— Славная работенка, — сказал полицейский. — Теперь бегите и скорее садитесь в «вольво» с датским номером. Машина стоит напротив пивнушки. И не теряйте времени, у нас его в обрез.
Полицейский поднялся с колен и потащил по гравию обмякшее тело Кренски. Голова трупа глухо стукалась о битый кирпич.
— Вы убили его! — сказал пораженный Кори.
— Пришлось, — тяжело дыша, ответил полицейский. — Надо, чтобы в ближайшие три часа его не нашли.
Глава 19
Когда Кори садился в «вольво», второй полицейский уже находился за рулем. Форменную фуражку на голове этого полицейского сменила мятая шляпа. Полицейский быстро стащил с себя униформу, под которой оказалась грубая полосатая рубашка, похожая на те, что носят лесники. Гиллель, спокойно сидевший на заднем сиденьи, с интересом присматривался к этому человеку.
— Они не полицейские, — сказал он Кори, севшему рядом с ним.
— Это я понял еще в кафе, — сказал Кори.
Наверное, это были люди Слотера. Ощущение нереальности происходящего стало еще сильней.
Прибежал второй полицейский и быстро занял место рядом с водителем, который тут же завел машину и тронулся с места.
— Надо было спрятать куда-нибудь машину покойника, — снимая свою зеленую шинель и швырнув на пол фуражку, сказал второй полицейский, на котором тоже оказалась полосатая грубая рубашка.
— Некогда, — ответил первый. — Нам надо еще избавиться от формы. Они будут искать машину на границе.
Второй «полицейский» с деланной улыбкой обернулся к Кори.
Кори отметил про себя, что этому человеку за сорок и он отличается крепким сложением.
— Через двадцать минут мы будем в Западном Берлине, — произнес полицейский.
— У каждого пограничника есть наши фотографии, — сказал ему Кори. — Мы не сумеем пересечь границу.
«Вольво» свернул в темную боковую улицу и остановился.
— Вы уверены в этом? — спросит тот, что сидел за рулем.
— Так сказал мне Кренски. Возможно, он пытался запугать нас.
— В таком случае риск был бы слишком велик, — сказал тот, что убил Кренски.
Водитель вновь тронулся с места и повернул обратно на главную улицу.
— По крайней мере у нас есть еще несколько часов, прежде чем они забьют тревогу, — сказал он. — Мы можем выехать на автостраду и через полтора часа быть в Цинвальде.
— В Цинвальде? — удивился Кори.
— Да, мы въедем в Чехословакию. Это лучший способ выбраться отсюда. Иным путем мы не попадем в Западную Германию. Они наверняка задержат нас. В Чехословакии много туристов, у нас есть шанс затеряться среди них. Восточные немцы не рассчитывают, что мы из одной коммунистической страны махнем в другую коммунистическую страну. Для них это абсурд. Уж очень они логичные люди, эти немцы. Отсюда и большинство их неудач. Неожиданные ходы сбивают их с толку. На этом и можно их переиграть.
— И что потом? — спросил Кори.
— У нас не будет проблем въехать в Чехословакию с датским номером. Чехи охотно принимают туристов. Там, в Праге, есть Американское посольство, где вы будете в безопасности. А в Восточной зоне Германии американского представительства нет. На автостраду мы собираемся выехать в Кенигсвустерхаузене.
— Это Котбуссер Дамм, — показал второй полицейский рукой на дорогу, по которой они ехали. — Вот проедем Карл-Маркс-штрассе и тогда рванем — только держись.
— Я так ничего и не сумел, — сказал вдруг Гиллель, и по лицу его потекли слезы. — Ни в чем не убедил жену Хаузера. Его сын отвернулся от меня. Много лет Хаузер мечтал воссоединиться с ними. Он не ожидал, что они отвергнут его.
— Но это жизнь Хаузера, а не ваша, — возразил Кори. — Вы не Хаузер.
— Но я пытался сделать то, о чем он мечтал.
— Вот и хорошо, — сказал Кори. — Вы сделали эту попытку, а теперь заставьте себя забыть о Хаузере. Вы Гиллель Мондоро, а не Карл Хаузер. Эксперимент закончился, Хаузера больше нет на свете, и вы должны вернуться к прежней жизни.
Гиллель отвел глаза и зажмурился, как будто его слепил яркий свет.
— Все во мне перепуталось. Как мне избавиться от этого?
— Достаточно перестать беспокоиться об этом и предоставить решение мне. Я не подвержен влиянию ничьих мыслей, кроме своих собственных. Проблема, которую мы должны решить, — это как избавиться от влияния чуждых РНК и сделать ваше сознание снова присущим только и исключительно Гиллелю Мондоро, а память Хаузера держать между тем под контролем. Уверен, что постепенно ее влияние ослабеет, но существуют также препараты, разрушающие РНК. Вы знаете, какие.
Эти слова, кажется, успокоили Гиллеля. Он кивнул:
— Я знаю, мы справимся с этим. А когда все уже будет позади, у нас найдется, о чем написать, — сказал он и вдруг улыбнулся.
— До Дрездена сто двадцать миль, — сказал водитель, — и еще сорок — до границы. Кстати, меня зовут Сорсен, а моего приятеля — Бэк. Только что придумал эти имена, — он засмеялся, но как-то невесело.
