щееся, вроде этой штуки, которую он задел нечаянно… Что-то должно крутиться, а что-то… царапать…
Он во все глаза смотрел на проигрыватель, надеясь, что именно в нем найдет решение, и в голове у него прокручивалось все, что он знал о коммуникационных устройствах.
Он топтался, поворачивался то туда, то сюда, отыскивая взглядом металлические предметы, которые могли бы ему пригодиться. Вытащил ящик из письменного стола, вывалил его содержимое на пол.
— Эй, поосторожней, — сказал Эллиот. — От меня требуют, чтобы в комнате был порядок.
Взгляд древнего ученого остановился на приколотом кнопками к стене плакате, изображавшем полуобнаженную принцессу-марсианку, лишь кое-где прикрытую полосками чудом держащегося на ней сверкающего металла.
Он пристально разглядывал ее самоё, ее лучевой пистолет, ее шлем, ее сапоги цвета электри́к.
— Нравится? — спросил Эллиот.
Старый путешественник поднял руки, сблизил их и стал медленно опускать вниз, разводя в стороны, очерчивая в воздухе более классический тип красоты — грушевидный, расширяющийся книзу силуэт.
— Такие у нас тоже есть, только их не очень много, — сказал Эллиот, потом взял старого ботаника за локоть и осторожно потянул к чулану. — Будь там, ладно? Там.
Источенный временем путешественник проследовал, шаркая, в свое убежище. Он, в чьем ведении были когда-то растения в самых великолепных дворцах космоса, теперь вынужден ютиться в чулане!
Сгорбившись, он опустился на пол. Где его корабль, это чудо Вселенной? Он так ему нужен!
— Посмотри, — сказал Эллиот, — здесь даже окошко есть. — Он показал на небольшой квадрат стекла над головой. — И вот настольная лампа. — Он включил ее. — Ну, пока. Пойду куплю еще печенья и другого чего-нибудь.
Дверь чулана закрылась. Путешественник зажмурился от резкого света лампы, потом взял с полки красный носовой платок и покрыл им абажур. Свет смягчился и стал пастельно-розовым, очень похожим на мягкий свет внутри корабля.
Во что бы то ни стало нужно подать о себе весть, сообщить товарищам по экипажу, что ты жив.
Снова возник образ столовой вилки, четыре зубца ползли по кругу: жжик, жжик, жжик…
Въезжая к себе, Мэри задела крылом баки для мусора, они повалились, а мусор, высыпавшись, образовал огромную кучу. Но какое это имело значение? Важно, что она наконец дома. Выключив зажигание, она не вылезла из машины, а осталась сидеть за рулем: все силы, физические и душевные, были исчерпаны. Может быть, ей нужен женьшень? Или обыкновенный джин?
Она открыла дверцу и чуть не на четвереньках вылезла из машины. Остановила взгляд на окошке чулана Эллиота на втором этаже — на днях Эллиот поселил туда одного из своих игрушечных домовых.
Ну и игрушки делают теперь для детей! Посмотришь — и у тебя начинаются галлюцинации.
Она пошла к дому. В дверях ее встретил Харви, он держал в зубах миску.
— Не смотри на меня так, Харви, я и без твоих взглядов чувствую себя кругом виноватой.
Обойдя клянчащего пса, она подошла к столику для корреспонденции.
Вдруг письмо от какого-нибудь тайного вздыхателя? От Бродячего Мертвяка, например?
Ничего стоящего, только счета, просроченные счета, давно просроченные счета и еще письмо от какого-то общества, собирающего пожертвования. Нет уж, она скорей удавится, чем пожертвует.
Она крикнула своему маленькому племени:
— Кто-нибудь дома есть?
Ответил ей только Харви.
— Брось миску, — сказала она ему.
Усталая, она не могла заставить себя подняться кресла около столика для корреспонденции. У лба ее зажужжала муха, она отмахнулась, не помогло, она отмахнулась еще раз и поняла, что никакой мухи нет: жужжит у нее в голове.
Теперь она начнет слышать телефонные звонки, а пройдет еще немного времени — и голоса.
Ну, довольно: для нервного срыва время сейчас самое неподходящее. Она поднялась наконец, прошла на кухню и там, взглянув на пол, сразу поняла, что Эллиот снова готовил для себя полноценный завтрак. Она стерла потеки и сварила себе чашку крепкого кофе.
Потом стала пить его не спеша, одновременно рассматривая свои ступни. Усталые ступни. Ступни, которым так хочется забастовать.
— Эй, кто-нибудь дома есть? — повторила она.
Разумеется, они ей не ответили.
Задняя дверь распахнулась, бабахнув, как пушка, и появился Майкл — словно въехал на слоне.
— Привет, мам, как прошел день?
— Хорошо. А у тебя как?
Майкл пожал плечами; что он хотел этим сказать, она не поняла.
— Пойду в регби поиграю, — сказал он, и было ясно: ничто, ну абсолютно ничто не помешает ему свое намерение осуществить.
— Прекрасно, — сказала она. — Топай, развлекись.
Небрежно, будто давая разрешение, которого у нее никто не спрашивал, она махнула рукой. Потом снова уставилась в свою кофейную чашку…
Надев наплечники, Майкл нахлобучил шлем; сегодня ему хотелось все крушить, накопившаяся энергия требовала выхода. Два широких шага — и он уже на втором этаже, но там стоял, загораживая ему дорогу, Эллиот.
