старик заговорил вполголоса, его взгляд стал колючим. — Француз — он лис хитрый. Будет тебе сказки рассказывать, медом в уши лить. Может, и службу свою предложит, переманить попробует. Знаю я таких. Ты помни, Россия — не девка на ярмарке. Одно слово не так скажешь — и не оберешься потом хлопот.
Я с трудом подавил усмешку. Этот старый царедворец, видя во мне гениального, но политически неотесанного технаря, по-отечески пытался уберечь меня от соблазнов. Он и представить себе не мог, что для меня, человека из будущего, знающего про 1812-й год и про то, как эти «союзнички» потом себя поведут, верность России — это не вопрос присяги, а единственный способ выжить в этом времени. Все вокруг — враги. Настоящие, потенциальные, будущие. А союзники — это те, с кем сегодня по пути. И точка.
— Не извольте беспокоиться, Тихон Никитич, — я с серьезным видом заверил старика. — Я русский барон, и этим все сказано.
Встреча с маркизом проходила в одной из дальних палат Стрешнева. Никакой пышности. Только мы втроем и он. Маркиз де Торси оказался полной противоположностью напыщенному англичанину Эшфорту. Худощавый, элегантный, с живыми, умными глазами. Он говорил по-русски почти без акцента, в каждом его жесте сквозила порода и опыт сотен придворных интриг.
— Месье барон, — обратился он ко мне, демонстративно проигнорировав Демидова, — король Людовик восхищен вашей дерзостью. Вы нанесли нашему общему врагу, Англии, удар куда более болезненный, чем целая эскадра. Вы ударили по их кошельку и по их гордыне. Франция умеет ценить таких людей.
Я ожидал, что будет дальше.
— Мой король предлагает вам выгодное дело, — продолжил маркиз. Он тоже решил не ходить вокруг да около, судя по всему. — Технологический альянс. Наши страны отстают от Англии на море. Но вместе мы можем это исправить. Мы готовы делиться с вами нашими лучшими умами, нашими секретами. В качестве жеста доброй воли, — он кивнул своему помощнику, и тот внес в комнату небольшой, окованный железом ларец, — Его Величество просит вас принять этот скромный подарок.
Ларец открыли. Внутри, на бархате, лежало несколько книг в добротных кожаных переплетах. Я взял верхнюю. Это был труд Николя Лемери, «Курс химии», самое полное издание. Рядом — работы по баллистике, по гидравлике. Все не новее 1704 года, но для России это был клад, концентрат европейской научной мысли.
— Мы готовы наладить постоянный обмен сведениями, — де Торси внимательно следил за моей реакцией. — Ваши гениальные идеи, помноженные на нашу научную школу, могут создать оружие, которое заставит англичан навсегда забыть о господстве на море. Мы готовы прислать к вам своих инженеров и принять ваших у себя в Тулоне и Бресте. Подумайте, месье барон. Вместе мы станем непобедимы.
Предложение француза было заманчивым. Слишком уж заманчивым, чтобы принимать его за чистую монету. Я принял книги с подобающей случаю благодарностью, прекрасно понимая, что это лишь красивый жест, прелюдия к чему-то более серьезному. От обмена специалистами я вежливо уклонился, сославшись на то, что такие дела — государева прерогатива, и не мне их решать. Маркиз де Торси, как тертый калач, и не настаивал. Уловил, что на красивые слова я не куплюсь. Ему нужно было доказать, что его информация стоит больше, чем любые книжки, а его союз — не прихоть, а жизненная необходимость.
— Месье, то, что я вам сейчас скажу, — его голос стал тише, утратив светский лоск, — это главный козырь в пользу нашего альянса. Это сведения, за которые моя агентура заплатила кровью. Они касаются последствий вашего, без сомнения, блистательного рейда на Евле.
Я напрягся. Стрешнев, сидевший рядом, подался вперед, его старые, выцветшие глаза внимательно следили за каждым движением француза.
— Один шведский инженер, кхм… — замялся он, — не помню его имя, он попал в плен, — начал маркиз. — Его судно было перехвачено в открытом море британским военным фрегатом.
Ничего не понятно. Какой еще инженер? К чему это он?
— Но самое любопытное в другом, — де Торси сделал паузу. — Англичане не стали его топить или тащить в Лондон как пленника. Его и нескольких его лучших мастеров доставили на хорошо охраняемую верфь, где-то на островах, у побережья Шотландии. И он там не один. Вместе с ним, месье барон, в руки англичан попали и интересные документы. Включая, как донесли наши люди, и копии некоторых ваших ранних теоретических набросков, что были захвачены шведами в ходе пограничных стычек еще до вашей экспедиции.
Да чтоб тебя… Ранние наброски. Расчеты по баллистике, идеи по композитным материалам, сырые мысли о свойствах стали… Если они были в руках лучших инженеров Англии, да еще и приправленные практическим опытом шведского металлурга, то события могли развиваться очень непредсказуемо.
— Вы унизили их, месье Смирнов, — в голосе маркиза не было сочувствия, только анализ. — Вы поставили на колени их политическую элиту. И они решили ответить. Правда не дипломатией и не открытой войной, которую они сейчас себе позволить не могут. Они решили ответить технологией, бросив все свои ресурсы, всю мощь казны на создание абсолютного оружия, которое должно вернуть им господство и смыть позор.
Он выдержал последнюю, самую тяжелую паузу. Затем достал из потайного кармана своего камзола сложенный вчетверо лист бумаги.
— Мой агент заплатил жизнью за этот клочок бумаги, — с этими словами он положил его на стол перед нами.
Я осторожно развернул чертеж. Это был скорее эскиз, набросанный по памяти, но от этого он не становился менее пугающим. На бумаге был изображен прототип боевого корабля — мощный деревянный фрегат, чьи борта были защищены броневым поясом из толстых железных плит. Крепления были прорисованы схематично, но сама концепция была ясна как божий день. Это была плавучая крепость. Внизу, неровным почерком шпиона, было выведено кодовое название.