— А надо вообще сообщать? — испуганно спросил Игорек.
— Надо! Но только после того, как я вернусь… Кстати, он паспорт оставил?
— Да, — радостно сообщил Андрей. — На месте. В кармане джинсов.
— Значит, панику пока не поднимаем. Я вернусь — примем решение…
— А мне это… ехать на регистрацию? — уже на правах подчиненного поинтересовался Андрей.
Он только теперь ощутил, что выполнять команды легче, чем их отдавать. Не нужно напрягать извилины.
— Обязательно ехать. Раз ввязались в бой, надо драться до последнего…
СТО ОЧКОВ ДЛЯ СИНЕГО БЛЭЙДЕРА
Курортников в этой части набережной было до удивления мало. Видимо, проиграв в какой-то момент битву за серые сто десять — сто двадцать метров асфальта, они ушли греть свои мясистые тела в другое место. А победители — роллеры — с неистовством людей, которым платили за это бешеные деньги, утюжили и утюжили кусок набережной коньками.
Санька застал их в тот момент, когда джинсовые парни и девчонки крутили слалом вокруг выстроенных в ряд битых кирпичей. После первых заездов, где узор вокруг кирпичей вырисовывали обе ноги, пришло время слалома на одной. Доехать до конца трассы удавалось далеко не всем. Разгон приходилось набирать еще из той части набережной, где лениво прогуливались курортники и было тесно от едких шашлычных палаток и белых прилавков мороженщиц. Не всем роллерам хватало смелости пронестись в разгоне мимо мужика, несущего на вытянутых руках шашлык, или машущей по лицу журналом-веером дамы, по сравнению с которой японский борец сумо смотрелся жертвой концлагеря. Те, кому хватало, до финиша все-таки доезжали и под восхищенные хлопки девчоночьими и пацанячьими ладонями по его (или ее) ладони кричали: «Йе-е-а!» и зарабатывали сто очков мелом на стене санатория, в которую упиралась набережная.
Самые лихие, для которых кирпичный слалом был далеким прошлым, вытворяли цирковые номера на лестнице, ведущей к набережной от автобусной площадки. Больше всего доставалось стальным трубам-перилам.
Разбежавшись на площадке, пацаны в черных рэперских джинсах впрыгивали на трубу и съезжали по ней к набережной. Одним, чтобы удержать равновесие, приходилось наклонять коньки и, становясь боком, скользить на внешней части пластиковых ботинок. Другие умудрялись съехать на роликах, что было не так уж просто. Труба не очень отличалась от колесиков по ширине.
Равновесие удерживали далеко не все. Даже, скорее, мало кто его удерживал. Черные джинсы ныряли к земляному склону и пропахивали его, взбивая кучу пыли и камешков. От каждого такого падения неминуемо оставались синяки.
Изучив всех роллеров, Санька остановил взгляд на девчонке с журавлиными ногами. Ее пацанячья прическа и самый громкий среди всех голос могли быть только у лидера. Таковы уж люди. Если вместе собираются хотя бы двое, то один тут же становится лидером.
— Это чемпионат города? — подойдя к девчонке, затравленно дышащей после приобретения очередных ста очков, спросил он.
— A-а… Что-о?
— Я говорю, соревнуетесь?
— А вы ха-а… вы… ха-а… журналист?
— Да, — не стал Санька разочаровывать девчонку.
— Будете про нас критику писать?
Она довольно быстро восстановила дыхание. Теперь только по пунцовому лицу и намокшей на лбу белой махровой повязке можно было определить, что она бегает вместе со всеми.
— Я из Москвы, — сразу вычеркнул себя Санька из числа местных журналистов.
Лицо у девочки мгновенно смягчилось. Журналисту из Москвы вряд ли нужен был компромат на городской клуб роллеров, ведущий двухлетнюю войну с торговцами и милицией, естественно, уже давно купленной торговцами, за эти сто метров набережной.
— А какое у вас задание? — отерла девчонка пот со щек белой повязкой на запястье.
— Я вообще хочу о роллерах написать. О местных, приморских. Для спортивной газеты. Мне сказали, что у вас даже есть чемпионат города. Вот эти очки, — показал он на исписанную мелом стену санатория, — не чемпионат?
— Не-ет, — стало еще пунцовее лицо девчонки.
Ее голые журавлиные ноги, отчеркнутые бахромой скорее джинсовых трусиков, чем шорт, подвигались туда-сюда на роликах. Саньке на мгновение стало жаль эти стройные ножки за то, что он не давал им насладиться бегом.
— Маш, твоя очередь! — крикнули от исписанной стены.
