— Согласен. — Шагалов включил зажигание, и еще несколько минут, пока мотор прогревался, они сидели молча, наблюдая, как оконные дворники медленно и неловко царапают ледяные наросты на стеклах. Потом Шагалов плавно тронул машину с места. Горбунов, на заднем сиденье вполголоса перечислял Денисову похищенные у девушки на вокзале вещи.
В белой пелене пришлось ехать осторожно.
— А нет сведений, что Фогель пытался выбраться из Москвы? — Денисову хотелось быть чем-то полезным. — Если так, то самое главное сейчас — вокзалы!
— Трудно сказать, — отозвался Горбунов.
Майор объяснил Денисову, что ни он, ни Шагалов не руководят розыском Фогеля, а включены в оперативную группу как сотрудники, знающие его в лицо. Словесный портрет преступника, в котором чаще других признаков в разных сочетаниях варьировалось слово «средний», нельзя было назвать особенно запоминающимся, а фотографии Фогеля должны были поступить сегодня ночью.
— Вот и приходится пока разыскивать силами тех, кто его знал раньше, — закончил Горбунов.
У трамвайного парка Шагалов затормозил.
Майор Горбунов поднял воротник.
— Я буду у диспетчера. Звоните.
— Там у них буфет есть ночкой, — не обернувшись, сказал Шагалов, — и кофе всегда черный.
Когда они выехали на Серпуховский вал, снежный вихрь изменил направление и бил в лобовое стекло. Ветер заметно усилился, и несшиеся на большой скорости снежинки казались тонкими белыми пиками, летевшими в машину. На тротуарах прохожих не было.
— Я люблю жару, — неожиданно признался Шагалов, снимая руку с руля, чтобы еще туже перехватить на горле кашне, — и хотел бы оказаться сейчас где-нибудь на полустанке в жаркий летний день. Чтобы нагретые на солнце рельсы. Тишина. А рядом какое-то картофелехранилище, в лопухах по самую крышу… Знаешь, такое округлое, смоляное.
— И длинный грузовой состав ждет скрещения со скорым, — попытался дофантазировать Денисов, — и речка впереди с деревянным мостом.
Оставаясь один на один с Шагаловым, Денисов чувствовал себя свободнее, и ему даже казалось, что он понимает капитана: был Шагалов в чем-то похож на командира подводной лодки, с которым три года ходил Денисов на Севере. Но появлялся майор Горбунов, говорил об устройстве играющих в шахматы машин, о раскопках и древних рукописях, корнях незнакомых слов и выставках, и оказывалось, что у Шагалова есть в жизни еще что-то, чего не было ни у командира подлодки, ни у Денисова.
— Я хочу спросить вас, товарищ капитан, вы сначала тоже были постовым? До того, как попали в уголовный розыск?
Шагалов помолчал, прикуривая.
— Нет. Это длинная история. После университета я несколько лет работал адвокатом, потом следователем… Собственно, у меня была такая программа…
— А на моем месте какую бы вы избрали программу?
— Осенью ты пойдешь в юридический институт? Это хорошо. А сейчас? — он помедлил. — Что можно сказать о поезде, зная только его номер? А как делят между собою вагоны носильщики? Смог бы ты рассказать мне про путь, который проделывает выброшенный на вокзале клочок бумаги? В каком часу, когда и кто перенесет его из урны в контейнер, как он окажется на заднем дворе, а потом на городской свалке? В каком месте на вокзале проходит теплоцентраль? Ты все это знаешь?
— По правде говоря, я не думал об этом…
— Ты должен знать по возможности все и обо всем… Постой, мы, кажется, приехали…
Автозаводский мост был широк, пуст и бел. Снежный буран утих.
— «Иди туда, не знаю куда, принеси мне то, не знаю что, — сказал Шагалов, выходя из машины. — Такова задача, и все же работник розыска обязан надеяться на успех, разыскивать неизвестно кого, без фамилии и адреса, ночью, на незнакомом безлюдном мосту». Конец цитаты.
— В таких случаях я обычно нахожу большую котельную, — поделился своим скромным опытом Денисов, — там собираются кочегары из окрестных маленьких, курят, калякают…
Тем не менее в котельной, которую они разыскали, никого не было.
— Видно, здешний кочегар сам вынужден ходить в гости.
Напротив котельной, в проходной маленького заводика, Денисов заметил огонек. Денисов постучал в дверь, пригнулся к маленькому окошечку, но никого не увидел. Тогда он снова постучал в дверь и, сложив руки рупором, крикнул:
— Ми-ли-ци-я!
— Я и смотрю: никак милиция! — тотчас послышалось под самой дверью. На пороге проходной показалась маленькая сухонькая старушка с вязаньем в руках. В ногах у сторожихи кружился и косо посматривал на пришельцев грязноватый щенок.
— Вечер добрый! Вот и внучку теплые носки! — поздоровался Денисов, кивая головой на вязанье. — Такое дело, мамаша… Не видели, часов в десять-одиннадцать никто по переулку не проходил с чемоданами?
Старушка забеспокоилась и отложила вязанье.
— Не проходил, сынок. С чемоданами никто. В десять милиционер как раз приходил, Вася. Он у клуба «Коммуны» дежурит. У него тоже неприятность вышла. Только он ко мне зашел — и проверяющий шасть! А Вася чай пьет. Вот из этого стакана. Уж как просил Вася не записывать его в книжку! Да разве уговоришь?! Прямо беда!
