Доктор Нильссон пристально посмотрел на нее.
— И никто, кроме нее, не заболел?
Виви Анн, выплакавшая все слезы и в изнеможении лежавшая на диване, подняла голову и сказала:
— Дядя Аларик! Я думала, что он умрет! — И мрачным голосом Кассандры добавила: — Может, он уже умер.
Эйнар рассказал о ночном происшествии, и я поняла, что подозрения доктора о грибах Хедвиг усилились. Я решила вмешаться и задала отвлекающий вопрос:
— А в самом ли деле можно умереть от пищевого отравления? Понимаю, что можно тяжело заболеть, но решила, раз Адель так сильно рвало, вся пища вышла, и она не умрет.
Молодой доктор вздохнул.
— При этом роль могут играть многие факторы, например, степень отравления, состояние организма. Человек с больным сердцем может легко умереть при сильном отравлении. Если сердце у фру Ренман было недостаточно сильное…
Хедвиг вытерла заплаканное лицо и пробормотала:
— У нее несколько раз были сердечные приступы, не очень сильные. Врач сказал, что большой опасности нет.
— Сожалею, но поскольку я ни разу не обследовал пациентку, не могу точно определить причину смерти. Свидетельство о смерти должен будет выписать представитель судебной медицины после вскрытия…
Виви Анн снова истерически зарыдала. Она поднялась с дивана и, откинув с лица растрепанные пряди волос, крикнула:
— Но я не позволю делать вскрытие! Не хочу, чтобы вы… чтобы вы резали ее и… и…
— Милая фрекен Ренман, — возразил доктор, — если хирург режет мертвое тело, человеку отнюдь не хуже, чем во время операции при жизни. А в данном случае, когда есть подозрение на отравление, вскрытие для установления причины смерти необходимо.
Он сделал Виви Анн укол снотворного и дал Хедвиг успокоительные таблетки. Хедвиг поцеловала меня в щеку и горячо поблагодарила нас обоих:
— Вы оба так добры ко мне, прямо-таки как тетя Отти.
Мы молча отправились домой, слишком потрясенные, чтобы облечь свои мысли в слова. Но причиной неприятного ощущения у меня под ложечкой были не ядовитые грибы, не усталость и даже не шок, который я испытала при виде старой одинокой женщины, умирающей страшной смертью, а безотчетный страх, вызванный недавними событиями и злобой на того, кто был их причиной.
Потому что я знала точно: Адель Ренман умерла не из-за пищевого отравления. Да, причиной смерти без сомнения была отравленная пища, но яд попал в нее не случайно, его подмешала рука злоумышленника. У врача же, судя по всему, несмотря на то, что он настаивал на вскрытии, подобного убеждения не было. Я продолжала напряженно думать о случившемся, когда занялась кормлением дочери, которая смеялась и дрыгала ножками.
Решив высказать Эйнару свои подозрения, я спросила:
— Послушай… Ты веришь, что Адель Ренман умерла естественной смертью?
Он удивленно посмотрел на меня и, помедлив, ответил:
— Ты думаешь о письме тети Отти?
— Да, о письме и обо всей обстановке в Ронсте. Что бы этот симпатичный доктор ни говорил, не поверю, будто человек может умереть, съев несвежего рака или пару кусочков ядовитого гриба. Ты видел разницу, Аларика рвало совсем иначе, как-то более… естественно…
— Ты считаешь нормальным напиться до бесчувствия?
— Да, его рвало от спиртного… Ведь он к грибам даже не притронулся.
— Ты в этом уверена? — с удивлением спросил Эйнар.
— Абсолютно. Он поковырял в жарком вилкой и сказал, что и без того объелся. Адель уплела и его порцию.
— Это значит, что она съела в два раза больше грибов, чем все мы, — задумчиво сказал Эйнар.
— Нет, некоторые попросили добавки. Хедвиг принесла еще одно блюдо.
— В самом деле, я это помню. Мне тогда показалось, что я сижу за столом с обжорами.
— Эйнар, это вскрытие… когда оно будет сделано, и что оно может показать?
— Не знаю. Если результат вскрытия не покажет, что причиной смерти послужило воспаление кишечника или склероз сердечных сосудов, или еще что-нибудь в этом роде, а обнаружит наличие каких-либо ядов в желудке или моче, тогда дело этим не кончится. Я позвоню Кристеру, попрошу его разузнать и сообщить нам.
Я тяжело вздохнула и умоляюще посмотрела Эйнару в глаза:
— Я попрошу тебя о большем. Я хочу, чтобы ты уговорил Кристера приехать сюда.
В результате долгого телефонного разговора мы получили его согласие. Мне было немного совестно отрывать Кристера отдел, пользуясь его добрым отношением к Эйнару и ко мне, и заставлять его решать загадку, основанную на моих шатких доводах об убийстве, но я утешала себя тем, что воскресный вечер, проведенный у нас на террасе, будет для него приятнее душного дня в Стокгольме.
В ожидании Кристера мы с Метой состряпали самый роскошный ужин, какой только наши весьма ограниченные запасы могли позволить.
Мету настолько ошеломило известие о смерти фру Ренман, что она посыпала картошку зеленым луком вместо укропа и попыталась запихать дрова в холодильник.
