Исход
«Неприятель чувствует, что происходит перелом всей войны и что Деникин находится в таком положении, когда надо помочь ему и отвлечь наши силы, направленные против него. Это им не удалось… Все, чем мы помогли Петрограду, было взято без малейшего ослабления Южного фронта. Ни одна часть на Петроградский фронт не была отвлечена с юга, и та победа, которую мы начали осуществлять и которую мы доведем до конца, будет осуществлена без малейшего ослабления Южного фронта, на котором решится исход войны с помещиками и империалистами. Исход будет там, на Южном фронте, в недалеком будущем».
ОТ ОРЛА ДО РОСТОВАКнига первая
Глава первая
Яркий свет проникал сквозь веки. Солнечное тепло ласкало. Дышалось легко. К едва ощутимому ветерку примешивался запах разогретого сукна накинутого пальто. Все тело наслаждалось покоем; состояние, знакомое по летним поездкам за город, в деревню. Подолгу мог сидеть с закрытыми глазами на коряге, у озера, подставив себя солнцу.
Веки ощутили наползающую тень. Облако, чувствовалось, тяжелое — повеяло холодком. Но свет-то, свет! Ярко-оранжевый мир не погас, приглушенный, продолжал пылать и греть. Подсказал слух… Шелест листвы! Да, молоденький кленок. В двух-трех шагах. В и д и т — на стройной ножке, в руку толщиной, с огненно-рыжей шапкой лапчатых листьев.
Место близкое, а главное, укромное. В кремлевском сквере, у самой стены, сразу от Спасской башни; у крутого косогора, очищенного курсантами от бурьяна, под березой, валялась старая почернелая колода, в обхват, оструганная топором, неизвестно когда и для какой надобности заволоченная сюда. Удобно сидеть, опершись спиной в облезлый ствол березы. Не забыть отряхнуться; домашние уже выговаривали.
Выкраивает вот так Владимир Ильич малое время до обеда, покуда солнце не укрывается за массивы соборов. Праздно ходить по двору на виду у кремлевских жителей неудобно. Зато в сквере ни души; даже мальковской охраны не видать.
Загородные выезды оборвались болезнью Надежды Константиновны. В июле еще. А чуть отлегло — дожди навалились. Пора осенняя — сентябрь. Последние дни погода наладилась, солнце печет, как летом; можно бы и возобновить лесные прогулки. Сам прихворнул. Да и время-то… не до отдыха…
Заметил: покидает совнаркомовский дом — тяжесть сваливается с плеч. Физически испытывает облегчение; как-то посмеялся, сравнивая себя с атлантами. В отличие от них ему удается накоротке высвобождаться из-под груза; не на квартире, в полсотне шагов от рабочего кабинета, а тут, в сквере, ощущает спад напряжения.
Вороха бумаг! Днями гнется секретариат — до сорока человек. Ложатся все бумаги ему на стол. На плечи, собственно. Час не касаться — завалят с головой. Все срочно, все неотложно, все жизненно важно — и топливо, и продовольствие, и переговоры с окраинными государствами, и образование, и борьба с беспризорностью, и ликвидация контрреволюционных заговоров, и железнодорожный транспорт, и охрана памятников старины, заповедных мест природы, и тревога за судьбу крупного ученого, втянутого в белогвардейский заговор, и забота о больном сотруднике…
Тут, в укромном закутке, с устойчивым запахом замшелой от древности кирпичной стены, увядающих трав и буйством горячих красок осени, происходит удивительный отбор — из всего неотложного выделяется архиважное, архинеотложное; некто властно отодвигает дела, какие терпят, могут обождать и час и два, даже до завтра. Ю г. Да, в этом коротеньком слове, как в сказочной игле, таится судьба Республики. Быть или не быть? Второй прорыв деникинцев на центральном участке за какую-нибудь неделю! А вчера пал Курск…
Не вытерпел — открыл глаза. Облако в самом деле тяжелое, хмурое. Откуда же? С юга? Мимолетный холодок на душе исчез: деревце потрясающе схоже с факелом! Ствол у комля искривлен; на нем нарост с кулак. В изгибе разглядел черно-красный комочек. Не грязь и не присохший клок паутины. Потянулся, нагибаясь. Ба, божьи коровки! Сбились в кучу, замерзли. Да, осень, осень…
Выглянуло солнце. Вырвалось на чистое, заполыхало еще жарче. Ветерок не совсем с юга. Успокоенный, Владимир Ильич смежил веки…
Вчерашний доклад главкома не оставил никаких светлых надежд. Человек побывал на месте событий, видал собственными глазами. Удар по Курску был жесток, ошеломляющ. Центральный участок Южного фронта подвергся вторично сильнейшему нажиму белых. Прорвалась под Воронежем конница Шкуро; к нему на соединение вышел Мамантов, возвращавшийся из сорокадневного разбойничьего набега по нашим тылам. Войска отходят с потерями, моральное состояние сломленное…
Срочные меры обороны… Архисрочные! Мобилизация. Какая уже! Призыв на военную службу ответственных работников… Максимальное число! Комиссию создать… Составлять списки служащих комиссариатов и местных парторганизаций, пригодных в армию, с назначением на политические должности. Заслушать доклад комиссии… Дня через три-четыре. Всем членам ЦК и наркомам в двухдневный срок представить списки товарищей, предлагаемых ими для мобилизации.
