— Назад, танки!
Только сейчас Очкин видит выползшие из развалин три машины врага. Он ведет огонь и поджигает еще один танк. А Ваня Федоров… Филимонов и Очкин видят, как повисла безжизненно его левая рука. Ваня швыряет гранату в приближающийся танк. Невдалеке рвется снаряд и отрывает мальчугану кисть правой руки. Ваня берет зубами ручку тяжелей противотанковой гранаты и, придерживая ее обрубком руки, обливаясь кровью, выскакивает из ровика — под гусеницу вражеской машины. Танк остановлен.
Враг опять вызвал авиацию. «Юнкерсы» снова бомбят площадь. Зная, что фашисты во время налета не посмеют поднять головы, Очкин и Филимонов решают под прикрытием вражеской бомбежки, захватив с собой уцелевшую пушку, снаряды и раненых, отойти к проходной завода и укрыться там.
Алексей с тремя автоматчиками прикрывает отход Филимонова. Помполит с бойцами катит пушку к проходной, затем они возвращаются и, уложив раненых на носилки из противотанковых ружей и плащ-палаток, пересекают площадь. Последним к проходной бежит Алексей.
У стены им удается продержаться до темноты. К ночи группа Алексея и Филимонова переходит в полуразрушенный сборочный цех. Семь раненых бойцов, вынесенных с поля боя, стонут, просят пить, но им нельзя уделить ни минуты. Нельзя отойти ни на шаг от проемов. В цех могут ворваться фашисты. Где-то совсем рядом идет пальба. Очкин устанавливает связь с соседним цехом, откуда доносятся выстрелы. Стало известно: в кузнечном держат оборону бойцы из 524-го полка их дивизии. Здесь же они встретили рабочего из заводской дружины. Он помогает отыскать в цехе, в трубах ржавую воду. Ею удается напоить раненых. Солдаты, порвав на себе нижние рубашки, перевязывают товарищей.
Утром создалось угрожающее положение для обороны соседнего цеха. Неожиданным броском фашисты выбили наших бойцов. Увидев через проем стены отходящих, Алексей крикнул Филимонову:
— Товарищ помполит, там неувязка, я пошел!.. — и бросился наперерез. За ним — Шутов, Черношейкин.
— Стой! Куда? Цех отдали?
Бойцы не знали Очкина, но подчинились офицеру. Фашисты не ожидали возвращения отступавших. Этим и воспользовались наши бойцы. Они выбили противника из цеха.
Через полчаса за цех снова разгорелось целое сражение. Очкин, сознавая, что силы далеко не равные, пускается на хитрость. Оставив в зарослях исковерканного бетона группу автоматчиков, он инсценирует отход. Фашисты вваливаются в цех. Из развалин их встречает кинжальный огонь автоматчиков. Оставшиеся в живых гитлеровцы разбегаются. Фашисты после этого случая боялись сунуться в цех.
К этому времени танки и автоматчики врага отрезали группу Алексея Очкина от Бориса Филимонова.
Отчаявшись справиться с маленькими гарнизонами в цехах, фашисты прекратили натиск, они решили стереть с лица земли разрушенные и полуразрушенные цехи завода и их мужественных защитников огнем артиллерии, минометов и авиации.
Кузнечный цех, где засели очкинцы, стал подобен кромешному аду. Ярким пламенем горели промасленные ямы, на месте которых некогда стояли прессы. Языки пламени лизали все, что могло и не могло гореть. Люди задыхались в удушливом смраде горящих масел. Один из бойцов, не выдержав, выбежал. Окружавшие цех фашисты скосили его автоматным огнем. Гитлеровцы решили сжечь смельчаков.
Патроны у наших бойцов были уже на исходе, гранат почти не осталось. От жара начинали тлеть гимнастерки. Тогда старший сержант Козачок сказал Алексею:
— На берегу, за обрывом — пункт боеприпасов 524-го полка.
Очкин прокричал:
— Товарищи, будем пробиваться к Волге! В нижний поселок! Там патроны!
Враг уже считал, что наши солдаты сгорели, как вдруг из огня на фашистов бросились люди в дымящихся гимнастерках.
Отстреливаясь, солдаты пробились к недостроенному Дворцу культуры, где размещался КП 112-й дивизии. В подвале Очкин обнаружил передовой отряд медсанбата. Врачи и медсестры, в большинстве безоружные, не хотели уходить без приказа. Очкин принудил их покинуть подвал и, прикрывая их отход огнем автоматов, дал возможность медикам отползти к круче и по обрывистому берегу Волги спуститься вниз.
В это время фашисты стали обходить Дворец культуры. В подвале набралось солдат сорок. Здесь были и те, кто сражался с Алексеем в цехах Тракторного, и другие, незнакомые, которых Очкин видел впервые. Надо было уходить к Волге, к круче. Там Алексей намеревался занять новый рубеж, но можно было пробиться и за речушку Мечетку, куда ушли врачи. Обратившись ко всем, Очкин глухо сказал:
— Мы идем на кручу. Внизу под ней, на берегу, склад боеприпасов. — Помолчав, добавил: — На кручу идут добровольцы.
Это он сказал тем солдатам, которых не знал. Стало тихо, лишь пули цокали о камни.
— Ну, пошли! — приказал Алексей.
Бойцы выбрались из подвалов и стали сосредоточиваться в южной части Дворца культуры. Алексей осмотрел из-за камня путь, по которому им предстояло пройти к круче, — метров четыреста. Главное было добраться к круче с меньшими потерями, иначе их сразу же могут сбросить в Волгу. Фашисты хотя и окружили развалины дворца, но кольцо их, судя по выстрелам, было не таким уж плотным. Гитлеровцам, конечно, и в голову не приходило, что найдутся такие, кто решится вдруг занять оборону на самом обрыве, на кромке.
