— Ну ты даешь! — изумился Сотемский. — Это ж работенка на неделю?
— Мефодий, я тебя лично прошу: сделай срочно. Человек, которому это понадобилось, оплатит работу. И оплатит неплохо. Это я гарантирую, — вспомнил Санька закрытый глаз Буйноса и не поверил, что он действительно оплатит.
— Ладно, — сдался Сотемский. — Это все?
— И совсем маленькая просьба. Крохотная такая… Запроси экспертов, в каких регионах мира кожа белой расы получает под солнечными лучами загар с интенсивным красным оттенком…
— Я чувствую, у тебя крыша совсем поехала, — поиздевался Сотемский.
— Сделаешь?.. Данные нужно направить в поселок Перевальное. Это под Приморском… Запомнил?..
— Ладно. Я постараюсь, — неуверенно пообещал Сотемский.
— С меня пол-литра и пончик, — отдельской присказкой закончил Санька и только теперь вспомнил, что Нина назначила ему встречу на вечер в ресторанчике Приморска.
СЫНОК В СПИЧЕЧНОМ КОРОБКЕ
Нина и Санька сидели за столиком, укрытым не самой свежей скатертью, смотрели на курортников, танцующих доселе неизвестный землянам танец и уже полчаса ожидали официанта. Тот, правда, мелькнул разок через пару минут после заказа, оставил на столе графинчик с водкой и бутылку шампанского, но уже полчаса не подавал знаков жизни, хотя выбрали они из меню не самое долго готовящееся: свиные отбивные с жареной картошкой и салат из свежих помидоров. Почему в меню так и значилось — «из свежих помидоров» — Санька не мог понять. Возможно, иногда давали несвежие.
В дальнем конце зала длинноволосые парни, как минимум, сорокалетнего возраста наяривали «Мальчик хочет в Тамбов», и, глядя на них, Санька подумал, что после этого переиначенного на русский лад бразильского хита последуют «Погода в доме», «Ты скажи, что ты хошь», «Он уехал прочь на ночной электричке», короче, все, что звучало, стонало, орало, хрипело в тысячах динамиков по всей стране на базарах, оптовых рынках, пляжах, танцплощадках и, естественно, ресторанах, и ему стало невыразимо скучно.
Еще минут десять назад ой пытался расшевелить Нину, смыть учительскую серьезность с ее юного лица, но все его попытки разбились о сухие, пресные ответы, и Санька, честно говоря, так и не понял, зачем Нина пригласила его.
— Владимиру Захарычу уже лучше, — после муторной паузы произнесла она.
— Это хорошо.
Что еще отвечать на такие слова, он даже не предполагал.
— Ему пересадили часть кожи. Остался еще один участок — на груди.
— Это хорошо.
— Я сказала ему, что ты задержал бандита, который бросил бутылку в офис…
— Может, это и не он.
— Я уверена — он. Все сходится. Папа не ошибается в таких вещах.
— Это хорошо.
Во рту у Саньки стало кисло. Наверное, нельзя так часто произносить два этих глупых слова. Они всегда плохо соответствуют тому, что происходит в жизни.
— Владимир Захарыч так ждал завтрашнего дня. Я имею в виду, раньше ждал, — поправилась Нина. — Все-таки первый день конкурса. Билеты уже все проданы. Люди устали от «звезд» с их однообразным репертуаром. Нужен свежий ветер. Владимир Захарыч так хотел открыть несколько новых «звезд»…
— А почему у него такой загар? — оборвал ее выверенную речь Санька.
— Какой?
— Ну, красный… Вот у тебя — совсем другой.
Нина потянулась подбородком вверх, словно хотела натянуть кожу на шее и сделать загар чуть слабее. Это курортники, понаехавшие со всей страны, жарили себя чуть ли не сутками на солнце, чтобы максимально приблизиться к тональности негра. А местные загорали сами по себе, по пути на работу или в огороде. И Нина, честно говоря, стеснялась этого загара. Она почему-то считала, что загар старит.
— Неужели красный у Владимира Захарыча? — попыталась она вспомнить его лицо.
— Ну я-то видел!
— A-а, это он на Майорке весной был! — вдруг поняла Нина. — У него там есть ряд интересов. По недвижимости…
— Он и там дома скупает?
— А что тут такого? Владимир Захарыч говорил, полпобережья Средиземного моря в Испании и Франции скуплено нашими. Кипр так вообще почти российской областью стал…
— Можно? — возник рядом со столиком длинноволосый парень с красивым, но болезненно-сизым лицом. — Это вы — Нина?
— Да, — привстала она и протянула пальчики для рукопожатия. — Я ждала вас.
— У нас как раз пауза. Технический перерыв.
Красавчик бросил жадный взгляд на графин, и Санька не стал ждать других намеков. Он налил полную рюмочку и протянул гостю.
— Только вместе с вами, — торопливо подхватил он ее, и водка, выплеснувшись, облила Санькины пальцы. — Извините. За знакомство.
— Если только шампанское. Чуть-чуть, — согласилась Нина.
Санька откупорил бутылку без хлопка, налил точно «чуть-чуть» и не граммом больше, и тоже поддержал тост:
— За знакомство.
Шевелюра гостя дернулась в одном коротком резком движении, пустая рюмка плавно приземлилась на стол, и глаза у гостя сразу подобрели.
— Значит, вам гитарист нужен? — ласково спросил он Нину.
