Мышление, думанье и разум находятся в тесной связи, составляя противоречие с тремя сторонами [3] — когнитивный баланс.
В толерантном обществе, где по усреднению проявление мышления не нужно вовсе, часто вместо Позиции: «на том стою, и не могу иначе»[4] — или Точки Зрения: «Как профессионал, я ручаюсь…» — используют Мнение, которое, хотя и содержит конструкцию: «А вот я думаю…», вообще не имеет отношение к думам, мыслям, чувствам, Вере, Разуму[5]. Мнение чаще всего физиологично. Но люди обижаются, что их мнения не учитываются, и эта норма — прощать им их глупости — в обществе культивируется. Отсюда возникают идиотские идеи о том, что «сделать нельзя», или «будет беда от сделанного сразу или вред — потом». Различение между Мнением, Точкой Зрения и Позицией инженеры понимают очень быстро. Мнение это про то, что болит — это про потребность, а не про «как делать», Точка Зрения — это от науки (принцип есть, можно прислушаться), а Позиция это мое инженерное: сделаю, хоть тресни, пусть, против физики, но заработает. Инженер подключается к полю мышления, выбирая для себя важное, он Пигмалион, скульптор, высекающий из камня, в котором мысль и безмыслие слиты. Настоящий инженер не сердится на вопящих обывателей, он отделяет безмыслие в отвал. В тупик инженера ставит вопрос: как вы это придумали?
Инженерам нелегко проводить разграничение мышления, которое «между», и думанья, где «я отвечаю»: в их реальной деятельности одно непрерывно переходит в другое, постоянно обращаясь к разуму, как системному видовому свойству, отвечающему за результат. Дальше мы будем использовать слово «мышление», как обобщающее, чтобы не писать конструкциями типа «когнитивный баланс»:-).
Мышление не сводится к «тексту тезисов», а думанье — к внутреннему монологу. Слова лишь формализуют мысль, переводят ее в форму, допускающую трансляцию.
Мысль нельзя представлять себе только как образ, совокупность образов или метафор. Метафора — опорный конспект мысли, ее скоропись [6], но не сама мысль.
Мысль, конечно, не является действием. Между мыслью и действием лежит, как минимум, думанье, волевой акт, принятие ответственности за него, а затем и стадия технологизации.
Мысль — это не рефлексия — взгляд на себя извне — хотя рефлексия способна пробудить в человеке мышление.
Мысль — это и не понимание, но понимание «схватывает» мысль, переводит ее в образ, метафору или текст. Кроме того, понимание часто переводит мысль на уровень ощущения: «Я понял! (До меня дошло)». Мы сталкиваемся с этим и в жизни, и в сказке, например: «А король-то голый!», «А ларчик-то просто открывался!», «Тут я понял, это Джинн, он ведь может многое…» и т. д.
Ключевым в понятии мысли является возникновение личного иного. Мысль превращает в представимое, допустимое, рефлексируемое то, чего ранее для данного человека не было. Интересно, что лингвистически это вполне понятно: разве не «мысль» есть то, что формально превращает «немыслимое» «мыслимое»?
В известном смысле мышление есть антитренинг, поиск инаковости, ролевая игра без правил.
Мысль также можно рассматривать как своеобразный антикризис. По М.Крайтону: «Кризис есть ситуация, когда с появлением некоего нового фактора совокупность угроз, вызовов и проблем, ранее вполне приемлемая, становится категорически неприемлемой». Напротив, мысль превращает неприемлемую (возможно, по условию задачи) конфигурацию противоречий во вполне приемлемую или даже в единственно приемлемую.
Следует потоптаться на этом узком для европейской цивилизации месте. Кризис у нас как раз есть, а, вот, мысли о его преодолении пока не могут собраться в инженерное решение.
Возьмем частую ситуацию: нет денег у промышленности, а инвесторам — некуда вложить средства. Кризисом она становится, когда передержанная часть денег «умирает» в банковских активах или, когда промышленность в стране разваливается окончательно. Банки играют решающую роль в развитии катастрофической ситуации: они присваивают активы, жизненно необходимые больной экономике, не имея ясного представления, как эти активы можно использовать.