Группу прорыва возглавил Коля Смородников. Бойцы, неожиданно выскочив из развалин, пересекли открытую местность и, не дав гитлеровцам опомниться, ворвались в развалины дома неподалеку. Было очень важно выбить фашистов из этого разрушенного дома. Тогда появлялась возможность простреливать левый и правый фланги. Кольцо было разорвано. И не только разорвано, но раздвинуто. В образовавшуюся брешь бросились все, кто оставался к этому времени в подвале. Короткими перебежками бойцы устремились к волжскому обрыву. Уже при подходе к нему Алексей приказал Черношейкину закрепиться слева, в трансформаторной будке, и пулеметным огнем прикрыть отход к круче группы Смородникова.
Фашисты оторопели. Еще недооценивая происшедшее, они вяло обстреливали откатывающиеся к кромке обрыва группы наших бойцов.
Люди, подбегая к обрыву, ложились на его край животом а ноги, черкнув в воздухе, начинали осторожно нащупывать опору.
К пяти часам вечера все, кто был в окруженном подвале, с небольшими потерями пробились к круче.
Первый выстрел с нее по врагу возвестил о том, что бой за Тракторный еще не кончился.
…Круча — почти отвесный тридцатиметровый обрыв. Здесь, почуяв простор, любит гулять ветер. Сюда по пути в Заволжье приносит свой полынный запах брат волжского ветра — озорной дончак. Сюда приходили любоваться раздольем Волги. От ощущения простора здесь захватывает дух, от одного взгляда вниз кружится голова. Там, далеко внизу, узкая полоска песчаной отмели.
Алексей занял место в центре кручи и передал по цепочке первую команду:
— Крепись, ребята! Жизнь или Волга!
Фашисты, все еще не веря в затею русских, ничего серьезного не предпринимали. Временами из Дворца культуры, который наши только что покинули, долетало:
— Русс!.. Буль-буль!.. Волга!
По цепочке побежал приказ — командование обороной принял на себя лейтенант Очкин. Лейтенант приказал занять интервал в обороне пять-шесть метров друг от друга.
Оставшись на кромке, Алексей спешно послал вниз лейтенанта Шутова и сержанта Козачка.
С ними ушли два бойца из чужой дивизии, назвавшие себя минометчиками. Очкин приказал сержанту Козачку выяснить, есть ли на складе боеприпасов мины. Если есть, будет у них минометная батарея из двух ротных минометов. Лейтенанта Васю Шутова Алексей назначил начальником штаба. Ушла вниз к Волге и медсестра Тоня Давыдова. Ей было приказано организовать место для раненых.
Козачок шел знакомым маршрутом, по которому он пробирался еще несколько дней назад. Вася Шутов «колобком» вертко спускался под кручу, поспевая за рослым стройным чернобровым Козачком. Пройдя шагов сто, остановились у округлого входа в пещеру. Таких пещер, а точнее — таких проходов, очевидно вырытых еще мальчишками, было на берегу много. По-видимому, одну из них углубили и расширили саперы из 112-й дивизии, сделав ее военным складом.
У входа в склад их встретил пожилой солдат с автоматом. Рядом с ним сидел старшина, раненный в левую ногу. Они оба испытующе посмотрели на лейтенанта и солдат. Они еще, очевидно, не знали, что произошло на Тракторном. Из разговора выяснилось: еще днем двое от них ушли в штаб дивизии и до сих пор так и не возвратились.
— Ну, вот что, снабжать, кроме как нас, некого, — откашливаясь, проговорил Козачок. — Наверху наш лейтенант Алексей Очкин занял оборону и приказал нам немедля доставить все, что у вас есть, наверх, на кручу.
Старшина подумал и ответил:
— Понятно.
Козачок окинул взглядом хорошо отделанную тесом пещеру. При свете керосиновой лампы он увидел ящики с гранатами, ящики с минами, с автоматными дисками, а в углу — трубу миномета без плиты.
При их голоде на артиллерийские средства этот нуждавшийся в починке миномет, из которого все же можно было стрелять, оказался большой находкой.
— Здесь бы местечко для лазарета выкроить, — проговорила Тоня.
Лазарет был действительно нужен. Все принялись за дело, сдвигая содержимое склада ближе к выходу, к одной стороне.
Никто из них не думал о смерти, и никто из них не знал, сколько они продержатся на этом совершенно фантастическом рубеже. Но каждый действовал так, словно здесь, на круче, они собирались зимовать.
Лейтенант Шутов обнаружил на складе пулемет и приказал бывшему начальнику склада занять оборону слева, у подошвы кручи. Шутов боялся, что враг, быть может, попытается обойти их с тыла. Остальные нагрузились, как могли, гранатами, автоматными дисками и стали карабкаться вверх. Надо было спешить. Там, наверху, к этому времени уже шла ожесточенная перестрелка.
Тридцать метров вверх по крутому подъему, тридцать метров вниз по трудному спуску, а взять в один раз много боеприпасов нельзя. Да и из тех, кто подносил их, Алексей половине пока приказал остаться на круче. Предстоял тяжелый бой. Оглядываясь время от времени назад, на берег Волги, Алексей случайно увидел валявшуюся внизу, на песке; ржавую бадейку. Он решил, что ее надо использовать. В какой-то степени это решало задачу доставки боеприпасов со склада на кромку. Нужны были трос или хотя бы крепкая веревка, но ни тем, ни другим они не располагали.