Ибо мудрый советник дороже державы.
Ты — счастливый, а в нем — верных знаний полет.
Для счастливого знающий — лучший оплот.
Там, где ценится знанье, — недремное счастье
Тотчас в звездах правителя примет участье.
И удача, сверкая, умножит свой свет,
Если примет от мудрости должный совет.
Чтоб достигнуть луны многославным престолом,
По ступеням науки всходи ты над долом».
И царевич дал руку учителю в знак,
Что он выполнит все. И он вымолвил так:
«Верь, лишь только свой трон я воздвигну над миром
Сын твой будет моим неизменным везиром.
Я советов его не отвергну, о нет!
Размышляя, приму его каждый совет».
Да! Когда для него стало царство готово,
Искендер, воцарившись, сдержал свое слово.
Разгадал Никумаджис — глава мудрецов, —
Что дитя это сломит любых гордецов,
И чертеж ему дал, — тот, в котором для взора
Были явственны знаки побед и позора.
«Все, — сказал он, — исчисля, вот в эти лучи
Имя вражье и также свое заключи.
В дни войны ты все линии строго исследуя,
Узнавая, чей круг обозначен победой.
Увидав, что врагу служат эти черты, —
Устрашайся того, кто сильнее, чем ты».
Мудрый труд почитая услугой большою,
Взял чертеж Искендер, с благодарной душою.
И в грядущем, средь бурных и радостных дней,
Он заранее знал о победе своей.
Так он жил, преисполнен огня и терпенья,
И котлы всех наук доводил до кипенья.
И затем, что он к мудрости был устремлен,
О всех старцах премудрых заботился он.
В деле каждом считался он с мастером дела, —
Потому-то удач и достиг он предела.
А царевича сверстник, наперсник и друг
Изучал всех искусств обольстительный круг.
Очень ласковым был он всегда с Искендером,
В дружелюбье служа ему должным примером.
И не мог без него Искендер повелеть
Даже слугам на вертел насаживать снедь.
К Аристотелю шел он всегда за советом,
Все дела озарял его разума светом,
И над высями гор продолжал небосвод
Свой извечный, крутящийся, медленный ход,
И ушел Филикус из пристанища праха,
И наследного свет заблистал шахиншаха.
Что есть мир? Ты не чти его смертных путей.
Уходи от его кровожадных когтей.
Это древо с шестью сторонами четыре
Держат корня. Мы, пленники, распяты в мире.
Веют вихри, и листья на дереве том
Увядают, — и падают лист за листом.
Любование садом земным скоротечно.
Нет людей, что в саду оставались бы вечно.
И взрастают посевы своею чредой.
Всходит к небу один, смотрит в землю другой.
Ты желаешь иль нет, — здесь не будешь ты доле,
Чем другие. Не думай о собственной воле!
У людей своевольных — так было досель —
На базаре воры вырезают кошель.
Ты у мира в долгу — всех гнетет он сурово.
Что ж! Отдай ему долг и уйди от скупого.
Шорник шел с кузнецом. Их задача была
Получить старый долг от больного осла.
Сбросил серый седло со спины своей хилой,
С ног подковы стряхнул с неожиданной силой.
И, свободно дыша, все отдавши долги,
Отдохнул. Смертный! Так же себе помоги!
Пылен путь бытия. Без печали и страха
Кинь свой долг и уйди от пылящего праха.
ИСКЕНДЕР ВОСХОДИТ НА ТРОН ОТЦА
Вновь забвенья хочу! Дай мне, кравчий, вина,
Чтоб сверканьем была эта чаша полна!
Дай вина, что играет, с невзгодами споря,
Что врачует сердца изнуренных от горя!
Тот, кто смел на слова налагать свой запрет,
Разломил на базаре немало монет.
Подбирать их, поверь, мне была неохота,
Я ведь знал: это — медь, хоть на ней позолота.
Если б вел я свой перст по ошибкам других,
Все бы знали, что им не покорствует стих.
Но моя так прочна и надежна опора,
Что не хочет мой перст ни укоров, ни спора.
Хоть моих зложелателей знаю дела,
Никому не желаю ни горя, ни зла.
Чашу с ядом я пью и в томленье глубоком
Я ищу добродетели, спорю с пороком.
По пути своему, что был труден и благ,
Я ступал, и всегда был уверен мой шаг.
Я дубил эту кожу, трудясь без обмана,
Чтоб на ней ни следа не осталось изъяна.
И всечасно молюсь я на этом пути,
Чтоб господь не позволил с него мне сойти.
Тот, кто чертит рисунок, достойный черченья
(Только точный рисунок исполнен значенья),
Так намерен свой новый рисунок начать:
На весь мир налегла Искендера печать,
Вновь румийский венец засверкал, — и повсюду
Правосудье царя стало ведомо люду.
Все, что было отцом установлено, он,
Обсуждая, вводил в обновленный закон.
Соблюдая незыблемо все договоры,
Не расширил границ и не вызвал он ссоры.