— Не мне. Вот им нужен, — кивнула она в сторону Саньки. — Их соло-гитарист уехал. А им завтра вечером выступать на конкурсе…
— «Голос моря»? — выстрелил вопросом гость.
— Да.
— Говорят, там одна мелкота. Самодеятельность.
— Это молодые исполнители. Когда-то и Пугачева приехала в Сопот никому не известной.
— Ну то Пугачева!
— Поможете ребятам?
— Так я ж их репертуара не знаю!
Саньке стало еще скучнее. Ресторан, оказывается, был местом деловой, а не романтической встречи. А потом Санька представил, в какое бешенство впадет Андрей, когда увидит, кого он привел, и уже хотел отказаться от помощи Нины, но гитарист сам заявил:
— Нет, завтра вечером не могу! Кто меня подменит в кабаке?
— Но мне сказали, что вы — лучший гитарист в городе, — со странным безразличием произнесла она.
— Кто сказал?
— Владимир Захарыч.
— А кто это?
— Буйное.
Названная фамилия сделала лицо гитариста испуганным. Его ровненькие, как ножничками подстриженные бровки поехали друг к дружке, но, как ни силились, все-таки через переносицу не дотянулись.
— А Буйное откуда меня знает?
— Он иногда посещал ваш ресторан и слышал вашу игру.
— Да какая это игра! — махнул гитарист на подиум, самым заметным на котором была густо оклеенная ярлычками от бананов, импортных яблок и лимонов ударная установка. — Имитируем шлягеры. И не более. А копия всегда хуже оригинала…
— Если честно, то это — просьба Буйноса, — еле назвала она своего Владимира Захарыча по фамилии.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился гитарист. — Только позвоните от имени Буйноса директору ресторана — и нет проблем!
— А это… — начал попытку отказа от услуг местной «звезды» Санька.
— О! Перерыв закончился! — обернулся к подиуму гитарист. — Пора гнать музыку!
— А это…
— Адресок только оставьте, куда ехать, — вскакивая сказал он Нине. — Я, извините, еще каплю…
С ловкостью фокусника он вогнал из графина в рюмку пятьдесят граммов, не расплескав ни капли, опрокинул водку единым куском, без глотков, в рот, крякнул и похвастался:
— У нас — лучшие напитки во всем городе! Вы это… закажите на закуску «Николашку». Великая вещь! С нею можно литр выпить!
— А это… — В третий раз дернулся Санька.
— Закажите! Ну, до завтра! — и пронесся через танцплощадку под первые нотки, вбитые в зал клавишником.
Начиналась «Погода в доме». Можно было взвыть волком. Но вместо Саньки на тесном подиуме взвыла певичка, местная заменительница Долиной и, наверное, Салтыковой, Овсиенко и Свиридовой. Она так старательно фальшивила, так вытягивала, когда требовалось оборвать ноту, и так обрывала, когда нужно было вытягивать, что Санька просто физически ощутил, как в голову возвращается густая обеденная муть.
— Ваша отбивная! — вырос сбоку со счастливым лицом официант.
Нечто коричневое, больше похожее на обжаренные ломти хлеба, чем на свиные отбивные, лежали на двух тарелках, соскользнувших с его подноса. Свежие помидоры оказались импортными, то есть твердыми и стеклянными, хотя в любом огороде Приморска висели сочные местные помидоры-красавцы.
— Нам сказали, что у вас есть какой-то «Николашка», — обратилась к официанту Нина.
— Сделаем! — вильнул он задом и уплыл на кухню.
— А это… — снова начал отказываться от гитариста Санька, и в этот момент из сумочки Нины раздались попискивания.
— Тамагочи проснулся! — объявила она. — Его нужно кормить.
— Кто?
— Мой сынок — Тамагочи.
— Правда? — сразу забыл обо всем Санька.
Под его ошарашенным взглядом Нина достала из сумочки белый брелок размером со спичечный коробок, перевернула, и Санька увидел квадратное окошечко-дисплей, в котором трепыхалось что-то круглое.
— Ну, что, мой миленький, ну что, мой пупсеночек, проголодался? — сложив губки бантиком, ласково проговорила этому кружку Нина. — Сейчас твоя мамочка тебя накормит. Сейчас, мой миленький Тамагочи…
Пальчиком она несколько раз надавила на крайнюю кнопочку под дисплеем, и у кружка образовался разрыв. Санька придвинулся вместе со стулом чуть ближе и только теперь рассмотрел, что у кружка были глаза и нос, а разрыв на кружке изображал рот, через который вовнутрь кружка скользили черные точечки.
— А что он ест? — уже и себя начав ощущать сумасшедшим, спросил Санька.
— Сегодня — рис.
— А вчера что ел?
— Вчера ему было всего пять дней. Он ел только молочко. Из сосочки.
— Он большой вырастет?
— Вообще-то Тамагочи живет месяц. Потом умирает, — горестно вздохнула она.
— И эту штуку можно выбрасывать?
— Нет. Если нажать вот эту кнопочку, Тамагочи снова родится. И снова его нужно будет кормить, водить гулять, мыть, воспитывать. А если после рождения за ним не следить, он вырастет злым, будет корчить рожи, ругаться и плохо себя вести. Прямо как человек…
— Японцы придумали?
— Да. В этом году. У них — повальный бум на Тамагочей. Говорят, уже Америки достиг…