Землянам облик его едва ли показался бы привлекательным, взять хотя бы эти большие перепончатые ноги, что высовывались прямо из-под свисающего до земли живота, или длинные, как у обезьяны, руки. Именно поэтому он и его собратья уже миллионы лет, прилетая ка Землю, держались в тени и никогда не были склонны вступать в контакт с кем-либо, кроме растительности. Они наблюдали Землю уже достаточно долго и знали, что для землян их прекрасный корабль прежде всего мишень, а сами они материал для чучел, которые будут выставлены за стеклом на всеобщее обозрение.
Поэтому инопланетянин пробирался крадучись, и его встревоженные глаза, большие и выпученные, как у огромной лягушки, зорко оглядывали все вокруг. Он знал, как мало надежды для такой «лягушки» уцелеть на городской улице. А передавать человечеству знания, выступая на какой-нибудь международной конференции землян, когда нос у тебя как раздавленная брюссельская капуста, а сам ты похож на грушевидный кактус вида «опунция», — об этом и речи быть не может. Пусть человечество учат другие, более похожие на землян гости из космоса. Лично его сейчас интересует только молодое деревце секвойи.
Добравшись до деревца, он оглядел его внимательно и начал выкапывать осторожно, бормоча на своем напоминающем стук камешков космическом языке диковинные, не по-земному звучащие слова; но маленькая секвойя, судя по всему, поняла, и, когда легла в большую морщинистую ладонь, состояние шока у ее корней сразу прошло.
Инопланетянин повернулся, и глаз его достиг слабый свет, свет огоньков поселка в долине за секвойями; эти огоньки давно уже вызывали у него любопытство и манили его, а ночь была последней, когда он мог рассмотреть их близко, так как через несколько часов ботанические исследования закончатся. Корабль покинет Землю и снова прилетит только тогда, когда в земной растительности произойдет следующая большая мутация, то есть не раньше чем через много столетий. Сейчас у него последняя возможность заглянуть в окна жилищ, где горят эти огоньки.
Он вышел крадучись из-под гигантских деревьев и очутился на склоне холма, у края грунтовой дороги, переходившей в лесную пожарную просеку. Задевая животом низкий кустарник, он вышел на дорогу, пересек ее; на долгом обратном пути он расскажет товарищам о своем приключении, о том, как «опунция» отправилась рассмотреть желтые огни поближе.
Неслышно переставляя большие перепончатые ноги с длинными пальцами, он побрел по краю дороги. Увы, Земля оказалась для него местом далеко не идеальным; он был сыном планеты, где кругом вода и нужны как раз такие ноги, как у него.
Огоньки мерцали, и на миг, отвечая им, ярко загорелся рубиновый свет-его-сердца. Он был влюблен в Землю, особенно в растительную ее жизнь, земляне нравились ему тоже, и, как бывало всегда, когда загорался свет-его-сердца, ему хотелось указать им правильный путь, передать им накопленные за тысячелетия знания.
Впереди него в лунном свете двигалась его тень: на длинном стебле шеи похожая на баклажан голова. В складках на ней скрываются уши, похожие на молодые побеги лимской фасоли. Нет, только представить себе, как хохотали бы земляне, если бы увидели, как он ковыляет по проходу к трибуне международной организации! Все знания во Вселенной не помогут остановить хохот, вызванный тем, что твое тело очертаниями напоминает грушу.
Мозга его достиг предупреждающий о скором отлете сигнал с корабля, но он знал, что пока еще можно не торопиться, что сигнал этот предназначен не ему, а другим, более неуклюжим и медлительным членам экипажа. Куда им, неповоротливым, до него! Нет, что ни говори, а он удивительно быстроногий!
По земным меркам он, конечно, передвигается страшно медленно, любой ребенок землян ходит раза в три скорее; ему вспомнилась ужасная ночь, когда один из них чуть было не переехал его велосипедом…
Но сегодня все будет иначе. Сегодня он будет осторожен.
Он остановился, прислушался. Снова предупреждающий сигнал с корабля, теперь это было глухое биение в груди — сигнал тревоги. Свет-его-сердца замерцал: новый сигнал — все члены экипажа должны вернуться на корабль. Но для быстроногих времени еще предостаточно; левая, правая, снова левая, — переваливаясь, он неутомимо двигался к домам городка. Да, он немолод, но идет быстро, быстрее, чем другие ботаники возрастом в десять миллионов лет и с ногами как у болотной утки.
Его огромные выпуклые глаза, непрерывно вращаясь, обегали взглядом все вокруг: дома впереди, небо, деревья и дорогу. Никого кругом, он один, и идет он, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на жизнь землян, а потом — прощай, Земля!
Что это? Впереди на дороге появился свет, за ним другой! И тут же лихорадочно засигнализировало в груди: всем возвращаться — опасность, опасность, опасность!
Он попятился, повернул в сторону, растерявшийся от приближающегося света. Свет слепил его, безжалостный земной свет, холодный и жесткий. Ботаник споткнулся, упал с обочины дороги в кусты, а свет лег между ним и кораблем, отрезал его от огромного елочного украшения.
Опасность, опасность, опасность!
