— Хэлло, Фрэнсис! — воскликнул Борг, от души хлопая Слотера по плечу.
Вендтланд в знак приветствия кивнул — и только. И они втроем присоединились к потоку пассажиров, прибывших из Вашингтона.
— Я заказал для вас номер в своем бунгало, — сказал Слотер. — Вполне комфортабельный, надеюсь, вам понравится.
— Предвижу, что нас ждет приятное времяпрепровождение, — сказал Борг. — Я уже несколько лет не был на Западе.
— Как обстоят дела? — вступил в разговор Вендтланд, не любивший терять времени даром.
— Хаузер умер. Его мозг заморожен. Но нам нужен доброволец для эксперимента. Нашего кандидата Кори забраковал.
— Тогда пусть найдет другого.
— Возможно, именно этим он сейчас и занят, — как бы между прочим обронил Слотер, понизив голос. — все, что зависело от меня, я сделал.
— О чем вы? — фыркнул Вендтланд.
Раздражительность и недовольство входили в арсенал средств, которые Вендтланд пускал в ход, чтобы держать дистанцию с работавшими под его началом людьми и не давать им заноситься.
— У меня есть основания предполагать, что в качестве добровольца Кори предложит себя, — сказал Слотер, раскрывая свои карты.
— Превосходно! — Борг игриво ткнул Слотера кулаком в бок. — Это ваша идея, Фрэнсис? Лучше не придумаешь. Мы скажем Кори, чего ожидаем от него. Он интеллигентный человек, умница, не сомневаюсь, — о ним у нас проблем не будет.
— Совсем наоборот, — резко перебил Борга Вендтланд. — Мы ничего ему не скажем, абсолютно ничего.
Они вошли в багажное отделение в нижнем этаже аэровокзала, где вовсю шла выдача чемоданов и прочей ручной клади.
— Если Кори ничего не будет знать о Хаузере, любая информация, которую мы получим от него, явится для нас большой ценностью. Если же он что-то выдумает, мы узнаем об этом. Кори не должен догадываться, куда мы клоним. В противном случае его мыслительные ассоциации будут базироваться на его знании об умершем человеке и вследствие этого их подлинность окажется сомнительной. — Вендтланд резко повернулся к Слотеру, глаза Вендтланда казались двумя стекляшками на неподвижном лице. — Вы многое уже успели рассказать Кори?
— Он знает только, что Хаузер попытался перебежать от русских к нам и получил пулю. Это все.
— Слишком много. Любая деталь, известная Кори, делает его менее ценным для нас.
По лицу Слотера пошли пятна. Он не выносил, когда ему выговаривали. Покосившись на багаж своих шефов, Слотер с досадой подумал, что теперь от Вендтланда не отвязаться, пока они не приедут в отель «Беверли Хиллз».
— Я знал Хаузера еще во время войны, мы встречались с ним в Пенемюнде. Он принимал участие в работах по созданию ФАУ-2. Ему тогда было лет тридцать или, может, чуть больше. Жаль, что русские захватили его, опередив американцев. Хаузер был превосходный математик и физик.
— Я ничего не слышал и не знаю о том, почему Хаузера так изувечили, — на всякий случай сказал Слотер, не очень надеясь на ответ.
— Мы были с ним в контакте в течение многих лет, когда он работал в русском городе Бойконуре[7]. Он давно уже хотел перейти к нам.
Его жена и сын жили в Германии. Жена в Западном Берлине, а сын в ГДР. В Праге проходил симпозиум, и русские привезли его выступить перед чехами. Из Праги мы вытащили его в Восточный Берлин и дальше. Совершенно неожиданно он замкнулся и на сотрудничество с нами не шел. Но он нужен был нам в Вашингтоне, и мы попытались переправить его в Штаты. Свою жену и сына он так и не повидал. Каким-то образом он соприкоснулся с русскими, и когда мы уже готовы были вывезти его из Западного Берлина, в аэропорту его ранили. Все дело сорвалось. — У Вендтланда от злости перекосилось лицо. — Скверная работа. Нам бы такую дисциплину, как в организации Канариса. Какой путь прошел этот человек в Германской контрразведке в годы Второй мировой! По сравнению с ним все мы — жалкая горстка дилетантов. — Вендтланд нахмурился. — А теперь мы вознамерились перенести секреты из мозга покойника в мозг живого человека. Что это, если не безумие?
— А вы что скажете, Фрэнсис? — спросил Борг, осторожно зондируя почву.
Борг уже отправил секретное сообщение шефу Вендтланда, с возражением против предложенного плана действий.
— Ответ может дать Кори. Ему виднее, выйдет из этого что-нибудь или нет, — дипломатично ответил Слотер.
Вендтланд оставался мрачным:
— Люди нередко берутся за такие дела, которые кажутся бессмысленными, но достигают цели, — сказал он, пытаясь успокоить себя. — Надеюсь, после разговора с этим чародеем Слотера доктором Кори я получу более полное представление о наших перспективах.
Слотер испытывал неприятное ощущение, будто Вендтланд пытается переложить всю ответственность за происходящее на него. Борг же хранил молчание. Ему доставляло удовольствие видеть Вендтланда и Слотера в их теперешнем затруднительном положении. В мечтах Борг уже видел себя в кресле Вендтланда.
Глава 9
— Если существует химическая формула памяти, то должна существовать и формула воодушевления, страха, смелости, привязанности, любви, ненависти. Нашли ли вы химические компоненты души человека, доктор Кори? — скороговоркой сыпал Борг.
