— Несомненно, Георгий Васильевич, несомненно! Внимательно ознакомился с вашим письмом… Обратимся по радио к правительству Эстонии. Написал подтверждение для членов Политбюро о моем согласии на это предложение, ссылаясь и на наш с вами предварительный разговор… Ваш вопрос нынче обсуждается… Милости просим. Ну, что?.. И я предвижу возражения военных товарищей…
Да, наркоминдел Чичерин. Вслушиваясь в разговор, Сталин уже откровенно глядел на Ильича; удивляла в вожде уйма внешних проявлений — в позе, в жесте, в гримасе, в голосе… Ленин неодинаков в общении с людьми, всегда разный; преобладает о т к р ы т о с т ь, заинтересованность. В понимании его, Сталина, такое считается вовсе не достоинством, а скорее недостатком. Открывать себя перед собеседником, распахивать навстречу душу!.. Нет-нет.
Вот так со стороны Сталин может почти безошибочно сказать, с кем Ленин разговаривает по телефону, не вдаваясь в смысл, определить по лицу и голосу. Конечно, с людьми близкого окружения. Пожалуйста, с Чичериным… Светится весь, в голосе столько тепла, доверительности. С Дзержинским — уважительно, с примесью легкой иронии: «Ну, что?..» С Калининым — с оттенком озабоченности. Менялся чуть-чуть в лице, напрягался взглядом, когда на проводе Троцкий… А как выглядит, когда говорит с ним, Сталиным?..
Окончив разговор, Ленин подошел, развернул ближнее кресло. Как-то встряхнувшись, принес и себе стул. Жест этот смутил Сталина; сознательно или машинально получилось у Ильича, но он воспринял у р о к о м — потакают ему, как капризному ребенку, все делают, согласуясь с его наклонностями. Нет, ничего машинального, все сознательно и со значением. Вот пожалуйста, к а к говорят с ним…
Вползал холодок обиды. Мимолетного взгляда хватило на то, чтобы отогнать недоброе чувство. Усовестил усталый вид Ильича — серые, бескровные скулы, узел мучительных складок у переносицы и набрякшие краснотою глаза… Догадался, двойной свет, верхний от люстры и зеленый боковой от абажура настольной лампы, сгустил неприятный осадок. Но самое удивительное, Ильич уже иной — перегорел. Угас костер…
— Чичерин беспокоится, не поддержат его предложения военные… по вопросу обращения к правительству Эстонии, — устало заговорил Ленин, усаживаясь. — А военных нынче будет мало. Обсудим положение под Курском… Решим кардинально по Южфронту двадцать шестого.
Военных нынче не будет, кроме Склянского, конечно, зама Троцкого; сам наркомвоен явится к пленуму; подъедут и работники Реввоенсовета Южного фронта. Сталин в курсе всего; он понимает и беспокойство наркома Чичерина: военное руководство Западным фронтом не соглашается на какие-либо мирные переговоры с прибалтийскими окраинными государствами. Надеются разгромить Юденича, заодно и наказать буржуазные правительства прибалтийских республик, способствующих русской белогвардейщине; мало того, он, Сталин, знает достоверно, что по указке Антанты Юденич не только питается через Эстонию французским и английским оружием, но и живой силой прибалтов. Действуют эстонские и латышские части под Питером на стороне Юденича. Чичерин — дипломат; у него свое оружие — слово, мирные переговоры. Оказывается, Ильич его поддерживает…
— Вы ознакомились с письмом Чичерина? Копию должны вам отправить на Пречистенку…
— Прочитал. Я нэ военный, Владимир Ильич…
Легкая усмешка тронула лицо Председателя Совнаркома — воспринял ответ как ручательство в поддержке.
— Так что там, в Туле? — Ленин вернулся к одному из начальных вопросов.
— Патронные и оружейные заводы коптят на полную…
— Да, вы и в Орле были! И говорите… не присутствовали на совещании главкома с фронтовым руководством?
— Я проезжал дальше… под Курск. В войска.
— И что же… вынесли из поездки?
— Времени на всякие совещания на фронте уже нэт…
— Какое! — хмурясь, Ленин горестно кивал.
— Фронт, по сути, развалился… Войска нэ держат, бегут… Нэт хозяина, нэт властной руки. А Егорьев слишком мягкотелый, слишком добрый. Опутали его… Много их там собралось, денно и нощно заседают…
— Да, да… наша общая беда… Вошла и в среду военных. Прозаседаем, боюсь, и Орел, и Тулу…
Расслабленная ладонь на зеленом сукне ожила; выпрямляясь, напряглись короткие сильные пальцы, вдруг резко сжались в кулак. Сталин, занятый рукой, пропустил момент смены настроения в лице Ильича. Усталости как не бывало, вернулось недавнее выражение. Сила гнева собралась в крохотные точки суженных степных глаз. Опять — кострище!
— Разорвать… разорвать связь… взаимопонимание между командюжем и главкомом… Подмять под себя все живое!.. А мы ждем… спрашиваем побед! Откуда же им взяться?!
Нестерпимо глядеть вот так, в упор. Сталин умащивал сцепленные руки на остром колене; он понимал, нельзя продолжать в том духе, в каком начал, — Ильич насторожится и сменит гнев на милость. А людей, вороньем обсевших комфронта Егорьева, надо гнать в три шеи. Грозно прозвучало и в адрес самого Троцкого…
— Менять командование! — Ленин ответил на свои мысли. — Затягивать дальше… преступно.
Да, командующего фронтом менять. Знает, кого Ильич прочит на пост; от него, Сталина, ждет о том человеке доброе слово; знает и свое место рядом с новым командюжем — предварительный разговор уже состоялся меж ними, осталось решить формально.
