— Мне завтра вставать в 7 утра, — ответила я, пока она шла следом за мной к дверям, навстречу стучащим снаружи каплям дождя. — Я пообещала маме всё привести в порядок к приходу тёти Джекки.
Первый месяц после ухода из дома папы мама вела себя так, будто абсолютно ничего не произошло. Но в последнее время она стала немного рассеянной. Например, забывала включить посудомоечную машину, поставить будильник, погладить свои рабочие блузки, пропылесосить в доме пол. Каждый раз, когда папа приходил забрать кое-какие свои вещи, будь то его любимое кресло, набор шахмат, оставшихся после дедушки или клюшки для игры в гольф, которыми он никогда не играл, то при этом он словно уносил с собой и частичку рассудка мамы.
— Да зачем это надо? — закатывает Дара глаза. — Она может принести с собой эти чистящие кристаллы, и всё будет готово.
— Пожалуйста, — прибавляет она и ей приходится немного прибавить голоса, чтобы перекричать музыку, потому что кто-то только что включил её на полную катушку. — Ты же никогда никуда не выходишь.
— Это неправда, — отрицаю я. — Просто ты всегда где-то гуляешь.
Мои слова прозвучали чуть жестче, чем я хотела. Но Дара лишь смеётся мне в ответ.
— Давай сегодня не ругаться, ладно? — говорит она, целуя меня в щеку, её губы липкие, словно от карамели. — А просто быть счастливыми.
Тут группа парней, скорее всего из младших классов, столпившихся во мраке возле лошадиных стойл, начала улюлюкать и хлопать.
— Великолепно, — кричит один из них. — Здесь лесбиянки!
— Заткнись, дебил, — орёт ему в ответ Дара и смеётся. — Она — моя сестра.
— Это явно знак того, что мне пора уходить, — говорю я.
Но Дара не слушает меня. Её щёки порозовели, а глаза блестят от алкоголя.
— Она — моя сестра, — повторяет она вновь, не обращаясь конкретно ни к кому и в то же время ко всем, ведь Дара из тех людей, за которыми другие хотят наблюдать, брать пример. — И моя лучшая подруга.
В ответ лишь раздаётся еще больше свиста и рассеянных хлопков в ладоши.
— Давайте уже, начинайте, — орёт другой.
Дара обнимает меня за шею, прислоняется к моему уху и шепчет. У неё приятное дыхание, смешанное с запахом алкоголя.
— Лучшие подруги до конца жизни, — шепчет она, а я больше не уверена, обнимает ли она меня или висит на мне. — Правда, Ники? И никто никогда этого не изменит.
15 июля. Ники
Вечером в 11.15 полиция зарегистрировала аварию на 101 шоссе, расположенном к югу от Мотеля Шади Пальмс. Управлявшая машиной Николь Уоррен, семнадцати лет, была доставлена в Восточный Мемориал с незначительными травмами. Пассажир, Дара Уоррен, шестнадцати лет, не пристегнувшая ремень безопасности, была доставлен на машине скорой помощи в отделение интенсивной терапии и в момент этой публикации по-прежнему находятся в критическом состоянии. Мы все молимся за тебя, Дара!
Таааааак печально. Надеюсь, она поправится!
Я живу прямо вниз по дороге и услышал грохот в половине мили от своего дома!!!
Эти дети думают, что им все сойдет с рук. Кто сейчас не пристегивает ремень? Она не может никого винить, кроме самой себя.
Имей сострадание, чувак! Все мы совершаем тупые поступки.
Некоторые тупее других.
Это была сложная ночь для полиции Мэйн Хайтса. Между полуночью и часом утра в среду три местных подростка совершили серию мелких краж в районе к югу от шоссе 23. Полиция сначала выехала по вызову из 7- 11 на Ричмонд Плэйс, где Марк Хаас, семнадцати лет, Даниэль Рипп, шестнадцати лет, и Джейкоб Рипп, девятнадцати лет, угрожали служащему, прежде чем украсть две коробки пива, четыре коробки яиц, три упаковки бисквита Твинки и «Slim Jims»[4]. Полиция преследовала подростков до улицы Саттер, где последние подожгли полдюжины почтовых ящиков и забросали яйцами дом мистера Вальтера Миддлтона, учителя математики в местной гимназии (который в начале года находился под подозрением в мошенничестве, как позже выяснил наш репортёр).
Наконец в Карен Парк полиции удалось арестовать подростков после того, как они успели украсть рюкзак с джинсами и кроссовками в общественном бассейне. Одежда, как сообщила полиция, принадлежала двум посетителям бассейна, которые так же были привезены в полицейский участок Мэйн Хайтса… будем надеяться, что после того, как им вернули их одежду.
