История богемных советских дач начинается с 1934 года, когда на всю страну прогремел фильм Григория Александрова «Веселые ребята» с Любовью Орловой и Леонидом Утесовым в главных ролях, исполнивших первые советские шлягеры на музыку Исаака Дунаевского. Картину посмотрело около 100 миллионов «новых советских граждан». Можно сказать, что история успеха картины и дачная история развивались параллельно.
Именно благодаря дачам произошло еще одно событие в жизни Исаака Дунаевского. Хотя он ни на что не претендовал, все случилось само собой. Сначала пронесся слух, что будут организовывать Союз советских композиторов. Дунаевскому тут же позвонил Утесов и сиплым голосом сказал: «Дуня, а как же советские музыканты обойдутся без нас?» Поговаривали, что брать в союз будут не всех, и, честное слово, Исаак Осипович немного волновался, когда шел в то здание, куда собрали всех работников черных и белых клавиш. Кнопкодвигов и клавишежатов. Все были какие-то понурые. Каждый из композиторов нес в руках папку с собственными сочинениями. У Исаака Осиповича такая папка оказалась неожиданно самой тяжелой.
И на его толстой папке конкурс закончился. На него хитро посмотрели прищуренные глаза музыкального критика:
— А, Дунаевский! Ну, проходите, пожалуйста, надеюсь, вы примете активное участие в жизни нашей организации.
Все формальности на этом закончились. Потому что спешить было некуда, но оспаривать право Дунаевского сочинять мелодии никто не собирался.
И только потом следом началась шумиха. Это все совпало с кампанией, которую развернул Шумяцкий по поводу «Веселых ребят». Все довольно скучно. Но с пользой. Сначала фильм хорошо прогремел на фестивале в Венеции, а потом Сталин, отдуваясь в усы, сказал: «Надо поощрить товарищей». С этого все и началось. Поощрить так поощрить.
Поощрять решили землей. Сначала выдали награды. Тоже по велению Сталина. Каждому присвоили звание. Одному Утесову подарили фотоаппарат. Он, конечно, очень расстроился, но всем была известна нелюбовь Сталина к Утесову. Он говорил: «Чего этот сиплый тут?» Сталин вычеркнул своей рукой, уже после войны, его фамилию из списка с тем же определением: «хрипатый».
Землю дали после толчка Шумяцкого. Борис Захарович был мастер в нужном месте выдыхать интриги. Умел подсказать вождям правильное партийное решение, чтобы они не чувствовали при этом мозговой зажим, будто это не они придумали. Шумяцкий сказал Сталину: «Кинематографисты жалуются, что им негде отдыхать. Завидуют театральным работникам, у которых дачи еще со времен Чехова остались. Чем им проситься в Карловы Вары, пусть лучше у Москвы-реки сидят». Сталин все понял.
Именно тогда каждому из «корифеев» отрезали по одному гектару земли во Внукове. Эта земля изначально принадлежала помещику Абрикосову, светскому льву, от имения которого долгое время сохранялся роскошный парк.
«Отрезали» Леониду Утесову, Любови Орловой и Григорию Александрову. Первые внуковские дачники, в отличие от последующих обитателей, оплачивали строительство своих заповедных уголков из собственного кармана. В этой компании оказалось много достойных людей.
Председателем дачного кооператива избрали главного советского поэта, тогда еще бывшего рапповца, Алексея Суркова. Был он еще молод и обаятелен. Сначала не поделили, где какому дому стоять. Каждый хотел что-нибудь особенное. В итоге тот, кто ни на что не претендовал, то есть Исаак Осипович, оказался в самом лучшем положении.
Первый дачный кооператив представлял собой копию рая в миниатюре. Главная улица называлась «Улица Маяковского». Но после того как на ней «вырос» дом Дунаевского, внуковские аборигены прозвали ее улицей «Веселых ребят». С одной стороны ряд домов начинал коттедж Александрова и Орловой, следом высился дом Утесова, затем шел дом поэта Михаила Гальперина. На другой стороне улицы выстроил трехэтажный дом инженер-строитель Николай Татев (Татишвили), режиссер Бек-Назаров, инженер Бромберг, чья участь была самой печальной. Он проходил по знаменитому «инженерному делу» и был расстрелян в конце 1930-х годов. Чуть поодаль находились дачи Лебедева-Кумача и Игоря Ильинского. Каждый дом был непохож на соседний.
Особую известность приобрел дом Александрова и Орловой, и все из-за любви. Окошки были вырезаны в форме сердечка. Где уж это Александров подсмотрел? Говорили, что в Америке, в Голливуде. Для всех остальных это была «архитектурная поэзия» — допустимое излишество, за которое не сажали. Сейчас уже никто практически не знает, что идея этих сердечек, как, впрочем, и архитектурный проект, была привезена Александровым из Америки.
Обитатели элитарных поселков сталинской поры — это совершенно особая порода людей. Чтобы их описать, черной и белой красок недостаточно. Их унижали, и они в свою очередь унижали. Они сочетали в себе демократизм строителей социализма и одновременно неведомо откуда проснувшуюся сановную спесь. Но их заблуждения дорого им обошлись.