И снова — отрывать от станков… Укреплять крестьянские полки. Велико число дезертиров в крестьянских частях. Вносить рабочую закваску, цементировать ряды…
И еще… Что ж еще? Вертелось на уме… Да. Удовлетворить просьбу главкома. Перебросить с Западного фронта Латышскую дивизию и кавалерийскую бригаду Червонного казачества…
Подкравшийся от стены ветерок лизнул в щеку. Нет, нет, уже осень. Как бы ни грело солнце — холода вот, за стеной… Наивная просьба главкома, узковоенная. Мизерные подкрепления, что они добавят? Уж так, откровенно, войск на юге достаточно. Явное превосходство в пехоте над противником. Вооружения тоже побольше, пулеметов, пушек… У Деникина численный перевес в коннице. Ощутимый перевес. Казачьи части — донцы, кубанцы, терцы…
Многое решают люди. Да, да, люди. Кадры. Руководство. Нужна г о л о в а. Теперешнее командование Южным фронтом развалилось, как трухлявый пень. Военспец, бывший генерал Егорьев, не сумел найтись в новой для него революционной обстановке, не применил свой богатый боевой опыт; на практике не осуществил принцип единоначалия, дал заесть себя коллегиальности. Нет ничего хуже ее в военном деле, в управлении армией. Многомесячное, безвыездное, собственно, пребывание наркомвоена на юге не помогло фронту; более десятка крупных политработников сбилось, все л и ч н о с т и, неподвластные друг другу. Устроили из Реввоенсовета фронта говорильню. Военспецы, Егорьев с помощниками, утонули в ней, оглушенные трескотней…
Егорьев к тому же болен. И лета у него преклонные. С болезнью нельзя не считаться. Другая беда — четыре дня, как умер от тифа Селивачев, первый его помощник и претендент на пост командующего фронтом. О замене уже было согласовано: сам Егорьев и главком Каменев единодушны. И вот тебе… К тифу прибавилось нервное потрясение от неудачного августовского контрнаступления…
Владимир Ильич подумал, что грешил на Селивачева и его начдивов понапрасну, вели себя они в боевой обстановке, тяжелой, порой критической, достойно. По докладу главкома, вчера вернувшегося из Орла, особых оперативных просчетов у командующего центральной группой армий не было. На участке Курск — Воронеж Деникин сумел создать увесистый кулак…
У Егорьева есть еще помощник. Член Реввоенсовета фронта — командующий 14-й армией. По бумагам и со слов, молод сравнительно, мыслящий стратегически, боевой, знает юг. Егоров, Александр Ильич. Если его? Исколесил юг, тремя армиями командовал: 9-й, 10-й и 14-й. Опыт богатый, знает местные казачьи условия, знает войска противника. А противника знать надо! И не только слабость его, но и силу, что важно. Шапками Деникина не закидаешь; нужно противопоставить волю, ум. Ум стратегический, гибкий. Да, да, Егорова — командующим… Больше никого не может назвать.
Теперешний состав Реввоенсовета Южфронта со своей жизненно важной задачей не справился. Сокольников… Лашевич… Смилга… Серебряков… Сутками поучают друг дружку, как воевать. А войска… бегут, разлагаются… Процветает дезертирство. Пять лет войны… Крестьяне устали, бегут от ее тягот. Не все еще поняли, что белые несут с собой возвращение помещиков, монархии, старой русской держиморды. Бегут не единицами, не десятками… Частями! Полностью разбежались полки 9-й дивизии, 31-й. Успели задержать часть бойцов 33-й дивизии… И это… на глазах у председателя Реввоенсовета Республики! Все лето прокатал в своем поезде на юге…
Перелом в сознании южных крестьян наступил… Кровавый опыт деникинщины даром для них не прошел. Дезертиров все меньше… Но для возврата дезертиров в армию надо работать и работать. Изо всех сил! Крепить войска, подтягивать дисциплину, улучшать снабжение… И побеждать!
Нет, нет! Разогнать бесхребетную компанию. Обновить состав Реввоенсовета фронта. До минимума довести… Не дюжину! Три… пять человек.
Поедет Сталин. Тоже знает юг; сам южанин. С Егоровым должны найти общий язык. Сработаются!
С расписных колоколен Василия Блаженного сорвалась стая ворон. Шумно обсела зубчатую стену; ржавый картавый крик резал слух.
Морщась, Владимир Ильич прикрыл ухо. И вороны сбиваются в стаи. Осень, осень…
А Южфронт делить. Главком верно возбуждает. Сам подумывал. Линия неимоверно растянута, от Астрахани до Житомира. До двух тысяч верст! Самые разнородные объекты действий и совершенно различные условия ведения операций. Коммуникации, операционные направления, устойчивость противника, географические условия… Нельзя не согласиться с Каменевым, фронтовой аппарат задыхается.
Особая группа под Царицыном вполне может быть выделена в самостоятельный фронт; три армии: 10-я, 9-я, 11-я. И Волжско-Каспийская флотилия. Шорин — командующий достойный. Верный революции человек; проявил себя как командарм еще на Восточном фронте. Помнит его по действиям 2-й армии против Колчака…