Дэннннннннни… Ты знаменитость.
Живи.
Ирония заключается в том, что эти мальчики, вероятно, будут работать в 7-11 в скором времени. Как-то я не вижу этих трех мальчиков в качестве мозговых хирургов.
Купались голышом? Они там не замерзли??:Р
Ну почему в статье не указали имен «двух подростков, купавшихся голышом»? Грех стал уголовным преступлением?
Спасибо за комментарии. Это так, ни один из подростков не был обвинен.
Мистер Миддлтон отстой.
— Купались голышом, Николь?
Есть много разных слов, которые не хочется услышать от своего отца: клизма, оргазм, я разочарован.
Купание голышом находится на верхних строчках списка, особенно когда тебя только что отпустили из полицейского участка в три часа утра в выданных полицией брюках и толстовке, которые возможно принадлежали какому-нибудь бездомному или серийному убийце, лишь потому, что твоя одежда, сумка, паспорт и деньги были украдены на территории средней школы.
— Это была шутка, — говорю я, хоть это и глупо, но нет ничего смешного в том, что тебя арестовывают, практически голопопую, посреди ночи, хотя в это время ты должна была спать.
Свет фар разбивает дорогу на светлые и темные полосы. Во всяком случае, я рада, что не вижу лицо отца.
— О чём ты думала? Я такого совершенно не ожидал. По крайней мере, не от тебя. А этот парень, Майк…
— Марк.
— Не важно, как его зовут. Сколько ему лет?
Я ничего не отвечаю, хотя знаю ответ — ему двадцать, но лучше этого не говорить. Папе сейчас лишь бы найти виновного. Пускай думает, что меня надоумили это сделать, что я попала под влияние какого-то плохого мальчика и из-за него перелезла через забор Карен Парка, разделась до нижнего белья и с разбегу плюхнулась в бассейн животом. Вода на самом деле была такой ледяной, что от неожиданности у меня перехватило дыхание, и я вынырнула, жадно глотая воздух, но ужасно довольная. Я думала о Даре, думала, вот бы она была рядом, она бы всё поняла.
Перед глазами у меня вырастает огромный валун в темноте, выдвижная стена из прочного камня. Я крепко закрываю глаза и вновь открываю — передо мной нет ничего кроме длинного и прямого шоссе, и лучей света от фар автомобиля.
— Послушай, Ники, — говорит отец, — мы с мамой беспокоились о тебе.
— Я не думала, что вы с мамой ещё разговариваете, — говорю я, опуская окно на несколько дюймов, потому что, во-первых, кондиционер почти заглох, а во-вторых, порыв ветра помогает заглушить голос отца.
Он игнорирует мои слова.
— Я серьезно. Еще с того несчастного случая…
— Пожалуйста, — я перебиваю его, перед тем как он сможет закончить предложение. — Не надо.
Папа тяжело вздыхает и потирает переносицу под очками. От него немного пахнет ментоловыми пластырями, которые он клеил на нос перед сном, чтобы не храпеть. Он всё еще в своих мешковатых пижамных штанах с рисунками северных оленей, которые, кажется, носит уже всю жизнь. И вдруг на какое-то мгновение я чувствую себя ужасно виноватой перед ним. А затем вспоминаю о папиной новой подружке, и перед глазами встает молчаливый, напряженный вид мамы, словно она марионетка с туго натянутыми верёвками.
— Ты должна поговорить об этом, Ники, — говорит папа тихим заботливым голосом. — Если не со мной, то с доктором Личми. Или с тетей Джеки. Или с кем-то другим.
— Нет, — говорю я, опуская окно так, чтобы ветер заглушал мой голос. — Я не хочу.
7 января. Запись в дневнике Дары
Доктор Лизни — ой, простите, Личми — говорит, что мне следовало бы выделять пять минут в день на выражение своих чувств на бумаге. Ну что же:
Я ненавижу Паркера. Я ненавижу Паркера. Я ненавижу Паркера. Я ненавижу Паркера. Я ненавижу Паркера.
Теперь я чувствую себя лучше!
Прошло пять дней с того ПОЦЕЛУЯ и сегодня он даже не дышал в мою сторону. Как будто он боялся, что я загрязню воздух, которым он дышит.
Мама и папа также находятся в списке дерьма этой недели. Папа — потому что он пускается во все тяжкие и раздражителен из-за развода, когда на самом деле, знаете, он просто раздувает из мухи слона. Я имею в виду, что если он не хочет уезжать, он не должен этого делать, правильно? А мама — потому что она не может постоять за себя, она так не плакала даже на похоронах Пау-Пау. Она делает всё на автомате: занимается в своём «SoulCycle»