Вадим отбил первый удар, с трудом отбил, почувствовав острую, сильную боль в локте. Еще удар, он нырнул вбок и, в свою очередь, попытался дотянуться кулаком до Курьера. Курьер отскочил. Крепкий, обученный малый! Не справлюсь ведь, подумал Вадим и спохватился. Вот считай уже и проиграл, раз так подумал, ч-черт! Удар по затылку был точный. Падая, Вадим невольно обернулся и увидел окровавленное, но ухмыляющееся лицо Кепки.
Очнулся быстро через две-три секунды.
— Оклемался, — сказал кто-то. Голос был приятный. — А если бы убил, балбес? Камень не кулак.
— Так ему и надо, — отозвались обиженно. — Весь нос расхреначил.
Вадим напрягся, оттолкнулся локтями, встал на четвереньки, поднялся, но не так резко, как хотелось бы, голова раскалывалась. Перед глазами плыли цветные пятна. Его снова сбили наземь и молча принялись молотить ногами. Сначала было больно, потом стало горячо во всем теле. Словно сквозь вату услышал:
— Брось в сыщиков играть, сявка. По-доброму тебя просили. Брось! Забудь обо всем! На перо нарвешься — не рад будешь… Пошли, камнеметатель.
— А можь того… бабки у него в карманах?
— Пошли, сказал.
Глуховато и отрывисто скрипнул песок под ногами, растаяли скорые шаги, и стало тихо. А он лежал, не шевелясь, и даже не подумал, что надо подняться, даже глаз не открыл.
Закряхтели, старчески заныли подгнившие дощатые стены сараев, грохотнула разболтавшаяся жесть на доме, громким шепотом заговорили деревья вдалеке. Прохладный поток воздуха обжег руки, лицо. Ломано, словно по частям — сначала голова, плечи, затем упершись локтями в землю, пошатываясь, — на ноги он поднялся, постоял с закрытыми глазами, массируя осторожно затылок, и пошел, неуклюже ступая негнущимися, затекшими ногами. Через сотню метров стало легче, затылок отпустило, пришла тупая ноющая боль, и шаги сделались тверже, уверенней. Огни широкой улицы ослепили. Как в тумане, вышел он на край тротуара и поднял руку.
День прошел суетно и бестолково. Отвлекали звонки, частые заходы ухмыляющихся коллег, уже наслышанных о его помятой и побитой физиономии.
Вадим взглянул на часы — шесть. Пора и ему домой. Хрипловато забормотал телефон. Он снял трубку, и обрушилось на него:
— Вадик, милый, приезжай, скорей приезжай, несчастье у нас, такое случилось, такое… — Ольгин голос бился в трубке надсадно, то срывался на крик, то на стон. — Дашку, доченьку мою забрали, Дашку украли… Они в машину ее и увезли… Мне девочки рассказали, я ее-то одну на десять минут только оставила, на десять минут…
— Успокойся, Оля. Это кто-то пошутил. Из знакомых, слышишь, кто-то пошутил. — Вадим говорил с усилием, сейчас очень важно быть спокойным. — Я скоро буду, жди. И не делай глупостей. Это кто-то из наших так жестоко решил нас с тобой разыграть. Поняла? Какая машина? Цвет?
— Не… знаю… девочки не запомнили… светлая.
— Марка?! Ну быстро, быстро!
— Ну не знаю, Вадик, не знаю, откуда…
— А девочки, что девочки говорили, неужто не заметили, какая машина? Где они? Ушли? С тобой?
— Одна здесь, Леночка здесь… Ах, господи, Вадик, какое это имеет значение, марка не марка… Дашенька…
— Имеет, Оля, имеет, — сказал Вадим.
И услышал вдалеке сквозь помехи тонкий детский вскрик:
— «Жигули» «Жигули»…
— Все, — сказал он. — Еду.
Рука метнулась к аппарату, придавила рычажки, и вслед за этим резко завертелся диск под срывающимися пальцами.
— Милиция? Моя фамилия Данин, двадцать минут назад со двора дома похитили мою дочь Машина «Жигули» светлая. Больше никаких примет нет. Адрес…
Некрасивым и старым Ольгино лицо показалось Слез в глазах не было. Но все равно можно было подумать, что плачет она, беззвучно, бесслезно плачет. Она выдохнула со стоном, когда его увидела, взяла крепко за руку, повела в комнату, тихо опустилась на диван, рядом с длиннолицей, испуганной, худенькой девчушкой лет шести и сжалась, сведя плечи вперед.
— Это Леночка, — улыбнулась она болезненно и вмиг захлебнулась будто, и смялось ее лицо, собралось морщинками, и она заплакала, всхлипывая и вздрагивая всем телом Вадим поморщился, сказал с нажимом, не глядя на женщину:
— Прекрати, Ольга. Я позвонил в милицию, все будет в порядке.
— Милицию? Зачем милицию? — Женщина вскинула мокрое, покрасневшее лицо. — Значит, ты думаешь, что ее и вправду…
И теперь она зарыдала по-настоящему, раскачиваясь из стороны в сторону.
Вадим опустился перед женщиной на колени, погладил ее по голове, поцеловал волосы, висок, прижался к пальцам ее похолодевшим, что лицо стискивали:
— Хватит, моя милая, хватит, слезами делу не поможешь, — приговаривал он.
Девчушка отодвинулась от них подальше, на другой конец дивана, и с неподдельным уже страхом взирала на обоих.