Свет-его-сердца вспыхивал часто-часто. Нужно поднять молодое деревце, которое он выронил; оно лежит на дороге, и корни громко кричат, зовут его на помощь.
Он протянул было руку с длинными пальцами, но тут же ее отдернул: прямо по ней ударил слепящий свет, вплотную надвинулся рев двигателя. Он откатился в кусты, судорожно пытаясь прикрыть свет-сердца веткой. Его огромные глаза, сейчас выпученные до предела, видели все, что происходит вокруг, но страшнее всего было то, что произошло с маленькой секвойей: самодвижущаяся повозка землян проехала по ней, молодые листочки были раздавлены, а сознание ее все еще кричало ему: «Опасность, опасность, опасность!»
А потом еще и еще свет на этой дороге, которая, обычно безлюдная, теперь была заполнена урчанием моторов и криками землян, возбужденными, полными азарта погони.
Прикрывая рукой трепещущий свет-сердца, он с трудом продирался сквозь кусты. Мудрость семи галактик не смогла бы помочь ему передвигаться быстрее в этой чужой для него среде. Как бесполезны, нелепы здесь его перепончатые ноги! Зато как быстро движутся по привычному для них твердому грунту, приближаясь со всех сторон, ноги людей! Теперь он понял, как глупо и неосторожно он себя вел.
Земляне громко перекликались друг с другом на своем странном языке, а один из них, тот, у которого на поясе все время что-то звенело, явно напал на его след. Промелькнувший луч осветил пояс этого землянина, и старый ботаник увидел на поясе кольцо, а на кольце связку чего-то вроде зубов с неровными краями — не трофеи ли это, вырванные изо рта какого-нибудь несчастного существа, прибывшего на Землю с другой планеты?
«Скорей, скорей, скорей!» — все еще звал корабль, и, пытаясь пронырнуть под снующими лучами, старый ботаник ринулся назад к дороге.
Здесь и там на довольно большом ее отрезке стояли самодвижущиеся повозки землян, а земляне, которые на них прибыли, рассыпались кругом. Он выпустил туман и, окутанный им, скользнул в лунном свете через дорогу сквозь вонючие выхлопные газы (ядовитое облако на миг даже улучшило маскировку) — и вот, уже по ту сторону дороги, он съехал в неширокий овраг.
Тут же, словно почувствовав, где именно он пересек дорогу, лучи холодного света повернулись в его сторону. Земляне стали один за другим перепрыгивать овраг, а он вжался в песок и камни. Взгляд его, снова и снова обегавший все вокруг, обратился вверх, и он опять увидел страшное кольцо с нанизанными на него звенящими зубами — это хозяин кольца перепрыгивал через канаву; зубы щерились в наводящей ужас улыбке.
Он вжался еще сильнее в камни, скрытый по-прежнему туманом, неотличимым от того, который можно увидеть ночью в низких сырых местах. Не задерживайте взгляда на облачке, ведь это всего лишь клочок обыкновенного тумана, не тыкайте в него лучом, ведь внутри облачка длинная-предлинная шея и две перепончатые ноги, а пальцы у этих ног такие же длинные и тонкие, как корни розового хвоща. Вы, земляне, наверняка не догадаетесь, что существо это прибыло на вашу планету для того, чтобы спасти образцы растительности, пока вы не уничтожили ее всю, и их сохранить.
А земляне в это время прямо над ним перепрыгивали овраг, недобрые голоса их звучали громко, земляне получали от охоты огромное удовольствие и все были вооружены.
Когда овраг перепрыгнул последний землянин, старый ботаник выкарабкался наверх и двинулся следом за людьми в лес.
По мере того, как он приближался к своим, свет-его-сердца разгорался все ярче, питаемый общим энергетическим полем его товарищей; и не только их сердца, но и все растения, собранные на корабль за сто миллионов лет, кричали: «Опасность, опасность, опасность!»
По единственной расчищенной лесной тропинке он продвигался так быстро, как только мог. В этом лесу он знал каждый лист, каждую паутинку. Они вели его через лес, ласково шептали: «вот сюда, теперь сюда, а теперь сюда».
Холодный свет остался позади, лучи его застряли в ветвях, с готовностью пропустивших инопланетянина, но преградивших путь его преследователям; ветви вдруг сцеплялись намертво, и пройти между деревьями было уже невозможно; какой-то корень, проросший наружу, слегка приподнялся, и землянин, на поясе у которого было кольцо с нанизанными зубами, споткнулся и упал; другой корень захватил ногу его подчиненного, и тот шлепнулся ничком, ругаясь на своем языке, а растения в это время кричали ботанику: «Беги, беги, беги!..»
Поляна была уже совсем близко.
Великолепная елочная игрушка, жемчужина Галактики, ждала его. Он ковылял к ней, к исходящему от нее спокойному и прекрасному свету, ничего подобного которому не видели ка Земле. Сказочная энергия корабля собиралась сейчас вся в одной точке, пульсировала невиданной красоты волнами, одаряла сиянием все вокруг. Инопланетянин пробирался, раздвигая траву — может быть, с корабля его увидят, может, заметят свет-его-сердца, — но длинные пальцы его ног запутались в каких-то сорняках, которые не хотели его отпустить.