— Ты точно сказал — разваливается, — похвалил его Санька. — Дело не в музыкантах. Девяносто девять из ста, что никакой войны с конкурентами-исполнителями нет. Кто-то хочет развалить сам конкурс…
— Точно! Этот богатей местный… Ну, как его?..
— Буйное.
— Во-во, он! Он стал у какого-то местного барыги на пути. Может, по бизнесу в Приморске, может, конкурент по казино или там ночному клубу… У них есть еще ночные клубы в городе?
Санька фыркнул с резвостью лошади:
— А то! Целых пять! Это же курорт! Сюда люди приезжают денежки спускать.
— Значит, среди хозяев тех клубов нужно искать врагов Буй-носа. Или среди хозяев казино…
— А зачем? — не понял Санька. — Зачем искать-то?
— Но ты же милиционер!
— Бывший, Андрюша! Бывший! И не более. И не наши это дела по большому счету. Я уж подумываю, что можно в гостиницу вернуться. Зачем эта конспирация? Бандитам нужны не мы. Совсем не мы…
ИНТЕРВЬЮ С ПАМЯТНИКОМ
С первым же шагом в кабинет Буйноса Санька ощутил себя погружающимся в ледяную воду. Кондиционер мощной сплит-системы, белоснежный брикет у потолка, со старательностью сделавших его японцев гнал и гнал в комнату холод, и оттого сам кабинет после изнуряющей жары на улице почудился чем-то инородным, совсем не являющимся частью Приморска.
— Здравствуй. У меня не больше пяти минут, — с резкостью человека, принадлежащего не себе, а делу, выстрелил словами Буйное и протянул мощную кисть.
— Я — от Нины.
— Понятно. Она мне сказала.
Мозоли на пальцах Буйноса ощущались каменными. Такие мозоли бывают только у гимнастов. А гимнасты — гибкие люди.
— Честно говоря, я не хотел бы беседовать здесь, — осматривая кабинет, озабоченно произнес Санька.
Офис не отличался от сотен других офисов в Москве, Мюнхене или Нью-Йорке. Строгие линии столов, компьютер, принтер, факс, пара телефонов, черный брикет мобильного, открытые шкафы с красными и белыми корешками скоросшивателей, дурацкие абстрактные картины по стенам, покрытым чем-то синтетическим, серые полосы жалюзи и, конечно, кондиционер. Впрочем, на нижней полке у шкафа стояла вещь, которой не было ни в одном офисе Москвы, Мюнхена или Нью-Йорка.
Солнечный луч, все-таки нашедший щель между простенком и ковром жалюзи, зажег золото на красивой, сантиметров тридцать длиной, раковине и упорна не хотел сползать с нее. Раковина оказалась самым ярким пятном в кабинете, и Санька, оценив сначала лишь эту яркость, только через несколько секунд вдруг понял, что на полке стоит и горит огнем главный приз конкурса.
— В моем кабинете нет жучков, — отпарировал Санькину просьбу Буйное. — Я просил людей из местного ФСБ. Они проверяли спецприбором.
— Значит, нельзя?
— У тебя уже четыре минуты, — жестко напомнил хозяин кабинета.
На столе зашелся звонками один телефон, потом другой. Их поддержала бодрым пиликаньем черная мыльница мобильного. Буйное их упорно не замечал.
Его круглое лицо с мощными мясистыми ушами казалось выкованным из бронзы. Карие глаза хорошо шли к красному загару. А подстриженные почти под корень волосы умело маскировали лысину, уже отвоевавшую себе место вплоть до макушки.
— Ладно, — согласился Санька.
Довольно тяжело беседовать с монументами.
— Я — старший лейтенант милиции, — представился он.
— Слушаю внимательно.
Добавку «в запасе» Санька произнести не смог. Это бы смазало эффект. Но, судя по лицу собеседника, эффекта не было и сейчас. Монументы не меняют выражений, данных ему скульптором. А у Буйноса был слишком талантливый скульптор — жизнь.
— Я обладаю информацией, что кто-то пытается сорвать конкурс, — все-таки решился произнести Санька.
В миф о приборах ФСБ он не верил. Чем круче офис, тем больше вероятность «жучков» в нем. Офис Буйноса смотрелся по-столичному и вряд ли был самым бедненьким в Приморске.
— Для срыва конкурса шантажу подверглась большая группа музыкантов, — как можно увереннее старался говорить Санька. — Возможно, даже все участники конкурса. Без исключения. Некоторые дрогнули и уехали.
— Вы — участник конкурса? — спросил Буйное.
— А Нина не говорила?
— Значит, участник… Я не могу вам ничем помочь. Места распределяет жюри, а не я. В жюри — звезды эстрады, хорошие специалисты. Все честно.
— Я пришел сюда не попрошайничать.
— За безопасность проведения конкурса отвечают опытные специалисты. Они…
— Неужели вы не получали угроз? — вслух удивился Санька.
— Молодой человек! — назидательно произнес Буйное. — За мою жизнь в бизнесе мне пришлось выслушать столько угроз, что я атрофировался к ним!
— А зря.
«Молодой человек» до сих пор стоял в ушах. Судя по внешности, Буйное был старше Саньки лет на пять-семь. Не больше. Впрочем, богатство — такой привесок к человеку, что всегда делает его старше. Хотя бы внутренне.
— У вас минута, — подсказал Буйносу таймер на столе.