— Ограничения скорости здесь нет, — сказал Бэк, — а тачка у нас вполне приличная.
— Вы от Слотера? — спросил Кори.
— Нам все равно, от кого мы. Я не знаю ничьих имен и никаких фамилий, — сказал Сорсен. — Знаю только, что мы должны были преследовать такси, идущее с Запада. Нам назвали номер машины, и мы без труда нашли ее. Шофер в конце концов согласился сообщить нам, где вас искать. Пришлось, правда, немного убедить его, чтобы он стал сговорчивее. А этот пансион на Фридрихсхайн мы уже и раньше знали. Его иногда используют, чтобы держать там людей, которых они хотят перетащить на свою сторону. Восточная Германия — колония России. Что там, что здесь — одни порядки. В Чехословакии то же самое, и в Польше, Венгрии… Ну, а когда мы узнали, где вы, все остальное было, как говорится, делом техники.
— Вы знали Кренски? — спросил Кори, заинтригованный действиями этих загадочных людей.
— У нас было его описание, а это имя я впервые услышал сейчас от вас. Он, может, вовсе и не Кренски, но это не имеет никакого значения. Меньше знаешь — крепче спишь.
Бэк тем временем свернул обе униформы в тюк и положил на него сверху две фуражки.
— Около Гросс Керис мы будем проезжать мимо Топлипер Зее. Это искусственное озеро. Там и выбросим этот хлам.
— Пора бы уже избавиться от него, — сказал Сорсен.
— Они хватятся вас через два часа, подумают, что вы ушли в театр. А почему бы и нет? Начнут искать машину Кренски, а он вполне может быть с вами. А когда представление кончится, а вы не вернетесь, они забьют тревогу, станут искать Кренски, может, найдут, а, может, и нет. Думаю, вряд ли это у них получится, пока не пустят по следу собак. Но прямо так, вот сразу они этого не сделают. Потом для вас закроют все границы, включая и границу с Чехословакией. Если мы к тому времени не пересечем ее, нас поймают.
Машина мчалась в ночи мимо раскинувшихся по обеим сторонам дороги полей. Маленькие крестьянские домики светились тусклыми огоньками. На светлом фоне неба казались нарисованными церковные шпили. Вдоль автострады, предназначенной для скоростного движения, было немного населенных пунктов.
Кори задумался над тем, что заставляет людей соглашаться на такую опасную работу. Ведь если их задержат, у этих людей не будет шансов остаться в живых. Какие деньги могут оправдать риск собственной жизнью при попытке переправить двоих человек через границу? У Кренски денег было куда больше, наверное, чем у того же Слотера, и Кренски, скорее всего, полагал, что вряд ли попадет в беду, однако не ушел от своей страшной участи. Что побуждает людей решаться на такое и жертвовать своей жизнью? Только ли деньги — или же здесь надо искать какие-то другие, более глубинные мотивы поступков? Стремление к острым ощущениям от игры со смертью, желание бросить вызов судьбе, азарт игрока и ловца удачи? А, может быть, это проявление специфического действия энзимов у людей подобного рода — еще одна причуда химии?
Кори решил попытаться еще раз проникнуть в сознание Гиллеля.
— Настанет время, — сказал он, — мы научимся отделять РНК памяти от прочих РНК и расшифруем механизм, который определяем, как генетический код. Мы сумеем получить в чистом вице многоядерные синтезированные энзимы и научимся контролировать те реакции, которые происходят в процессе передачи знаний в форме непосредственной памяти. Наш эксперимент был слишком примитивен мы перенесли положительное вместе с отрицательным. Необходимо научиться осуществлять такое сепарирование, которое обеспечивало бы передачу знаний без сопутствующих им страданий.
Глаза Гиллеля благодарно заблестели в ответ, и это напомнило Кори о тех совсем недавних временах, когда они вместе работали в университетских лабораториях, движимые общими целями и интересами.
— Вы должны будете начать эту работу со мной, — сказал Гиллель. — Где вы еще найдете такой объект? Я очень хочу вернуться к совместной работе с вами. И напомните мне об этом, если я проявлю нерешительность.
Вдруг их машина свернула с автострады и затряслась на колдобинах проселочной дороги. В темноте блестела вода. Они подъехали к озеру, на другом берегу которого светилась огоньками маленькая деревушка. Крякали утки, напуганные появлением машины. Сорсен остановился, Бэк выскочил из машины и побежал к воде, бросив свернутую в тюк форму в высокий тростник. Он затолкал этот тюк в глубину тинистой воды палкой.
— Теперь им не найти этого барахла, пока озеро не обмелеет как следует, а это случится не раньше следующего лета, — сказал Бэк, вернувшись в машину, которая снова выехала на автостраду. Потом Бэк обернулся к Кори и Гиллелю. — У меня есть паспорта для вас. Вы теперь Фрэнк Ворсинггон, — он протянул паспорт Кори, — а вы — Сесиль Тэйлор. Вам надо наизусть заучить ваши данные: год рождения и так далее. На всякий случай.
Кори раскрыл свой паспорт. С фотографии на него смотрел он сам, только снятый лет пять назад.
— Ворсинггон, Тэйлор!
Потом Кори раскрыл паспорт Гиллеля и увидел фотографию молодого человека, которого звали Сесиль Тэйлор и который родился в Вашингтоне 8 августа 1939 года.