Настала ночь, и они сошлись в лаборатории. Большое помещение казалось пустым. Гиллель извлек сосуд с мозгом Хаузера из рефрижератора, где температуру мозга довели до нуля градусов по Фаренгейту.
— Пока еще нет, — сказал Кори, — но придет время, когда нам это, возможно, удастся. Достигнутые уже сейчас успехи дают немало оснований для оптимизма. Наши подопытные мыши нападают на кошек, а кошки боятся мышей. Мы научились контролировать эмоции людей и делать их счастливыми с помощью таблеток Скажите мне только, какое настроение вы хотите испытать, полковник, и я дам вам элексир, необходимый для этого.
— Я черпаю удовольствие только из одного источника — из бутылки виски, — улыбнулся Борг.
Перед Гиллелем лежала розовая масса, завернутая в ткань и со всех сторон обставленная какими-то бутылочками с этикетками. Гиллель установил комплект гомогенизаторов — длинные трубки из толстого стекла с плотно притертыми к ним пластиковыми поршнями на оси из нержавеющей стали. Пластик своей белизной напоминал обесцвеченную кость. Вендтланд надел очки.
— Я благодарен вам за разрешение наблюдать за экспериментом, — сказал он и как бы между прочим закинул удочку: — Мы просили мистера Слотера обсудить с вами вопрос о гонораре. Мы располагаем достаточными денежными средствами для выплаты вознаграждении за неординарные услуги.
— Я говорил мистеру Слотеру, что являюсь сотрудником университета, а не вашего… учреждения, — не без сарказма сказал Кори. — Но если вы настаиваете на том, чтобы сделать вклад в пользу университета, уверен, никто возражать против этого не станет, доктор Вендтланд. Тем более, что мы не так уж и обеспечены денежными средствами. Там, где Беркли, например, может заставить работать дюжину сотрудников, мы не можем совладать и с двумя.
— Разумеется, — сказал Вендтланд, не сводя глаз с рук Гиллеля, снимавших ткань с розоватой массы. — Деньги можно перевести в университет через нейтральное агентство. Какая сумма устроила бы вас?
— Пятидесяти тысяч было бы достаточно, — ответил Кори довольно безразличным тоном.
Гиллель, встрепенувшись, поднял глаза. До сих пор, казалось, он не интересовался беседой между Вендтландом и Кори. Слотер пытался и не мог перехватить взгляд Гиллеля. Потом Гиллель опустил голову и продолжил свою работу, целиком уйдя в нее и словно ничего не замечая вокруг.
— Пятьдесят «косых», — недурно! — заметил Борг.
Вендтланд оставался невозмутим.
— Рели эксперимент окажется успешным, это будет нормальный гонорар.
Как будто нарезая мортаделлу[8], Гиллель ровными, спокойными движениями разделял серое вещество на части равной толщины и укладывал их на лед. Слотер почувствовал, как к горлу у него подбираются спазмы.
— Я понимаю, конечно, что вы ничего не можете гарантировать, — сказал Вендтланд, придавая своему голосу беспристрастное звучание. — Слотер говорил нам, что вы хотите провести эксперимент на себе самом. Я восхищен, доктор Кори, вашей преданностью своему делу!
Гиллель снова поднял глаза.
Кори не отозвался на слова Вендтланда. Он был занят своим делом: Искусно ввел срез мозга в трубку гомогенизатора и добавил раствор соли, додсцилсульфат натрия и бентонит. Он решил дать пояснения вашингтонским гостям: они за это платили.
— Наиболее сложная техническая проблема здесь состоит в том, что в нашем эксперименте не одна, а много РНК, и необходимо отделить носителей памяти от близко родственных им носителей инструкций, — сказал Кори, вводя стальную ось пластикового поршня в гибкое соединение с каким-то небольшим приводным устройством.
Затем Кори нажал ногой расположенный снизу выключатель, и пластиковый поршень внезапно ожил. Заботливо, чуть ли не нежно переметил трубку гомогенизатора вверх и вниз вдоль поршня, Кори вводил ткань мозга между стенками стеклянной трубки и осью поршня для последующей обработки и дезинтеграции этой ткани. Вскоре смесь превратилась в однородную серую массу, и Кори залип содержимое в мензурку, установленную во льду, и снова начал обрабатывать теперь уже другой срез ткани мозга.
— В известном смысле дело обстоит следующим образом. — продолжал Кори. — Мы — гиганты, которым предстоит изучить послание, адресованное какому-то скауту из Вестерн Юньон, сидящему в неизвестном нам здании где-то в городе, похожем на Нью-Йорк. Существует только один способ сделать это: разрушить город, как я сейчас разрушаю удивительную, уникальную архитектуру этого мозга, и каким-то образом осуществить процедуру, которая позволит нам в первую очередь отделить людей от зданий, потом — юношей от девушек и в конечном счете — искомого нами скаута от всех прочих скаутов. И все это должно быть проделано осторожно, очень осторожно, так, чтобы наш скаут не пострадал и не исчезло бы бесследно полученное им послание. — Кори мрачно улыбнулся — Все, что мы делаем, направлено на достижение этой цели. Различными растворителями, фенолом или детергентом, мы экстрагируем протеины, чтобы избавиться от них и отчасти — от энзимов, которые разрушают РНК и уничтожают сообщение. Соль мы используем для того, чтобы сепарировать память, содержащую сообщение, от генетической памяти, содержащейся в ДНК. Это становится возможны