На сегодняшний день (лето 2013 года) ставки банковских кредитов промышленности настолько велики, что только нефтегазовая индустрия и некоторые химические производства могут заплатить налоги, проценты по этим кредитам и выйти в ноль по рентабельности. Но, как раз, эти отрасли промышленности в кредитовании нуждаются в наименьшей степени. Можно сказать этим отраслям «сами виноваты — плохо работаете», но правда заключается в том, что в современном мире практически нет возможности зарабатывать на вложенный капитал 53 % прибыли: 18 % (налог на добавочную стоимость) + 20 % (налог на прибыль) + 15 % (усредненная ставка по кредитам юридическим лицам). Между тем: «Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживлённым, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы». (Дж. Даннинг, английский публицист XIX века, цитировался К.Марксом и В.Лениным). То есть, даже в XIX столетии, когда конкуренция была гораздо слабее, а нормы прибыли значительно выше прибыль в 50 % считалась очень большой.
Банки на кредитах зарабатывают и другого источника дохода не имеют. И если крупные игроки не в состоянии воспользоваться кредитами по предлагаемым очень высоким ставкам, банкам придется умереть. Например, через выдачу дорогих потребительских кредитов, которые заемщики просто не вернут, создав кризис неплатежей в банковском секторе экономики. Государству придется как-то вмешаться, но это будет «сочетанием неприятного с бесполезным» и, в сущности, ликвидацией банковского сектора экономики.
Но тогда, может быть, имеет смысл не дожидаться всеобщей катастрофы?
Возникает Мысль построить инженерию денежного обращения без банков. Вполне возможно, что в «быстром мире» устаревший аппарат банков просто не нужен. Электронный сервер легко выполнит задачи прямого и перекрестного финансировании, подсчета и сбора налогов. А госрезервы будут гарантом инфраструктуры, защиты границ и мелкой социалки, которая со временем истончится. Фантастика? Нет, обычное инженерное мышление: если что-то не работает, портит всю систему и паразитирует на ней, надо заменить это работающим.
Связать интеллект, как проявление биологического системного видового свойства, с неутилитарным персональным мышлением достаточно сложно. По В.Вернадскому это и есть базовая задача человеческого общества.
Проблема защиты позиции инженера заключается в том, что его профессиональная деятельность оценивается в категориях Разума (то есть с позиций эффективности, целесообразности и утилитарности), но требует умений Мыслить и Думать.
2. Типы, форматы и уровни мышления
Все человечество живет в поле разума, часть людей способна к персональному думанью и трансперсональному мышлению, но лишь у очень немногих мышление организовано, в нем есть порядок.
Мышление можно структурировать самыми разными способами, и, в принципе, каждый может сконструировать порядки мысли, оптимальные именно для него. Однако, работа эта не настолько проста, как это кажется, поэтому знакомство с уже известными методами работы с мышлением может представлять интерес.
В настоящее время более или менее описано пять подходов к работе с мышлением. Мы рассмотрим здесь эти подходы последовательно, но сразу же укажем, что они укладываются в так называемую онтологическую схему D2, о которой речь пойдет ниже:-).
Начнем с наиболее простого классификационного подхода, то есть, с так называемой «лестницы мышления». Эта модель основана на понятии противоречия и восходит к диалектическим представлениям об устройстве мира (Лао-Цзы, Г.Гегель, Ф.Энгельс). Слово «диалектика», конечно, переводится, как «рассуждение», а не как «двойственное мышление». Тем не менее, нам удобно назвать «лектикой» размерность мышления: способы работы с противоречиями, характерную структуру, глубину.
«Лестница мышления»Эта лестница задает иерархию сложности мышления, но, отнюдь, не его качества: любое упорядоченное, организованное мышление является сильным, изощренным, действенным.
Обыденное мышление работает с конкретным миром, миром вещей и событий.
Предметы операциональны: их можно перемещать с места на место, разбирать и собирать, создавать и уничтожать. События объективны — одно сменяет другое, и эта смена представляет собой течение времени. Некоторые события, такие, как смена дня и ночи или смена времен года, устойчиво повторяются, что дает возможность время измерять.
Обыденное мышление четко, конкретно, целенаправленно, материалистично (то есть, предполагает по умолчанию окружающий мир материальным: истинно то, что можно увидеть, а лучше — потрогать). Оно рефлексивно, поскольку не только допускает, но и предполагает взгляд на себя со стороны.
Обыденное мышление опирается на личную или коллективную традицию (опыт). Оно не оперирует категорией «развитие», как и вообще категориями, но пользуется представлениями о движении и различает движение и покой.
Если схематизировать обыденное мышление, получившийся рисунок включает в себя события, процессы, проектные деятельности, выстроенные в строгом порядке. Обыденное мышление понимает изменения, как порождение деятельности деятельностью.
Оно очень осторожно пользуется понятием причинно-следственной связи между событиями; хорошо бы, чтоб такая связь была надежно установлена и подкреплена опытом.