— Просто даже не верится! Ведь вчера она была такая бодрая и веселая, я чувствовала себя в сравнении с ней старой клячей. Йерк шутил, что эта бабка чуть было не соблазнила его, а Оскара она ночью до смерти напугала, вызывая его на бокс, жаль, что я не поглядела на этот цирк.
Чтобы поменять тему, я спросила ее, как у нее дела с Осборном.
— Да ну его, он под конец вечера надулся на меня из-за того, что я слиняла в сад с Тедди…
— С Тедди? А кто такой Тедди?
— Ясное дело, Турвальд. Его прозвали Тедди, потому что его фамилия Бьерне[8]. Правда, остроумно?
Я ответила, мол, бывают прозвища и поостроумнее, и спросила, что она делала в саду с зубным врачом.
— Ах, это было так романтично! — золотисто-карие глаза Меты сверкнули. — Мы гуляли под вишнями, небо было черное, как бархат, а звезды сияли, как драгоценные камни.
— И мокрая трава, и тучи комаров, — засмеялась я, — говори по существу, не пудри мне мозги.
Мета хихикнула и состроила гримасу святой невинности; можно было подумать, что ее пухлые губки были способны лишь пить шоколад гляссе, есть ванильное мороженое и большего греха не знали.
— Не бойся. Да, он целовал меня. Много раз. Если это тебя интересует, — она удовлетворенно вздохнула, — меня в первый раз целовал такой взрослый человек. Как ты думаешь, сколько ему лет?
Я с явно недовольным видом ответила, что он годится в отцы семнадцатилетней девушке. И чуть было не ляпнула, что он может оказаться убийцей-отравителем, но в этот момент увидела в окне черный «Мерседес» Кристера и выбежала в сад, чтобы самым сердечным образом приветствовать его.
Высунув из машины свои длинные ноги, он сразу же спросил, как поживает его крестница. Уже само по себе то, что комиссар криминальной полиции в серых брюках и пиджаке в синюю клетку стоял в саду тети Отти и причесывал свои гладкие, блестящие волосы, помогло мне впервые за последние сутки обрести спокойствие. Я решила, что спешить с рассказом о загадочной смерти Адели Ренман ни к чему, и спокойно продемонстрировала ему последние достижения фрекен Буре, облаченной в белый комбинезончик. Малявка весело дрыгала ногами, пытаясь ухватить палец комиссара, и улыбалась ему беззубым ртом. Красавец-комиссар залюбовался своей крестницей, и я чуть ли не насильно повела его к столу.
— Это самая красивая женщина из всех, кого мне доводилось видеть. Особенно мне нравятся ее голубые глаза. Они кажутся мне более искренними и умными, чем карие. Что ты на это скажешь, Фея?
Эйнар прореагировал на эту реплику спокойно, но Мета, привыкшая обращаться с ним запанибрата, чуть ли не с тех пор, когда дома в Скуге сама лежала в кроватке и дрыгала ногами в ползунках, радостно ответила на эту колкость, и в продолжение всего обеда они вставляли друг другу шпильки. И лишь когда Мета стала на кухне мыть посуду, и мы уселись в желтой столовой пить кофе, Кристер серьезным тоном сказал:
— Ну, так что здесь стряслось? Давай, Фея, рассказывай все по порядку, важное и мелочи, ничего не опуская. Я слушаю тебя.
И он в самом деле умел слушать. Он пил кофе, чашку за чашкой, и смотрел в окно на верхушки высоких сосен, фиксируя в памяти каждый эпизод, каждую реплику моего рассказа и оценивая степень вероятности моих довольно неубедительных подозрений и предположений.
Когда я закончила рассказ, Кристер неторопливо подвел итог моим словам в своей типичной манере, заставлявшей людей незнакомых недооценивать его при первом разговоре.
— Стало быть, здесь произошел смертельный случай. Ты уверена, что это убийство. И эта уверенность зиждется главным образом на трех обстоятельствах: письмо тети Отти, атмосфера, царившая в доме Адели Ренман, которую, мягко говоря, не любили ни родственники, ни соседи, и дикие приступы рвоты и болей, заключительную фазу которых тебе и Эйнару пришлось увидеть. Разумеется, важным фактором, на который указывала и тетя Отти, является огромное состояние покойной.
К счастью, я захватила с собой последнее письмо тети Отти, и мы смогли проштудировать каждую строчку, все ее указания про плиту, шкафы и цветы в горшках. Кристер прочел второй раз ту часть письма, где она писала о загадках и проблемах, с которыми ей довелось столкнуться в столь спокойной прежде Ронсте: «…странные вещи здесь творятся. Быть может, я просто глупа и склонна все преувеличивать… однако, мне кажется, что по вине ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА тут может произойти страшная катастрофа, хотя эта несчастная дуреха о том не догадывается. Я всегда говорила, что большие деньги не доводят до добра. ЗНАЮ, не будь она столь богата, не было бы у нее такой власти над людьми. Худо, когда от воли одного человека зависит жизнь других. По правде говоря, она вовсе не злая, просто очень одинокая. Мне интересно узнать, что ты об этом думаешь. Хотелось бы, чтобы это было правдой. Тогда все бы уладилось. А вдруг это не так? Что же тогда делать?..»
Кристер старательно набил свою трубку и задумчиво сказал:
— Какая она, эта тетя Отти? Ты можешь ее описать?