— А то ж, — сказал Шатун. — В столице отметились, побузили малёхо. Хватит.
— Тем более что Книжник уже от нетерпения сгорает, — добавил Алмаз. — Очень нашему очкарику хочется в очередной раз убедиться, что попутчики ему достались самые незаурядные. Способные качественно дать по соплям любому супостату. Поехали, чего ждать-то…
Глава девятая
Столица осталась позади. «Горыныч» катил по Горьковскому шоссе, держа путь на Владимир. Критик сдержал своё слово, и о продовольственных запасах, так же как и о запасах топлива для внедорожника, можно было не переживать.
— Короче, крутые парни, — сказала Лихо. — Если никакая мэ-эрзость поперёк дороги не вылезет, то часа через два будем во Владимире. Есть желающие поглазеть на историко-архитектурное наследие? Книжник, что там имеется-то? Просвети некультурных, сделай милость…
— Успенский собор. Золотые ворота, — начал перечислять очкарик. — Дмитриевский собор. Относятся к памятникам домонгольского зодчества…
— Одним словом — страшно пронизанные духом старины места, — перебила его Лихо. — А что, мальчики, есть желание расширить свои знания в области домонгольского зодчества? Погода чудная, погуляем, вы мне с десяток комплиментов на нежные ушки повесите. На Золотых воротах тоже что-нибудь историческое накарябаем. Типа «Кранты Сдвигу! Суровцевские рулят!». Как вам предложение?
— Никак, — сказал Алмаз. — Без энтузиазма.
— Правильно! — Лихо подняла вверх указательный палец. — Потому что, если не заезжать во Владимир, то к вечеру мы должны будем добраться до Нижнего. Там архитектурного наследия — не в пример больше. Да и не факт, что Золотые ворота на месте. Может быть, они уже давно числятся как «Унесённые Сдвигом» в самую дурную неизвестность. А что там у нас в Нижнем Новгороде — а, книгочей?
— Кафедральный собор Александра Невского, — с постным лицом забубнил Книжник. — Печерский Вознесенский монастырь. Благовещенский…
— И многое, многое другое! — опять перебила его блондинка. — Нет, я точно не удержусь и где-нибудь оставлю автограф. «Здесь была Лихо». Местные, правда, могут неправильно понять…
Книжник с осуждением откашлялся.
— Чудится мне, что в вашем кашле, молодой человек, присутствует скрытое порицание за готовящееся осквернение памятников культуры. — Лихо посмотрела в зеркало заднего вида на потупившегося очкарика. — А если поцелую при условии, что сам напишешь что-нибудь? Напишешь ведь…
Книжник упрямо таращился в окно, но лицо полыхало большевистским стягом.
— А ведь стерва я? — Блондинка опустила бровь, с непонятным сожалением глядя на очкарика. — Ладно, не буду больше. Во всяком случае — постараюсь. По отношению к тебе, Книжник. Эти-то двое — непрошибаемые, как шипачи. Но всё равно не годится боевых товарищей из душевного равновесия выводить по пустякам. И ты сам хоть раз бы меня по классическим канонам заборной словесности послал, что ли… Глядишь, стервозности у меня и поубавилось бы на пару делений.
Книжник молчал.
— Ладно, считай это моими окончательными извинениями, — добавила Лихо. — Во всяком случае, если мы все организованно всё же переместимся на тот свет, у меня не будет занудствовать совесть по поводу того, что не успела попросить у тебя прощения за все моральные измывательства и остальные прелести. Которые ты терпел от меня на протяжении последних нескольких лет. Так как — к сведению принял?
Очкарик отвёл взгляд от окна, посмотрел на Лихо. Улыбнулся.
— Принял.
— Вот и ладушки! А то я уже отчаялась встретить толкача индульгенций, чтобы хоть как-то балласт с души откантовать. Пришлось с тобой напрямую объясняться. И не могу сказать, что меня это жутко ущемило. Только ты не обращай внимания, это у меня остаточное вылезает. Со временем исправлюсь, клянусь своим натуральным цветом волос. Ты, кстати, карту вдумчиво изучил? Доставать больше не придётся?
— Не придётся. — Книжник отрицательно помотал головой. — Маршрут проложен.
— Мы помчимся, мы поедем… — пропела Лихо, тихонько преодолевая довольно гнусную по своим характеристикам трещину, расположившуюся посреди дороги. — Ждут бурятские медведи…
— Может, без остановки? — предложил Алмаз. — Будем за «баранкой» меняться. Горючки по возможности добудем — места ещё не скоро пойдут совсем уж необитаемые. И ласточкой до финиша. Если повезёт, конечно же. По-моему — не самый убогий вариант…
— Отличный, Алмазик, — согласно кивнула Лихо. — Только, я думаю, надо всё-таки сделать остановочку в Нижнем. На историческом наследии, конечно же, паскудить не будем — это я пошутила в меру своей испорченности. А вот привести себя в порядок в относительно цивилизованных местах: бельишко простирнуть, горячего на зуб кинуть…
— Да уж точно, — поддакнул Шатун. — Третий день уже как беспризорники — не помыться толком. Голосую «за». На ночку притормозить можно будет, авось ничего страшного не стрясётся.
— Ладно-ладно — сдаюсь! — Алмаз шутливо поднял руки вверх. — Просто у нас в последнее время не жизнь, а сплошной адреналин. Начинаешь забывать про банальные житейские радости. Остановимся, передохнём, приведём себя в порядок. Если, конечно же, Нижний на месте, а не провалился в тартарары, повинуясь пошлой фантазии Сдвига, получившего второе дыхание.
