За столом наступило молчание, все задумались, заново переживая рассказ Таисьи Кирилловны.
— А правда, Таисья Кирилловна, что в некоторых домах домовые живут? — неожиданно спросила Сабира.
— Живут, но не в каждом, — пожала плечами бабушка Кати.
— А почему не в каждом? — заинтересовалась и Валентина.
— Они с кошками иногда не уживаются. Да и существа они редкие, но полезные, — объяснила Таисья Кирилловна.
— Ой, а ведь это правда, — тут же согласилась Валя. Видно было, что ее интересуют более обычные события. — У нас в доме ни одна кошка не приживается. Первая просто убежала и не вернулась, вторая заболела и ушла из дома, третий котенок вообще пропал, мы так и не поняли, куда он делся.
— Кошки их видят, — проговорила Таисья Кирилловна. — Видели, наверно, что иногда кошка начинает очень пристально в угол смотреть, а в углу нет ничего? Это она домового видит, а им это не нравится, вот они или сами уходят, или кошку выпроваживают. Кошка чувствует себя хозяйкой в доме, и второго хозяина в доме может и не принять.
— Да, точно, — вмешалась Сабира. — А птицы их могут видеть? Наш попугай иногда так внимательно в угол смотрит, как будто разглядывает кого-то.
— Да, птицы их тоже могут видеть. Но птицы в домах редко живут, в основном кошки, поэтому они их и видят. Значит, говоришь, у вас в доме домовой живет? — спросила она у Сабиры с улыбкой.
— Бабушка говорит, что живет. Она его Кузьмой называет. Я сначала ей не верила, а сейчас думаю, что она права.
— Да, я помню, ты мне рассказывала, — вставила Катерина. — Только он у вас шебутной какой-то, беспокойный.
— Что значит беспокойный?
— Ну, например, мы все сидим в комнате, а рядом в кухне посуда гремит, как будто что-то падает. Мы прибегаем в кухню, а там все на месте. А иногда еще в коридоре такие шаркающие шаги раздаются, они до комнаты дойдут и прекращаются, а в комнату никто не заходит.
— Ничего себе! — воскликнула Валентина.
— А еще моя бабушка рассказывала, что однажды даже увидела его, — продолжала разговор Сабира. — Она как-то вечером на кухне сидела и чай пила, и вдруг мимо дверного проема кто-то прошел, она заметила только, что роста он небольшого, как ребенок маленький. И еще она сказала, что он показался ей каким-то пушистым, мягким, и ходит вперевалочку. Она, конечно, напугалась жутко.
— Если у вас домовой проказничает, — обстоятельно стала говорить бабушка Кати, — то его сначала покормить надо. Поставьте ему в блюдце молочка, мягкого хлебушка положите, он и успокоится.
— Да мы все с бабушкой делали — и молока ему наливали, и булочку мягкую давали, — махнула рукой Сабира. — А он все равно шумит.
— Есть еще один способ, — заговорщически понизила голос Таисья Кирилловна. — Только он не очень красивый, но после него ваш домовой должен присмиреть.
— Какой способ? — округлила глаза Сабира.
— Обматерить его надо, только громко, во весь голос, — усмехнулась Таисья Кирилловна. — Но это только в крайнем случае, когда он уже совсем у вас разбушуется.
— Ой, представляю, как моя бабушка встает посередине кухни и начинает домового ругать, — засмеялась Сабира.
— Не ругать, — строго сказала бабушка Кати, — а именно обматерить. Это поможет, вот увидите.
— Я обязательно расскажу своей бабушке, спасибо, — ответила Сабира.
— А меня однажды наш домовой пытался из дома выгнать! — неожиданно вспомнила Валентина. — Так меня тогда напугал.
— Как это? — спросила Катя. — Ты мне не рассказывала.
— Это случилось несколько лет назад, — стала вспоминать Валя. — Было очень жарко уже с утра, мои все уехали, позакрывали все ставни, а я осталась в доме одна. Утром я проснулась, стояла полная тишина, дома уже никого не было. Я еще подумала: «Как хорошо! Я одна, можно немного поваляться!» И тут вдруг меня обуял такой ужас, непонятно из-за чего! Я поняла, что в доме больше ни секунды не выдержу, просто с ума сойду. Я, толком не одевшись, выбежала сначала во двор, а ворота-то наши закрыты снаружи были, ключ мои родители бросили в подворотню. Это такая доска под воротами, которая вытаскивается, — пояснила она для Сабиры. — Я схватила ключ, но не смогла открыть вороты изнутри, а страх стал еще больше, он просто гнал меня на улицу из дома. Тогда я вытащила доску подворотни, и пролезла через нее на улицу.
— И что было дальше? — спросила Сабира.
— Ну что? Села на скамейку возле ворот, посидела, успокоилась, ужас немного отступил, но в дом я войти все еще не могла.
— И долго ты сидела? — спросила Катерина.
— А пока родители не вернулись. Так и сидела. Хорошо, что тепло было, я же почти раздетая выскочила.
— Это тебя, милушка, домовой гнал, чем-то ты его растревожила или рассердила, — уверенно сказала Таисья Кирилловна. — Может, он из-за кошек сердился.
— Точно, ведь этих кошек я все время в дом притаскивала. Она пропадет, а я нового котенка притащу. А как последний котенок пропал, так домовой и успокоился, — вспомнила Валентина.
