Я поняла, что сидеть дома и ждать Кристера ни к чему. В шесть часов мы поели, я покормила дочку, потом натянула на себя желтое платье и отправилась к Турвальду Бьерне.
Участок тети Отти был отделен от соседей длинной живой изгородью полуметровой высоты. Мне не хотелось прыгать через нее, и я, выйдя на дорогу, подошла к дому Турвальда как положено, со стороны фасада. Турвальд даже не делал попытки разбить сад перед домом. Его участок представлял собой девственный лес, березы, сосны и ели подступали прямо к окнам. Дом был деревянный, пропитанный коричневым антисептиком, и общая картина показалась мне довольно мрачной. Но в просторной гостиной горело много маленьких лампочек, и в камине из красного кирпича плясал огонь. На стенах висели красивые и дорогие картины современных мастеров, но в целом обстановка в летнем доме доктора Бьерне была, на первый взгляд, почти спартанская. Но постепенно я подметила детали, свидетельствующие об огромных доходах, на которые намекал Йерк: темно-красный ковер ручной работы, радиола, игравшая музыку из «Аиды», сделали бы честь и городской квартире. Графин, из которого хозяин налил мне «Тома Коллинза», был столь же изящен, как стоявшая на столе пепельница. Судя по всему, у хозяина дома были не только деньги, но и хороший вкус. Глядя на этого обаятельного, даже красивого мужчину, шевелившего дрова в камине, я думала: «Что он нашел в такой непривлекательной и капризной девице, как Виви Анн?» И словно отвечая на мой вопрос, он заговорил о своей невесте:
— Сейчас придет Виви Анн, она заскочила на минутку к Ала-рику. — Он опустился в удобное датское кресло и уставился на меня через очки в черной оправе. — По правде говоря, я беспокоюсь за нее. Нервы у нее и без того натянуты как струны, а внезапная смерть Адели для нее настоящий шок.
— Мне она сказала, что эта смерть принесла ей облегчение, но я в этом сильно сомневаюсь.
Он огорченно покачал головой.
— Нет, я не солгу, если признаюсь, что мне это принесло облегчение. Вся эта волокита с тайными свиданиями, страх, что мамаша разгневается… Меня это раздражало до крайности. Мне уже тридцать пять лет, не школьник. Разумеется, я воспринял отказ Адели выдать за меня дочь как оскорбление. Правда, Виви Анн уверяла меня, что готова порвать с матерью и выйти за меня, как бы Адель ни была против, но я считал это невозможным. Ведь даже если она в какой-то мере ненавидела Адель за ее тиранию и эгоизм, она все же была слишком привязана к ней. Настолько сильно привязана, что, как мне казалось, никогда не станет взрослым, самостоятельным человеком.
— Ты хочешь сказать, что теперь она сможет стоять на собственных ногах, и что в этом отношении ей повезло? А не рискует ли она теперь сменить Адель на тебя? Теперь ты возьмешь ответственность на себя и будешь вести ее за поводок?
Мне понравилось серьезное выражение его голубых глаз.
— Я тоже об этом думал. Сама по себе разница в возрасте, десять лет, не страшна, но, между нами говоря, разница велика потому, что Виви Анн по сути дела моложе своих лет и достаточно неопытна. Ясно, что для нее есть соблазн жить, как лиана, но я верю, что в ней победят здоровые инстинкты — стремление стать наконец свободной, ведь у нее живой и страстный темперамент. Откровенно говоря, я верю, что она станет очаровательной женщиной.
Я представила себе черные глаза Виви Анн, бурные вспышки ее настроения и подумала, что он прав.
— А почему ты вдруг неожиданно решил лишиться своей холостяцкой свободы?
На короткое мгновение он опустил веки, потом обезоруживающе улыбнулся.
— Я чуть было не начал декламировать стихи о первой любви. Но ты слишком умна, чтобы не разглядеть фальши. Нет, Виви Анн не моя первая любовь… И даже не самая сильная. Но она затронула во мне такие струны, которых не затрагивала ни одна женщина. — Он почти смущенно провел рукой по светлым волосам. — Мальчишкой я нашел однажды в канаве на окраине Йен-чепинга брошенного котенка, грязного, всклокоченного, пугливого, совершенно беспомощного. Я принес его домой… Может, это и глупое сравнение, но я часто сравнивал Виви Анн с этим котенком…
Услышав внезапно стук в дверь и шаги в прихожей, мы оба вздрогнули, как два заговорщика. Мы были уверены, что идет Виви Анн, о которой мы как раз говорили. Но, к моему удивлению, в дверях показалась высокая фигура Кристера. Взгляд его синих глаз встретился с моим.
— Я знал, что ты здесь и решил прогуляться. Сообщить, что прибыл.
«Нет, мой мальчик, — подумала я, — ты просто решил воспользоваться отличной возможностью познакомиться еще с одним участником драмы». И он подтвердил мое предположение, когда, повернувшись к Турвальду, неестественно отчеканивая слова, представился:
— Комиссар криминальной полиции Вийк.
Если Кристер хотел застать его врасплох, это ему вполне удалось. Загорелое лицо Турвальда стало серым. Он шумно вздохнул. И когда ни один из нас не сказал ничего, что могло бы разрядить атмосферу, он промямлил:
— А что, обнаружили что-нибудь подозрительное?