— Вот и ладненько, — сказала Лихо. — Судя по молчанию Книжника, он никоим образом не думает отрываться от коллектива. И это правильно.
Очкарик улыбнулся и неопределённо пожал плечами.
— Только не надо многозначительное личико делать, я тебя умоляю, — усмехнулась блондинка. — Я как никто другой понимаю, что тебе невероятно хочется бежать впереди паровоза. Расскажи-ка лучше нам, что там Герман говорил про тёмные места. Как там их кличут? — «чёртова душегубка», кажется… Давай, расставь акценты, должны же мы знать, в какую кучу предстоит вляпаться и насколько неароматно от неё может разить.
— Да я не так уж и много знаю, если честно, — замялся Книжник. — Только то, что Герман рассказывал. Тут кусочек, там эпизод. Подробно не успел выведать.
— И засмущался наш Книжник, и начал лепить из себя человека, которому дали зубочистку и вибратор, велев с их помощью построить дворец культуры и спорта. И ведь, что самое интересное — он может это сделать… — вздохнула Лихо. — Рассказывай, что знаешь. Я же не прошу у тебя про каждый квадратный сантиметр этих территорий отчитываться. Смущаться и отнекиваться будешь, когда вся прекрасная половина человечества начнёт смотреть на тебя полными обожания взглядами. Ещё бы! — сам Книжник, Великий и Несгибаемый. Человек, укротивший Сдвиг. А чтобы на тебя так глядели, надо сейчас перестать валять ваньку и вдумчиво поведать боевым товарищам, что ты знаешь про это паскудство, которое нам может выпасть. Давай тарахти. Аудитория уже внимает.
— Если допустить, что мы не отклонимся от заданного маршрута, — начал Книжник, солидно поправив очочки, — то нам стопроцентно придётся пройти через зону с обиходным названием «Зайти — не выйти». Немного погодя мы самым краешком можем задеть «Чёртов заповедник», но если дать невеликий крюк, то этого вполне можно избежать. «Душегубка» вообще лежит в значительном отдалении от нашего пути, и думаю, что на ней не стоит заострять своё внимание.
— Давай ты предоставишь другим решать, на чём заострять внимание, а на чём его можно затупить, — жестяным тоном сказала Лихо. — Рассказывай всё. За полноту информации я могу не беспокоиться. Но предупреждаю — если вдруг на протяжении всей нашей сугубо развлекательной поездочки я узнаю, что ты о чём-то промолчал, по каким-то причинам посчитав это недостойным нашего внимания… Вникаешь, чем чревато?
— Да понял, — виновато сказал Книжник. — Расскажу всё.
— Вот и умница. Продолжай.
— Тогда «Душегубка»… Территория занимает примерно сто пятьдесят квадратных километров в районе Нижневартовска, эдакой «колбасой» растянувшись по берегу Оби. На ней в основном преобладают аномалии, воздействующие на человеческую психику и подсознание. Особенность «Душегубки» заключается в том, что аномалий этих там — одна на одной сидит и ещё одной задницу подтирает. И самое интересное, что активны они постоянно. Без перебоев. Знаток рассказывал, что у него знакомый возле «Душегубки» прожил около года, пытаясь нащупать проход. Облазил вокруг неё всё. Просто так — ради интереса. Не получилось. Нету там никакой лазейки, даже самой крохотной. Ещё одна многозначительная деталька — кроме аномалий, не водится там никакой живности. Даже «клякс». Про «Душегубку», в принципе, всё…
— Ясненько… — протянул Алмаз. — Ясненько то, что заходить туда не рекомендуется ни под каким градусом. Выйдешь в напрочь помрачённом сознании, и будет вечно казаться, что при коллективном распитии лично тебе — постоянно недоливают. А может быть, и ещё чего похуже…
— Да. Книжника послушаешь — и жалеешь, что у Ашота подгузников не оказалось, — с грустной иронией поддержала его Лихо. — А то чувствую я, что тянет меня описаться, причём со страшной силой. Предполагала я, что «Душегубкой» эту зону назвали не по причине того, что там имеются развалины старого сортира. По которым в полнолуние носится призрак некогда утопшего в нём индюка. Но чтобы всё так запущено… Я начинаю скучать по Тихолесью, с его не буйными и почти образцово ведущими себя «пешеходами».
— Но мы вряд ли будем в тех местах, — робко вставил Книжник. — Очень уж большой крюк делать придётся. Сомневаюсь я.
— Сомневается он, — хмыкнула Лихо. — А ты не сомневайся. Предполагай, что может случиться всё. Правила поменялись, Книжник. Забыл, какая гнусная канитель за последние дни стряслась? Вот то-то же. Только не думай, что мы тут, кроме тебя, все такие бесстрашные. И что очко у нас ещё при рождении заштопали суровыми нитками, чтобы никогда не играло. Это я так рассуждаю, чтобы встряхнуться маленько. Если рассуждать трезво — наша житуха в Суровцах была «не бей лежачего». А теперь нам предстоит в сжатые сроки проникнуться и осознать. Чем быстрее мы это сделаем — тем лучше. Нельзя играть в новые игры по старым правилам. Понял? Давай, пугай дальше. У тебя это великолепно получается.