Все цари, Филикусу подвластные, с ним
Не хотели войны; мир был всюду храним.
То же золото Дарию слал он, что встаре
Получал от отца его сумрачный Дарий.
И быстрей, чем отец, привлекал он сердца,
И бросал всех он в трепет быстрее отца.
И хоть в силе достиг наивысшей он грани,
Не с кем было померяться силою длани.
Мощь руки Искендера была такова,
Что вязал он узлом ухо мощного льва.
Веселясь, вскинув лук, предназначенный к бою,
Сотни стрел сн метал с быстротою любою.
Лишь охоту на львов себе ставил он в честь,
Хоть им сбитых онагров нельзя было счесть.
Он храбрейших дивил и — вещают сказанья —
Что мудрейших сражал он обилием знанья.
И чертой своей черною первый пушок,
Словно мускусом, щеки его обволок.
И сей мускус, владыку чертой своей теша,
Зачеркнул все черты очертаний Хабеша.
Да! Когда всех границ рассечет он черты,
Чертежей всего мира порвутся листы.
Был могуч его стан, сердце знаньем блистало.
Лишь подобным ему быть на троне пристало!
Все, чего он искал, все, чего он хотел,
Дивной помощью звезд получал он в удел.
Стал курильницей Рум, полный блеска и славы.
Будто бросили в Рум ароматные травы.
В каждом доме изваянный был Искендер.
О румийском царе ведал каждый кишвер.
То свои он являл для собрания тайны,
То один проникал в мироздания тайны.
На пирах пил вино меж веселых юнцов,
В одиночестве помнил слова мудрецов.
Столько дел милосердья свершил он, что людям
Вспомнить все не дано; исчислять их не будем.
Он решал только то, что другим не во вред.
Он в решениях шел правосудию вслед.
Снял он додать с купцов; в довершенье помоги
С горожан приказал снять повсюду налоги.
Все поборы с дихканов сложил, и дары
Нес он бедным, не знавшим счастливой поры.
Тратя денег на зданья за грудою груду,
Он все терны подсек, — розы были повсюду.
Снял он подать с купцов; в довершенье помоги
Внес в Хабеш и Египет благой аромат.
Были руки его, словно молнии в туче.
Та — с венцом, эта — меч поднимает летучий.
Руки — чаши весов, та и эта нужна:
Эта — золотом, та — вся железом полна.
На престоле своем он, внимающий многим,
То как злато сиял, то железом был строгим.
Он был столь справедлив, столь сиял его ум,
Что весь мир восклицал: «Как блаженствует Рум!»
Аристотель, придворный советник, о друге
Ведал все: о делах его знал, о досуге.
Искендер слушал мудрого каждый совет,
Потому-то так скоро прошел он весь свет,
Если властный велик и советник на славу, —
Весь последует мир их благому уставу.
ДАРИЙ ТРЕБУЕТ ОТ ИСКЕНДЕРА ДАНЬ ОТВЕТ ИСКЕНДЕРА
Кравчий! Чашу, как яркое зеркало, дай!
Ее место в руке! Как блестит ее край!
Выпью чашу, — и стану властней Кей-Хосрова!
И увижу весь мир, если выпью я снова.
Поспеши! От неправды ладони омой!
Будь правдив, чтоб указ этот выполнить мой!
Для чего у земли твоя служба радива?
Это — гулей дорога, пристанище дива.
Мир отнимет, что дал мне за много годин,
Он давал — по глоткам, а отнимет — кувшин.
Так вода дождевая сберется, и вскоре
Обратится в поток, убегающий в море.
Так пойдем, будем веселы, друг мой! Зачем
За дирхемом беречь каждый новый дирхем?
Смерть предстанет в пути… с ней не сыщется слада,
Что ж не сыпать нам золото нашего клада!
Ведь Карун, все сокровища мира собрав,
Все же скрылся в земле под покровами трав.
В сад Шеддада внесли кирпичи золотые.
Но пресек смертный час его грезы пустые.
Нет деревьев на свете, которых вовек
Топором не ударит седой дровосек.
Описавший престол, и венцы и уборы,
Начал так: славный царь, все прельщающий взоры,
В некий день, полный неги, среди опахал
От превратностей рока в тиши отдыхал.
То с пустой был он чашей, то, лалом играя,
Наполнялась та чаша до самого края.
Был он мудрости друг. Был он знанью сродни.
Мудрецы были с ним. Не хмелели они.
И, внимая звучанью различного лада,
Разрешать все вопросы была их услада.
Искендеру, сидевшему с чашей вина,
Толковал звездочет всех светил письмена.
И сверкали все чаши, как в молнийном блеске.
В винах сладость была, и веселье — в их плеске
У внимающих струнам кружились умы
И от песен полны были сладостной тьмы.
Слезы чаш воскрешали печали, и стона
Был исполнен сладчайший напев органон;
О смычки! От их сладких ударов смогло
Переполниться влагой сухое русло.
И в чертоге, который от края до края
Был в цветах, словно сад благодатного рая,
Искендер-повелитель, хранимый судьбой,