— Что ж ты его не обматерила-то? — засмеялась Сабира.
— Домового нельзя просто так материть! — строго сказала бабушка Наташи. — Только если он сильно докучает. А то он обидится и уйдет, а дому без домового плохо.
Немного помолчав, Сабира сказала:
— А интересно тут у вас живется. Я-то думала, что жить в маленьком городке скучно. Я родилась и всю жизнь прожила в Свердловске, кладбища у нас рядом с домом нет, а вы мало того, что рядом с ним живете, так мимо вас еще и часто похоронные процессии ходят с оркестром. Вы, наверно, к этому уже привыкли?
— Да мы этого уже и не замечаем, — отмахнулась Таисья Кирилловна. — Катя, а помнишь свое красное платье в горох? — неожиданно спросила она у внучки.
— Да, помню. Это было мое самое любимое и красивое платье в детстве, — вспомнила Катя. — Платье для поминок.
— Ой, как это платье для поминок? — удивилась Сабира.
— А это у нас было в порядке вещей, — засмеялась Валентина. — У нас у каждой девчонки такое платье для поминок было.
— Здесь похороны часто бывают, городок-то у нас не очень большой, и всех хоронят на этом кладбище, — начала рассказывать Таисья Кирилловна. — Похоронные процессии по улицам — для нас обычное дело. Она проходит по всем улицам городка, вместе с ней идет духовой оркестр.
— Да, я видела такие процессии несколько раз, — заметила Сабира. — Народу всегда очень много идет, бросают на дорогу еловые ветки, цветы. Один раз я даже испугалась, когда услышала этот оркестр, он у вас очень громкий, особенно когда они в тарелки бьют.
— Народу много, потому что все в городке друг друга знают, и у нас принято провожать в последний путь людей всем миром, — пояснила бабушка Кати.
— Зато по этим литаврам можно узнать, когда процессия зайдет на кладбище, — вставила Катерина.
— А зачем вам узнавать, когда она туда зайдет? — спросила Сабира.
— А к этому моменту дети рассаживаются на ограду кладбища, — снова начала рассказывать Таисья Кирилловна. — И Катерина моя в детстве тоже все туда бегала.
— Зачем? Что она там делала-то?
— У нас принято на поминки в первую очередь приглашать детей. Считается, что они лучше всего поминают душеньку человеческую, детский помин самый дорогой. Для детей накрывают отдельные столы, и там стоит самое лучшее угощение, — продолжила бабушка Кати. — Дети туда все и бегали, и Катерина моя повадилась.
— А платье-то причем? — не поняла Сабира.
— Как при чем? Идти туда надо было в самом лучшем своем наряде. Вот Катерина насмотрелась на других, и попросила нас сшить ей красивое платье. Мы сшили ей штапельное красное платье в крупный белый горох, с широким поясом и бантом, оно было длинное, почти в пол, как она хотела, и с глубокими складками. Ей хотелось именно длинное платье, потому что родители ей всегда шили коротенькие платьица, она ведь у нас городская, сюда только на каникулы всегда приезжала. Вот она в этом платье по поминкам и бегала. До тех пор пока в отпуск неожиданно ее родители не приехали, — усмехнулась Таисья Кирилловна.
— Им твое платье не понравилось? — засмеялась Валентина. — А ведь я помню это платье, оно мне тогда так понравилось, я даже завидовала Катьке.
— Они были в ужасе, особенно мать, — вспоминала со смехом бабушка Катерины.
— Почему? — не поняла Сабира.
— Потому что специально сшито для поминок, очень длинное, как сказала ее мать, «Катенька, ты в нем как панява. Сними немедленно!», — продолжала Таисья Кирилловна. — Ее родителям показалось, что это неприлично для девочки из хорошей семьи бегать по поминкам в специально сшитом для этого платье. — Все снова засмеялись, а Сабира спросила:
— И чем все закончилось?
— Платье с меня родители сняли, запретили мне его носить и убрали с глаз долой, — ответила Катя. — А без платья я уже по поминкам сама перестала бегать. Ну и, наверно, я уже к тому времени поняла, что нечего ходить туда есть, когда у людей горе, и свое платье демонстрировать.
— А что вы там делали на поминках? — заинтересовалась Сабира.
— Ну, сидели, разговаривали, истории всякие рассказывали. Особенно любили, конечно, страшные истории, — ответила Катерина. — Знаешь, как обычно дети начинают друг друга пугать и рассказывать про всякие привидения, про людей, которые заснули летаргическим сном, а все подумали, что они умерли, и их похоронили. Про ведьм говорили, каждый какую-то свою страшную историю рассказывал, и чем страшнее, тем лучше. А, мы еще на спор поздно вечером на кладбище бегали, чтобы проверить друг друга на храбрость, — вспомнила Катя.
— А как вы туда попадали? — спросила Сабира. — Кладбище-то на ночь закрывается. Я сама видела, как сторож чугунные ворота и калитку вечером закрывает.
— А мы через ограду всегда лазили, — объяснила Катерина. — Она ведь каменная, не чугунная, из широких плит сложена, и камни кое-где уже обвалились, мы по ним как по ступенькам взбирались. Специально выбирали глухое место со стороны пруда, чтобы нас никто не увидел, да и место там страшное было.