Сель похолодела. Волк медленно пятился по карнизу. Можно было, конечно, вызвать людей с ранцевыми двигателями, но кто поручится, что струи воды не смоют песчинку до их прихода? Прямо у подножия здания зияла воронка дождевого коллектора. Там был конец всему.
Нос Волка ткнулся в колено Сель. Слов не требовалось, сейчас слова были лишними. Волк требовал действия.
Рывком Сель перебросила ногу через перила. Она действовала как в лихорадке и в то же время со странным, удивившим ее спокойствием.
Спиной она прижалась к зданию. Ступни ног умещались на карнизе. Она знала, что нельзя смотреть вниз. Она, смотрела прямо перед собой и видела только огненную иглу Космической башни. Рвущийся в небо столб пламени давал мысленную опору. Сель сделала шаг. Спиной она чувствовала малейшие шероховатости стены. Ноги были словно не ее. В бок толкался ветер.
Еще шаг. Чем крепче она прижималась к зданию, тем ощутимей было его колыхание. Здание плавно раскачивалось. Амплитуда качаний была ничтожной, но она нарушала то равновесие, в котором застыла Сель. Стена здания, точно упершаяся в спину ладонь, мягко, но непреклонно отжимала тело.
Сель замерла, раскинув руки. Теперь качалась уже и Космическая башня. Да, она раскачивалась, и вместе с ней раскачивалась Сель. Темнота внизу притягивала взгляд как магнит.
Сель закрыла глаза. Исчезло все, осталось лишь мерное колебание стены. И боковые толчки ветра. И холод облепившей тело одежды.
Тело медленно входило в ритм толчков и колебаний, непроизвольно для сознания отыскивало ту равнодействующую, которая давала устойчивость.
С закрытыми глазами Сель сделала несколько шагов. Все было бы очень просто, если бы не воображение. Не к чему было закрывать веки, коль скоро воображение рисовало не только пропасть внизу, не только узость опоры, но и падение в бездну, то, как она начинается — со слабости колен, пустоты во всем теле, судорожных усилий, отчаяния последнего мига, последнего взмаха…
Воображение вело за собой послушное, тело, навязывая ему свой судорожный ритм. Дрожь охватила Сель. Она раскачивалась, теряя равновесие, задыхаясь от ужаса.
Чьи-то крепкие зубы сжали ее лодыжку. Сель облегченно вздохнула. Призраки отлетели. Нога в пасти Волка была как в мертвом зажиме. Ослабевшее тело вдруг получило неподвижную опору.
Прошло несколько секунд. Сель не решалась открыть глаза. Она отдыхала от игры воображения, от страха, от дрожи в ногах. Хватка Волка надежно держала ее над пропастью. Только сейчас Сель поняла всю меру безумия и самонадеянности, толкнувшей ее на карниз. Здесь было мало решимости и мужества, нужен был опыт. Она бы уже лежала внизу, если бы не опора, которую ей дал Волк. Если бы не чувство реальности, которое он ей вернул.
Твердый нажим зубов передался ей, как команда. Она переставила одну ногу, подтянула другую. Не надо было ни о чем думать, не надо было ничего чувствовать, надо было слепо двигаться, повинуясь направляющей хватке Волка. Чисто механические действия, страхуемые охватившими лодыжку тисками, Все оказалось очень просто, когда исчез страх и погасло воображение. Глаз Сель не открывала, чтобы не спугнуть блаженное спокойствие. Тело само находило равновесие, как только ему перестал мешать разум.
Наконец легкий прикус сказал ей: «Стоп!» Начиналось самое трудное. Надо было открыть глаза, взглянуть вниз…
Молнии били беспрерывно. Сель видела только то, что было в центре ее внимания, — бугристую, омываемую ливнем плоскость карниза. Фосфорический свет придавал ей сходство с лунной равниной. За ее краем притаилась тьма провала.
Сель показалось, что она видит песчинку, но, возможно, это была игра отблесков. Надо было наклониться. Ветер переменился и дул в грудь. Появилась еще одна неверная опора.
Сель согнула колено, перенесла на него тяжесть. Каменная равнина укрупнилась, приблизилась. Но пока Сель нагибалась, в поле зрения ворвался сверкающий огнями провал.
Это не произвело того впечатления, которого она боялась. Сознание, сосредоточенное на одной-единственной задаче, устояло. Лишь где-то в глубине шевельнулся прежний страх.
Теперь Сель отчетливо видела песчинку. Она лежала близ края и слегка подрагивала от взрывов падающих капель. Возможно, она могла так пролежать еще долго, но столь же вероятным могло быть и другое.
Некоторое время не было молний. Потом вспыхнуло сразу несколько. Песчинка заблестела, как алмаз. Сель быстро протянула руку.
…Когда они выбрались на площадку, Сель привалилась к стене. Пол слабо кружился. Ее рука лежала на спине Волка, и Сель чувствовала, как постепенно успокаивается порывистое дыхание зверя, воображению которого было доступно многое из того, что доступно человеку. У обоих одинаково колотилось сердце. Внизу лежал омываемый дождями город — Их город. Успокоительно стучала капель. Пол кружился все слабей и слабей, потом замер.