Исаак Дунаевский стал обитателем Внукова в 1938 году. По вполне уважительным причинам. Дунаевские жили в Ленинграде. А когда у первенца композитора — сына Генички — врачи обнаружили туберкулез и срочно потребовали перемену климата, Исаака Осиповича убедили строить дачу под Москвой рядом с друзьями-приятелями: Леонидом Утесовым, Любовью Орловой и Григорием Александровым. А еще, чуть раньше, там выстроил свой амбарный дом Василий Лебедев-Кумач.
Строительство дачи Дунаевского напоминало детектив в рассрочку. Начнем с того, что Дунаевский долго выбирал, какой дом ему построить. Архитектором стал Татев — муж известной певицы Тамары Церетели. Этот родственный вокалу инженер-строитель и предложил Дунаевскому проект грузинского дома с башенками. Тогда еще Дунаевский не понимал, что это такое, даже когда посмотрел на картинки. На картинки посмотрели все, и его жена Бобочка в том числе. Ничего зазорного не обнаружив, они весело согласились на строительство такого дома. Исаак Осипович утвердил проект и уехал к себе в Ленинград. Работы у него было хоть отбавляй. А Татеву только переводил деньги. Как скажет: «Деньги», — так сразу и переводит.
И вот однажды Дунаевские посмотрели на календарь: все сроки строительства дачи вышли. Следовательно, можно было ехать принимать товар лицом. Дунаевские приехали во Внуково всем семейством и обомлели: на месте их дома стоял только фундамент, зато неподалеку вырос трехэтажный особняк инженера Татева. И самое обидное, Исаак Осипович с первого взгляда догадался, на чьи деньги он выстроен.
Сцена объяснения предприимчивого строителя с великодушным композитором была неприятной. Татев просил его простить и чуть не становился на колени. Исаак Осипович, человек широкой души, Татева простил. Но потребовал срочно закончить строительство дома — в три счета. И не стал предъявлять финансовых претензий инженеру.
В итоге на внуковской карте появился «грузинский замок с башенками». В дом въехали. Но мытарства на этом не закончились. Предприимчивый архитектор выстроил дачу, рассчитанную на теплый кавказский климат. Дача получилась огромной, холодной, с маленькими оконцами. Даже огромный камин не мог прогреть жилые комнаты. Надо было что-то делать. Зинаида Сергеевна выбрала самую светлую комнату на втором этаже и устроила там детскую.
Дом Дунаевского, как корабельный флагман, стоял на окраине дачного поселка, словно охраняя хрупкий дачный мир от вторжения. Рядом с неприступным миром взрослых образовался его двойник: мир их детей. Внуковской принцессой считалась дочь Василия Лебедева-Кумача — Марина, а принцем — Геня Дунаевский. Верховодил в их компании сын Алексея Суркова Алеша, старше мелюзги года на четыре. Роль «народа» исполняли два мальчика — дети одного из сторожей внуковских дач. Любимым развлечением внуковской детворы было раскачивание на деревьях. Мелюзга залезала повыше и, ухватившись за верхушку, плавно опускалась вниз. Однажды эта игра чуть не закончилась весьма плачевно для сына Суркова. Березовая ветка, за которую держался мальчишка, сломалась, и ребенок упал на землю. Стоял страшный ор, прибежала жена Суркова, своего сына бережно подняла и унесла в дом.
Жена композитора, Зинаида Сергеевна, была дамой наиболее удивительной и красивой из всех внуковских обитательниц. Она, наверное, единственная разводила живность. Ей это нравилось. Возможно, у них и были по этому поводу споры с Исааком Осиповичем, но незначительные. Сдерживать в этом увлечении могло только ее дворянское происхождение. Но к тому времени, когда она получила возможность живностью увлекаться, это происхождение не имело ровным счетом никакой цены, разве что мешало спокойно жить. Зинаида Сергеевна начала разводить на даче пионы, розы, жасмин. Вероятно, любовь к цветоводству у нее появилась в детстве, проведенном в Андреевке. Кроме прекрасного цветника Зинаида Сергеевна также завела свиней, корову Красавку, около сорока цесарок, кур и индюшек.
Главными хранителями дачного уклада и имущества у Дунаевских был Милет Васильевич — дворник и его молодая жена Галина, которую он привез с Украины. Эта пара обращала на себя внимание и давала повод для колких замечаний в адрес дворника со стороны женской части колонии и одобрительных возгласов со стороны мужской части. Милету было семьдесят, а его жене только 35 лет. За это дворника уважали.
Конечно, рассказывая про те заповедные места, нельзя не упомянуть про авто, ведь оно было связующим звеном между городом и дачным поселком. Но кроме того, авто было еще и «яблоком раздора». Иметь машину хотелось каждому дачнику. Автомобиль являлся признаком сверхъестественного богатства и высокого положения в обществе, конвертируемой валютой для дачных пацанов, за которую они соглашались выполнять любую работу. За обещание «прокатить на машине» могли и землю съесть.
Практически у каждого обитателя внуковских усадеб была своя машина: кто-то водил сам, кто-то имел своего шофера, которому платили из собственного кармана. Самым знаменитым шофером дачного государства считался Игнатий Станиславович Казарновский, личный шофер Александр