— Подозрительное? — повторил Кристер, вежливо подняв брови.
— Я… я имею в виду смерть Адели.
— И почему вы решили, что обнаружили что-то подозрительное? — как-то странно невнятно произнес Кристер.
Перестав заикаться, Турвальд сухо ответил:
— Насколько мне известно, это единственно интересное происшествие в Ронсте нынче летом. А нам, людям непосвященным, представляется, что полиция занимается только интересными происшествиями.
Кристер без приглашения уселся на диван.
— К сожалению, это распространенное мнение. Задача криминалиста изучать тысячи малозначительных деталей и задавать тысячи бессмысленных вопросов.
Чтобы дать время Турвальду прийти в себя и ориентировать Кристера до прихода Виви Анн, я спокойно пояснила:
— У доктора Бьерне есть личные причины интересоваться судьбой семьи Ренман, он обручен с дочерью Адели Ренман.
— О! — удивленно воскликнул Кристер. — Недавно?
Глаза за очками в черной оправе сверкнули.
— Кто сказал, что мы обручены недавно?
— Никто, — признался Кристер, — мне лишь известно, у фрекен Франк сложилось иное… да, иное впечатление. В субботу вечером… на том злосчастном празднике…
Удар попал в цель, минуту он соображал, кто такая фрекен Франк, потому, догадавшись, что это наша маленькая няня, покраснел до корней волос.
— Да… черт побери! Я сильно перебрал… А девочка премиленькая. Но, честное слово, я…
В этот весьма неподходящий для Турвальда момент в дверь снова постучали, на этот раз в дверь гостиной. Мы заметили маленького седого человечка с портфелем под мышкой лишь тогда, когда он уже оказался в центре комнаты. Он откашлялся и сказал:
— Прошу извинить меня за вторжение. Не может ли кто-нибудь из вас показать мне дорогу к вилле фру Ренман?
Кристер быстро поднялся.
— Адвокат Хеймерсон? Что привело вас в эти края?
Маленький элегантный юрист снова откашлялся и заявил:
— Меня просила приехать сюда Адель Ренман. Добираться сюда нелегко, но она хорошая клиентка и мне не хотелось ей отказывать.
— Адель Ренман умерла, — медленно произнес Кристер, — она умерла вчера… от отравления.
То, что Кристер сказал «от отравления», а не «от пищевого отравления», не ускользнуло от нас.
Поднявшийся было на ноги Турвальд бессильно опустился в кресло, в замешательстве переводя взгляд с меня на Кристера.
Но адвокат Хеймерсон, не меняя выражение морщинистого лица, деловито заявил:
— В таком случае я проделал эту поездку напрасно. Я приехал по просьбе фру Ренман, чтобы составить для нее новое завещание.
Глава восьмая
Глубокое волнение, царившее в комнате, ничуть не уменьшилось оттого, что на сцене появилась, наконец, Виви Анн, вся в белом, тоненькая, как штришок мела. Ее темные волосы были уложены и своевольная челка прикрывала лоб. Она ребячливо присела перед старым юристом.
— А, добрый день! Как, вы, господин адвокат, здесь, в Рон-сте? Хедвиг как раз упоминала о том, что необходимо сообщить о случившемся нашему адвокату. Но это — явно излишне…
Турвальд, выбравшись из кресла, быстро сказал:
— Адвокат Хеймерсон всего лишь минуту назад узнал, что твоя мать умерла. Он ехал к ней, чтобы помочь изменить завещание.
Будущая наследница удивленно вытаращила глаза.
— Боже мой! Значит, на этот раз она приняла решение всерьез!
Заметив Кристера, она представилась ему, понятия не имея, ни кто он такой, ни как его зовут. Протянув руку за сигаретой, она нервно продолжала:
— В субботу мы поссорились. Это была отвратительная ссора, которая закончилась тем, что мама пригрозила лишить меня наследства. А я сказала, что, надеюсь, это всерьез, так как тогда я избавлюсь от каких-либо чувств благодарности и уйду от нее с чистой совестью. Но я никогда бы не подумала, что она осуществит свою угрозу. Она все лето бряцала этой угрозой, как оружием, и…
— Простите меня, фрекен Ренман, — вмешался адвокат и скрипучим голосом добавил: — Если кто-либо утверждает, что абсолютно лишает свое единственное дитя наследства — то это лишь мелодраматическое преувеличение, не имеющее ни малейшего юридического значения. Фру Ренман могла урезать наполовину вашу долю наследства, но никогда не могла бы отнять ту его часть, которая причитается вам по закону. И я уверен, что фру Ренман была осведомлена об этом.
— Да, — возбужденно повторила девушка, — она что-то кричала, что лишит меня наследства, мол, она пустит деньги на пожертвования, спекуляции, на худой конец, швырнет их в Разбойничье озеро куда охотней, чем отдаст мне и Турвальду…
При одной лишь мысли о материнском гневе она задрожала так, что снова выронила зажженную сигарету, и пока Турвальд поднимал ее и бережно усаживал девушку на диван, Кристер Вийк спокойно и безо всяких возражений с чьей-либо стороны взял инициативу в свои руки.
— Давайте выясним все вопросы, — трезво, по-деловому предложил он. — В какое время в субботу у вас, фрекен Ренман, произошло столкновение с фру Ренман?