О Егорове речь, командарме 14-й. В глаза не видал, хотя мнение есть. Будет рекомендовать, надеется сработаться; в крайнем случае, заставит — держит в руках к нему поводок… Не определился, кого оставить из членов Реввоенсовета; по его, все они там одинаковы, что Сокольников, что Лашевич, что Серебряков, что Гусев… Разве Серго попросить с Западного фронта? Нет-нет. Перетянуть его надо, но только на армию. В 14-й как раз потребуется член Реввоенсовета…
— Так что скажете о Егорове, а? Я просил вас приглядеться… Помните, в сквере? Не встречали в войсках? Штаб Четырнадцатой в Брянске, правда. Вы туда не проезжали.
— Мнение о Егорове составил…
— Какое?
У Сталина дрогнуло сердце — ощутил глубину переживаний Ильича. Вот так действует разверзшаяся вдруг пропасть.
— Мы с ним… сработаемся.
— Уверенность… откуда такая? — Ленин разрушил в себе очарование беспомощности; в глазах появилось недоверие.
— Думаю…
— Нет. Знаете о нем… Поделитесь. Главком Каменев что-то недоговаривает…
— Нэ знаю… о чем нэдоговаривает главком. Егоров стратегически мыслит… широко, смело. Характер бойцовский, лично водит в атаки части. Весной в Сальских степях… в сабельном бою был тяжело ранен. Вместе с нашим конником, Думенко…
— Посылал им приветствие в Царицын… за освобождение Великокняжеской. У стен Ростова и Новочеркасска ведь были! Вот они, времена, как меняются…
— Вернулся в строй и Думенко… — Сталин не хотел продолжать разговор о Егорове. — Слыхал, Шорин форсирует формирование конницы под Царицыном…
— Ну как же! Поручили Думенко формировать новый конный корпус. У Миронова не получилось…
— Каменев докладывал. Полагается он на конницу Думенко…
— Прямо в боях идет сведение войсковой конницы… Удар будем наносить оттуда по центрам казачества, от Царицына. Но то… завтрашнее. А сей момент нам предстоит обороняться… у Москвы. Слышите, у Москвы! Врага надо еще задержать на центральном участке. Насколько я понимаю, Егоров на пост комфронта, по-вашему, достойный. Как наркома Государственного контроля и члена Политбюро Цека, ваше слово веское… Ошибиться, Иосиф Виссарионович, нам сейчас нельзя. Смертельно опасно для Республики. Да и вам работать с ним бок о бок. Сознаюсь, Каменев без энтузиазма дает свое согласие, мотивы какие-то личные… Нелишне бы нам их знать. Что, характер у Егорова склочный? Пьет?.. А кстати, заглянем в бумажку… Тут справка на него, вроде послужного списка.
Живо встав на ноги, Ленин обошел столы, покопался в «вертушке» — подручной вертящейся этажерке; возвращался, засматривая в картонку величиной с ладонь.
— Ба, да он еще и молод! Тридцать четыре. Зрелый возраст, в самой поре… Наваливать да наваливать на плечи. Родом из Бузулука… Из мещан. Полковник. В семнадцатом, уже при Временном, получил последний чин. Состоял… в эсерах. В партии коммунистов с восемнадцатого. Успел и покомандовать… Четырнадцатая уже третья армия. Завидный список. А начинал службу после Казанского юнкерского пехотного училища… на Кавказе. У вас! В Тифлисе… был в Баку… В Гори даже побывал. Вижу недурной знак… Можете найти не только общий язык, но и общих… знакомых… А, Иосиф Виссарионович? Вы меня не слушаете…
Расшатались нервы. Многосуточное таскание по вокзалам, в поездах, резкие разговоры и неприглядные картины деморализованных тылов отступающих армий… Мародеры… Трусы… Маловеры… Сдают нервы. А нынче как понимать? Со стороны уже заметно. Он, конечно, слушает; плохо, что не может скрыть свои думки. Правда, Ильич проницательный до невозможного; от него редко кому удается что-либо скрыть. Расслабился, просто замотался. Надо держать себя.
Вот колеблется… Вносить ли в послужной список военспеца Егорова поправку, крохотную и, на первый взгляд, безобидную; можно оставить на совести машинистки. А чего колебаться? Нет, вносить не нужно. Год рождения Егорова не 85-й, а 83-й. Неточность не случайная; ему, Сталину, достоверно известно, что вписана она рукою самого командарма. Ильича не следует вводить в эти тонкости, иначе заронишь сомнение…
— Я слушаю, Владимир Ильич… Найду общий язык с Егоровым. А общие знакомые наши… по Кавказу… меня нэ интересуют.
— Не принимайте близко к сердцу, Иосиф Виссарионович… Шутка. Революционер, политкаторжанин и… блистательный царский офицер. Будем считать… парадоксы революции. Парадоксы положительные.
Ленин опять поднялся. Пошвырявшись на рабочем столе, прошел к двери в секретариат.
— Товарищ Горбунов, не забыли следить за временем? Бумаги мне потребуются по Башкирскому ревкому…
Задержался у карты в простенке; окинув взглядом район Южного Урала, вернулся, не присел, а облокотился на высокую спинку стула.
— Камень свалили с души, Иосиф Виссарионович, если б знали… Все сделайте… остановите Деникина. Со своей стороны, обещаю всяческую помощь. Мобилизованных коммунистов, резервы, вооружение… Берите в свои руки всю полноту политической власти. Находите тропки и к Егорову… Не связывайте его рук по вопросам оперативным… Тем более верите ему как военному специалисту. Полагаюсь на вас и… в третьем члене Реввоенсовета. Поглядите здесь, в Москве, или в Питере. А из тамошних… может, Сокольников? Молодой, энергичный.