С. МИХАЙЛОВТРИДЦАТЬ СРЕБРЕНИКОВ МАЙОРА ЯРДЛИ
Летопись деятельности крупнейших разведывательных служб мира, если такая когда-нибудь будет написана, несомненно, раскроет перед читателями самый фантастический калейдоскоп блестящих взлетов и катастрофических провалов; казалось бы, невероятных случайностей и, наоборот, событий, логически обоснованных всем ходом истории; свидетельств поражающего героизма и не менее неслыханного вероломства; операций, восхищающих методичностью, понадобившейся для успешной реализации многоступенчатого плана, и таких, чей исход зависел от решения, полученного со скоростью и находчивостью, недоступными современным компьютерам.
Вероятно, историки, располагая такой летописью, смогут выявить и обозначить все закономерности, все потаенные каноны развития, свойственные секретным службам, как и любому другому общественному институту. Но одна из таких закономерностей очевидна уже и сейчас.
Результативность разведки и контрразведки (если принимать во внимание не конечный исход той или иной разовой акции, а итоги всей работы разведывательной службы в целом) находится в самой непосредственной зависимости от того, служат ли они прогрессивному или реакционному строю, чьи интересы защищают, за какую историческую перспективу борются.
И дело здесь не только в том, что самая совершенная разведка не в силах приостановить ход истории. Общее, как известно, складывается из бесчисленного множества частностей. А поскольку характер, цели и принципы разведки определяются исторической ролью общества, создавшего ту или иную секретную службу, то она, пусть опосредствованно, влияет и на оперативную «технологию», и на моральные стороны разведывательной деятельности. В результате ее гибкость, действенность, надежность оказываются, несомненно, весомее, если (воспользуемся термином, освященным публицистикой времен Великой Отечественной войны) эта разведка служит правому делу.
Система «тотального шпионажа», осуществленная в гитлеровской Германии, разветвленнейшая сеть сыскных служб и каннибальский режим нацистских концлагерей не смогли парализовать деятельность, патриотических организаций, оказывавших сопротивление фашистскому режиму с первых и до последних дней существования «третьего райха».
Чекисты 20-х годов, не имевшие, по существу, никаких профессиональных навыков, вчерашние солдаты и военморы, на практике — трудной, порой смертельно опасной — постигавшие азы контрразведывательной работы в борьбе за дело революции, оказывались сильнее асов английской Интеллидженс сервис и французского Второго бюро, шпионов, прошедших школу полковника Вальтера Николаи и фанатиков-самураев из Общества Черного Дракона.
Закономерность, о которой мы говорим, свойственна не только XX веку с его гигантскими социально-экономическими сдвигами. И в прежние времена, на заре истории разведывательных служб, она также проявлялась. Иногда с предельной определенностью, порой — более замаскированно, а Случалось — и с отклонениями. Но ведь исключения, как известно, лишь подтверждают незыблемость правила.
…Вторая половина XVII века. Лорд-протектор, так именуют в официальных документах одного из виднейших вождей Великой английской революции Оливера Кромвеля, создает секретную службу, которая должна оберегать интересы страны от попыток реставрации роялистского режима. Революция, даже буржуазная, шаг вперед в сравнении с феодальной раздробленностью страны, с властью знати, не способной и не желающей стать причастной к экономическому прогрессу. И что же?
Изгнанного с родных островов Карла Стюарта поддерживают Франция и Испания, Германия и Нидерланды. Во главе сторонников реставрации — один из хитрейших политиков своего времени — регент Франции кардинал Мазарини. С ловкостью прирожденного интригана он укрывается в тени, но действует неутомимо. В ход пущено все. Фанатики и адские машины, золото и провокации. Фронт тайного «наступления» — от Северного до Средиземного моря.
Но все заговоры, покушения, мятежи не достигают цели, парализуются в зародыше или срабатывают вхолостую. Возглавляемая Джоном Терло контрразведка английской буржуазной революции успешно противостоит многолетним усилиям секретных служб крупнейших монархий Европы.
Автор бессмертной трилогий о подвигах четырех мушкетеров был не так уж далек от исторической правды, когда вложил в уста Оливера Кромвеля высказывание о том, что попытка Атоса, Арамиса, Портоса и д'Артаньяна чуть ли не с эшафота похитить приговоренного Карла I, удайся она, была бы только на пользу реформаторам. Имея за спиной секретную службу Джона Терло, лорд-протектор мог устранять своих политических противников так, чтобы не обострять отношений Англии с европейскими монархиями.
Обратим внимание читателей на тот факт, что, по свидетельству весьма авторитетных специалистов, всезнающий министр кромвелевской полиции значительной долей успехов был обязан искусному дешифровщику доктору Джону Уоллису Оксфордскому. И перенесемся на другой, континент, в последующие столетия.
…Вторая половина XVIII века. Американские колонии Британии начинают борьбу за свою независимость. Революция 1775–1783 годов приведет к рождению США — государства, которому суждено выдвинуться на первое место в числе империалистических держав, потеснив свою прежнюю метрополию. Но на первых этапах американская буржуазная революция — это антиколониальное движение против британского господства. И оно выдвигает своих героев, разведчиков, чьими подвигами по сей день обоснованно гордится каждый честный американец.