— Майкл…
— Как поживаешь, мошенник? — пробормотал, отталкивая его, Майкл.
— Есть важное дело.
— Дело? Какое?
— Помнишь домового?
— Домового? А ну-ка, дай дорогу!
— Постой, Майкл, дело это очень серьезное. Он вернулся.
— Эллиот… — Майкл был совсем не в восторге от того, что у него есть младший брат. Для него Эллиот был маленьким хищником с мелкими, гнусными хитростями, вроде ласки — именно так, например, он играет в парчизи. — Пусти меня.
— Я тебе его покажу, но только он все равно мой.
Майкл заколебался.
— Ну, давай, только быстро.
— Сперва поклянись самой страшной клятвой какую знаешь.
— Ну ладно, ладно, покажи. Скунс, наверно, или что-нибудь похожее? Он у тебя в комнате? Мама тебя убьет.
Эллиот повел Майкла по коридору к себе.
— Сними наплечники, — сказал он, когда они вошли в комнату. — А то он может испугаться.
— Эллиот, не сходи с ума.
Эллиот подвел его к чулану.
— Закрой глаза, — сказал он Майклу.
— Зачем?
— Просто так — ну, прошу тебя.
В чулане в это время инопланетное существо пыталось вспомнить все, что оно знало о передатчиках: во что бы то ни стало нужно было сделать передатчик. Оно слышало, как двое молодых землян вошли в комнату Эллиота, но, роясь в памяти, пытаясь найти там схему передатчика, их приближение игнорировал.
Войдя, Эллиот обнял ботаника за плечи и кивнул ободряюще.
— Пойдем, я познакомлю тебя со своим братом.
Они вошли в комнату, и в этот миг из коридора в нее вбежала только что вернувшаяся из детского сада Герти. Увидев страшилище, она завизжала, как завизжало само страшилище и завизжал, открыв глаза, Майкл. Их одновременный визг пронзил дом насквозь и достиг его командного центра, где сидела и пыталась вывести себя из состояния оцепенения Мэри.
— О боже!..
Еле передвигая ноги, она поднялась по лестнице и пошла к комнате Эллиота. За день вымотаешься на работе, а когда вернешься домой, тебя ждут сюрпризы.
Хорошо хоть, что он поддерживает теперь в комнате порядок.
Она распахнула дверь. Все вещи Эллиота были вывалены на пол. Мэри посмотрела на Эллиота. Как он может стоять среди всего этого разгрома с таким невинным выражением лица?
— Что здесь произошло?
— Где здесь?
— Где? Это не комната, а свалка.
Старый космолог, сжавшись, сидел в чулане между Герти и Майклом.
Через одну из щелей в двери чулана он разглядывал мать этих детей — она показывала сейчас на вещи, которые он, когда искал детали для передатчика, побросал на пол.
— Эллиот, я слышала, как визжала Герти. Почему она визжала?
— Не знаю — просто вбежала в комнату, завизжала, и все.
Мэри задумалась. А как сама она, когда была маленькая, вбегала в комнаты, визжала безо всякой на то причины? Такое случалось, и часто. И сейчас ей тоже хочется завизжать. Может, повизжать на него, а потом уйти?
— Я не хотела на тебя орать, Эллиот. Извини меня. Но убери комнату, пока я тебя не убила.
Мэри повернулась и вышла. Когда она уже спускалась по лестнице, дверь чулана открылась, и Майкл, Герти и древний ботаник снова появились в комнате.
Майкл из чулана вышел с чувством, будто он бежит на дистанцию пятьдесят ярдов и ему преградил внезапно дорогу паровой каток; от неподвижного сидения тело у него онемело, и его не оставляла мысль, что все это ему снится, а может, он-таки пошел играть в регби, столкнулся с кем-то головами и лежит без чувств. Однако рядом Герти, как всегда надоедливая, и Эллиот в натуральную величину. И страшила.
— Эллиот, мы должны рассказать маме.
— Нельзя, Майкл. Она захочет поступить как полагается. А ведь ты понимаешь, что это значит, да?
— Он хоть говорить умеет?
— Нет.
— Ну, а зачем он на Земле?
— Не знаю.
Мальчики одновременно посмотрели на Герти, которая, широко открыв глаза, смотрела на существо из космоса.
— Он ничего тебе не сделает, Герти. Можешь его потрогать.
Инопланетянин не стал противиться, он позволил детям ощупывать его, тыкать в него пальцами; послания детских пальцев ритмичными пульсациями шли к рецепторам в глубине его тела, и хотя послания эти были сбивчивые, путаные, назвать головы, их родившие, глупыми было никак нельзя. Но по силам ли им поднять его в Великую Туманность?..
— Не рассказывай о нем никому, Герти, ладно? Даже маме.
— А почему не рассказывать?
— Потому… потому что взрослые его не видят. Его видят только дети.
— Ты врешь.
Эллиот взял из рук Герти куклу.
— Знаешь, что будет, если ты скажешь?
Он вывернул руку кукле за спину.
— Не надо! Не надо!
— Обещаешь, что не будешь рассказывать?
— А он откуда, с луны?
— Ага, с луны…
Лежа на полу в спальне. Мэри повторяла упражнения, передававшиеся сейчас по телевизору. Показывали пятидесятилетнюю шведку без единой морщинки на лице и ее партнера, наихудший вариант дебила.