Когда они вышли на улицу, Денисов сказал:
— Я напрямик пойду к клубу, — он как-то странно плечами подернул пальто, — а вам придется вон там разворачиваться!
Шагалов заметил, что Денисов носит пальто, застегивая его не на первую, а только на вторую пуговицу, и притягивает ее вверх, к подбородку. Поэтому поднятый воротник топорщится у него на спине, чуть повыше лопаток, и весь вид Денисова от этого какой-то очень решительный и спортивный.
Подождав, когда загорится зеленый светофор, Шагалов сделал разворот и проследовал по широкой пустой улице. Денисова и милиционера Васю он нашел недалеко от клуба, у овощного магазина. Через дорогу со стороны моста к ним подошел еще один постовой, неизвестно каким путем узнавший о постигшей Васю неприятности.
Прошелестел шинами экспресс к последнему отправляющемуся из Домодедова рейсовому самолету на Читу. Ночная жизнь двигалась по своим обычным ночным законам.
— Я видел двоих с чемоданом, — рассказал Денисову Вася, — примерно в двадцать два двадцать… В дом три входили на Холодильном переулке.
Из автомата Шагалов позвонил в трамвайный парк Горбунову.
— Пока ничего обнадеживающего, — вздохнул Горбунов, — правда, с двумя вроде подходящими водителями мне пока поговорить не удалось. А у вас что?
— Сейчас проверим один адрес.
Снова проехав к мосту, они свернули на трамвайные пути и двинулись в обратную сторону.
— Кажется, это и есть Холодильный переулок! — наконец неуверенно сказал Денисов. — Нумерация домов идет к мосту.
Шагалов затормозил машину у высокого, выложенного белым кирпичом корпуса какой-то большой фабрики. Напротив тесно, плечом к плечу, ютились маленькие домики приговоренного к сносу квартала.
— Слышите? — спросил вдруг Денисов. Он снял шапку. Где-то недалеко, несмотря на поздний час, играла радиола.
— Я оставлю машину здесь, у фабрики. Пошли.
Третьим оказался старый кирпичный дом, высившийся темным прямоугольником рядом с трамвайной остановкой. Звуки радиолы неслись с верхнего этажа.
— Зайдем, — сказал Шагалов, — поговорим с жильцами.
Парадный ход оказался грубо заколоченным толстыми досками, входить пришлось со двора. Изнутри дом выглядел еще более старым, со следами многократных конструктивных переделок. Шагалов и Денисов некоторое время плутали в узких полутемных коридорах первого этажа.
Наконец за одной из дверей они обнаружили лестницу и поднялись по ней на третий этаж. Радиола играла где-то совсем близко.
На лестничной площадке разговаривали двое парней. Увидев высокую худощавую фигуру Шагалова, его узкое бледное лицо, один из парней прервал себя на полуслове, отбросил в сторону сигарету и, внезапно обеспокоившись, пошел навстречу. На парне был строгий черный костюм, белая нейлоновая сорочка и черный галстук «бабочка».
— Поздравляем вас с большим чудесным днем, — серьезно сказал ему Шагалов, — мы хотели…
Но парень его не слышал. У него было скуластое длинное лицо и длинные руки, в которых чувствовалась тяжесть выпитого за вечер алкоголя. Его руки тосковали теперь по крепким мужским пожатиям, жаждали работы или игры и с самого начала показались Шагалову чем-то враждебным, как всякая сила, грозившая выскользнуть из подчинения разуму.
Парень крепко пожал ладонь Шагалова.
— У нас с вечера два баяна были, гитара! Что же вы?
Из-за обитой коленкором двери на его голос выглянуло несколько любопытных. Сжав локти вновь прибывших требовательными мускулистыми пальцами, парень повел Шагалова и Денисова к двери.
— Ася! Асенька!
Тоненькая девушка в белой фате смущенно вышла в коридор.
— Я говорил, что придут! Пусть поздно, но все равно придут! Начальство всегда задерживается. Штрафную!
— Штрафную! Штрафную! — подхватила вслед за женихом появившаяся из комнаты маленькая круглая женщина с металлической брошью величиной с небольшое блюдце на груди и длинными, раскачивающимися на цепочках серьгами.
— Будем знакомы, — сказала она, — Толина сестра, Анна Ивановна. Можно Аня… Спасибо, что вы Толю вспоминаете не только на производстве… Он рассказывал…
Хозяева, разгоряченные вином и музыкой, заставили Шагалова и Денисова раздеться. Невеста и Анна Ивановна скрылись в кухне. Жених снова стиснул Денисову локоть, другой рукой еще крепче обнял Шагалова.
Так, все трое, теснясь и уступая дорогу друг другу, они вступили на мягкий, пушистый ковер, расстеленный в комнате.
— Знакомьтесь! — ухнул жених с порога. — Это с Асиной работы.
Шагалов взглянул перед собой и вдруг почувствовал, что холодный еще с мороза лоб покрылся испариной.
Прямо перед ним по ту сторону стола сидел среди других гостей полный, крепкий мужчина. Осторожно, чтобы не закапать скатерть, он сосал мягкий соленый помидор. Увидев Шагалова, мужчина замер и хотел подняться. Но Шагалов, энергично подталкиваемый женихом, был уже в дальнем углу комнаты, у окна, и теперь двигался вдоль стола, поочередно протягивая руку каждому из гостей.