Положив к себе на плечо голову женщины и поглаживая ее по волосам, Вадим удивлялся себе, почему он так спокоен сейчас. Потом внезапно понял почему. Это они. Это еще одна угроза. А раз они, то с девочкой ничего не сделают, будут ставить условия И он примет их все. Все до единого. Черт с ними со всеми, Можейкиными, Лео, кепками, курьерами и остальными, лишь бы с девочкой ничего не случилось.
Звонок в дверь заставил его вздрогнуть, но он не сразу понял, что это к ним Когда требовательно зазвонили во второй раз, он отстранил Ольгу и пошел открывать дверь.
На пороге стояла полная молодая женщина с одутловатым, невыразительным лицом, вбитая в тесное, не по размеру, джинсовое платье. Она решительно переступила порог и, не обращая внимания на Вадима, заметалась глазами по квартире. Увидела через дверной проем девочку, бросилась в комнату, облегченно приговаривая на ходу:
— Деточка моя, Ленусик, с тобой все в порядке? Да? Все в порядке? Почему ты не пошла домой, почему здесь сидишь?
Девочка вскочила с дивана, сморщила худенькое личико, будто собираясь заплакать, но не заплакала, а только шмыгнула носом, подбежала к матери, уткнулась в нее, обхватив тоненькими ручками-прутиками массивные мамины бедра.
— Ну и слава богу, ну и слава богу, — приговаривала женщина и крепко прижимала дочь к себе. — Ведь это ж надо же, — повернулась она к Ольге. — Какие сволочи! Вот так живешь, живешь… И куда милиция смотрит? Неизвестно, чем занимаются, а здесь детей под носом крадут… Я слышала, это не первый случай, ты знаешь, и в Стремновском районе то же самое было, так и не нашли. Ты представляешь! Хоть на улицу детишек не выпускай.
Ольга опять спрятала лицо в ладонях и мелко затряслась. Женщина отступила на шаг и потянула дочку за собой:
— Пойдем, доченька, пойдем с мамой.
— Я не пойду, мамочка, я здесь буду… Дашеньку надо искать.
Так серьезно, так по-взрослому даже для матери она сказала это, что та опешила. Потом выдохнула тяжело, внимательно оглядела дочь и выговорила неуверенно, словно за какую-то последнюю свою надежду цепляясь:
— А может быть, пойдем? А то мы мешаем тут. Да ты и не кушала.
Девочка упрямо помотала головой
— Ну хорошо, оставайся. — Она повернулась к Вадиму. — Ничего, если Леночка побудет здесь? Я скоро зайду
И она пошла к двери, так и не взглянув больше на дочь, и только у самого уже порога остановилась, покачала головой и взялась за ручку. И в этот миг опять раздался звонок и опять заставил Вадима вздрогнуть.
В дверном проеме он разглядел двоих. Один был в милицейской форме Второй в хорошо сидящем синем костюме, с галстуком. Покрепче и поуверенней он выглядел, чем тот, в милицейской форме. Он мимоходом поздоровался с Леночкиной мамой, сразу угадав, что это не хозяйка, что не с ней ему беседовать придется, прошел в комнату, окинул ее быстрым взглядом, изобразил печальную улыбку на смуглом скуластом лице, шагнул к Вадиму, пожал ему руку:
— Старший оперуполномоченный шестого отделения милиции Марушев.
Вадим тоже представился. Подошел и тот, что в форме, сдержанно поклонился Вадиму, назвал себя:
— Участковый инспектор Спирин.
Немного растерянным выглядело его бледное лицо. Из новеньких, наверное, из только-только испеченных офицеров А Марушев уже к Ольге на диван подсел и о чем-то с ней беседовал Этот-то поопытней, он сразу понравился Вадиму, не то, что Петухов. Марушев попросил извинения у Ольги, подозвал девочку и начал ее расспрашивать Что-то записал, погладил девочку по голове, повернулся к Спирину, приказал тому найти — Леночкина мама квартиры подскажет — Дашиных подруг и расспросить их подробно и все записать и опять повернулся к Лене.
Вадим с удовлетворением заметил, что и Ольга успокоилась. Лицо ее ожило, в глазах надежда появилась, и вера, что помогут, не бросят, не оставят в беде, сделают все, что положено, и отыщут дочку. Не могут не отыскать.
— А вы что думаете? — неожиданно обратился Марушев к Вадиму.
Вадим ответил не сразу. Хотя был готов к этому вопросу. Сначала отошел от окна, возле которого стоял, чтобы не бил свет в глаза и не высвечивалось так ярко его лицо. Очутившись в прохладной глубине комнаты, сказал:
— Я не думаю, что это так серьезно, думаю, что пошутил кто-то.
— И можете назвать кого-нибудь, кто способен так шутить?
— С ходу — нет.
— Откуда же уверенность, что забавы ради?..
— Не уверенность, предположение.
— Допустим, но предположение тоже на чем-то основывается?
Вадим пожал плечами:
— Не Чикаго же у нас в конце концов.
— Жиденькое основание. Ну хорошо. — Марушев поднялся. — Пойдем, Леночка, покажешь, откуда машина подъехала, где ты стояла в это время, пойдем. — Кстати, — обернулся он уже у двери. — Всем постам ГАИ дано было указание по возможности проверять светлые «Жигули», если в них сидят дети. Но, сами понимаете, это чрезвычайно сложно. Пока никаких результатов.
И стоило только Марушеву оставить их, как посерело у Ольги лицо и сгорбилась она утомленно, словно после многочасовой изнурительной работы. Она сдавила пальцами виски, встала неловко, оправила привычно платье и, пошаркивая тапочками, побрела на кухню.