Умолкшие телефоны снова ожили, и снова мобильный подал голос позже тех, что стояли на углу стола.
— Вы сами видите, что я — на разрыв, — кивнул на них Буйное. — В бизнесе нет ни секунды отдыха. Я и так отдал вам слишком много времени. Знаете, сколько оно стоит?
— Я, конечно, уйду, — выпрямился на стуле Санька. — Я пришел к вам не потому, что мне что-то нужно. Я — бывший милиционер. А служба такая штука, что въедается в душу. Если… Если вы не знаете, кто хочет сорвать конкурс, то нужно усилить безопасность. Особенно во время исполнительских туров…
— Как ваша группа называется? — неожиданно спросил Буйное. — «Горняк»?
— Нет. «Мышьяк», — нервно поправил Санька. — «Горняками» раньше только футбольные клубы называли. Они обычно играли во второй лиге.
Очень хотелось дерзить. Хотя вряд ли даже это могло раскачать памятник.
— Я передам твою озабоченность службе безопасности, — вяло отреагировал Буйное. — А почему вы съехали всем составом из гостиницы?
— Там жарко и душно.
— А в Перевальном лучше?
Возможно, Санька зря волновался. Служба безопасности у Буйноса свои деньги отрабатывала. Он не сказал даже Нине, организовавшей встречу, об их переезде в Перевальное, а Буйное уже знал об этом.
— Вы можете вернуться в свой номер. Он все равно оплачен вплоть до последнего конкурса.
— Мы подумаем.
— Ну, вот и хорошо.
Буйное с грохотом встал с кресла. Громкий звук родили колесики, которые отвезли огромное черное сооружение на метр от стола.
— Желаю успеха в конкурсе?
В официальной сухости, с какой была произнесена фраза, не ощущалось ни капли тепла.
— Спасибо, — в тон ему ответил Санька, вскочив, пожал шершавую руку и неожиданно даже для самого себя спросил: — Вы гимнастом были?
— Нет. Гребцом. Академическим.
Санька представил тяжеленное весло академической лодки, сухой валик, полирующий ладонь и подушечки пальцев, жесткую скамью, одеревеневшую спину, маятником качающуюся вперед-назад, и ему стало жаль Буйноса. Гребцы — вовсе не гибкие ребята. До гимнастов им далеко.
— Ну тогда до свидания, — решил Санька.
Как будто если бы вдруг выяснилось, что хозяин кабинета — бывший футболист или легкоатлет, он бы остался.
На нижней полке шкафа рывком, словно его задули, погас огонь на раковине. Обрывая рукопожатие, Санька бросил на нее быстрый взгляд. Луч сполз ниже, на дверку шкафа. Луч перестал украшать раковину, и она перестала ощущаться призом.
Сразу за дверью в Саньку втемяшился бычьим взглядом мужик в черной матерчатой куртке. На левой стороне его груди прямо на пуговицу накладного кармана была прищеплена пластиковая визитка с английским словом «SECURITY» поверху. На брюхе охранника кошельком висела пистолетная кобура. В такой кобуре раньше милиционеры носили соленый огурец на закусь. Теперь — только пистолеты.
— Где мне найти Нину? — спросил Санька охранника.
— Кто это?
Он смотрел на Саньку с таким видом, будто гость не вышел только что из кабинета Буйноса, а собирается входить и вообще способен на любую гадость.
— Нина — ваш технический сотрудник.
Большего он не знал.
— Какой сотрудник?
— В оргкомитете конкурса.
— Это не наши сотрудники. Они в штат фирмы не входят.
— Правда?
— Ну, как дела? — вышла из ближайшей же комнаты Нина. — Поговорил?
У телохранителя был вид мудреца, которому мешают думать над очередной великой идеей. Он смотрел мимо Саньки и Нины на длинный конец коридора и усиленно морщил лоб.
— Поговорил, — отвернувшись от охранника-философа, вяло ответил Санька.
— Понятно. Я тебя предупреждала.
— О чем?
Он что-то не помнил никаких предупреждений. Ни хороших, ни плохих.
— Я же говорила, Владимир Захарыч — очень волевой и бесстрашный человек…
— Бесстрашие и безрассудство — разные вещи.
Саньке хотелось дерзить. Теперь уже Нине. Возможно, само здание было таким, что делало всякого, входящего в него, нервным и злым.
— А что здесь было… Ну, до вашего офиса? — поинтересовался он.
— Детская комната милиции.
— Серьезно?.. А их куда же?
— В другое место перевели. Уплотнили, скажем так…
— Значит, у вас в Приморске с подростковой преступностью— полный порядок?
— Никакого порядка, — устало ответила она. — Как и везде…
— Ниночка, зайди! — крикнул из приоткрывшейся двери Буйное.
По девушке словно прошла волна. Из усталой и грустной она вдруг стала задорной, энергичной, готовой бежать хоть на край земли. Она даже как бы подросла.
— Извини, — коснулась она Санькиной руки своими холодными пальчиками и молнией метнулась ко все еще приоткрытой двери.
РАКОВИНЫ ГИБНУТ В ОБЕД
— Хто тут, гад, ходит?.. А-а?
По голосу можно было определить, что в желудке бывшего портового работника сейчас плещется не менее пол-литра водки. Тельняшка, прилипшая к его мощному туловищу, выглядела кожей, покрытой полосатой татуировкой. Мужик лежал лицом к стене и на скрип двери даже не обернулся.