— Я пропускаю!
— А скажите, Маша, — ощутив еще один ключик в своих руках, начал атаку Санька, — вот почему тот парень, что вам кричал, катается на таких странных коньках?
— Почему странных? — обернулась она туда.
— Ну, у него не четыре колесика на каждом ботинке, а два. Это такая модель?
Маша снисходительно улыбнулась. Всегда приятно за себя, если приходится отвечать на дилетантские вопросы. Такое чувство, что ты все-таки чего-то стоишь на земле.
— Шузы у него классные, — врастяжку пояснила она. — Не «Китай». Просто он средние колесики снял. Так положено. Он же у нас роллер продвинутый, блэйдер…
— Кто-кто?
— Блэйдер.
— A-а, понятно, — так ничего и не понял Санька.
— Он в свое время еще на скейтбординге лучше всех в городе гонял…
— Это доска с колесами?
— Да. Скейтборд. А сейчас он — среди лучших в агрессив-стайле.
— Это тоже доска? — начал ощущать Санька, что чудные слова перетасовались в голове, как колода карт в руках Вити-красавчика.
— Нет. Агрессив-стайл — это спорт на роликах. То, чем мы сейчас занимаемся. Слалом, трамплин, акробатика, ну, и так далее…
— А еще у вас есть такие… продвинутые? — посмотрел он на ее восемь колесиков на ботинках.
— Конечно, есть. Причем, не обязательно, чтобы на двух роликах гоняли, — постояла Маша за себя. — У блэйдеров, самое главное, ботинки не на баклях-застежках, а на шнурках, но таких мало.
У Маши на синих пластиковых ботинках лежало по две красных бакли. По мастерству она, скорее всего, на блэйдера тянула, по экипировке — нет.
— Я в тот раз крутого гонялу у вас видел, — придумал Санька. — С двумя роликами, кстати, на каждом ботинке…
— Шузе…
— Ну, да… Шузе. Наверное, он у вас чемпион. У него еще «Даллас» на бейсболке написано. Английскими буквами, естественно…
— «Даллас»? — поморщилась Маша. — Да никакой он не чемпион! Он даже в отборе не участвовал.
— А почему?
— Он в клуб не входит, членские взносы не платит. Волк он одинокий — вот кто…
— А вы его знаете?
У Саньки все подпрыгивало внутри, и он очень боялся, что эти радостные прыжки достигнут лица.
— Так. Не очень. Ковбоем его вроде зовут. А имя… Нет, не знаю. Он у нас не числится. Иногда приезжает… А что вы будете про клуб писать?
Санька почувствовал, что у него лицо тоже становится пунцовым. Врать тоже нужно уметь. Самые лучшие лгуны выходят в политики. Как врет и уже не краснеет — все, созрел для большой политики. Санька не созрел даже для легкого обманчика. В голове гуляла странная пустота. Голова отказывалась отвечать на вопрос длинноногой Маши.
— А вы мне дадите разок на роликах проехаться? — неожиданно для себя самого попросил он.
— А вы умеете?
— Я на коньках обычных ездил, — поправился Санька. — Которые с лезвиями…
— Тогда на этих запросто поедете… Какой у вас размер ноги?
— Сорок второй.
— Мои подойдут, — подвигала она ими по асфальту.
В эту минуту Саньке стало стыдно за свою назойливость. Где-то по городу гонял на своих ополовиненных роликах загорелый парень с кличкой Ковбой, а он вместо его поиска решил впасть в детство. Судя по словам Маши, она ничего больше о парне с надписью «Даллас» на бейсболке не знала, а опросом всех роллеров подряд он бы вызвал подозрение. Вполне могло оказаться, что среди этих мелькающих джинсовых комет был дружок Ковбоя, и тогда их встреча никогда бы не состоялась. Новый человек всегда вызывает подозрение. Особенно если на его лице совершенно нет местного загара.
— Обувайте, — протянула присевшая на бетонный барьерчик Маша свои ботинки.
Внешне они выглядели не меньше, чем кроссовки Эразма. Сорок седьмой размер как минимум. Сверху под рукой они ощущались деревянными. Внутри — мягкими и теплыми. И еще — сырыми. Санька скосил глаза на ступни Маши. Белые носки на них были усеяны серыми пятнами пота. Они лениво раскачивались над асфальтом.
— Ну как? — спросила она, когда Санька из ходячего человека превратился в самокат. — Не жмут?
— Нет, — покачиваясь, ответил он. — Земля чего-то сильней завращалась. Это не землетрясение?
Она посмотрела на его пальцы, цепко держащиеся за ствол туи, и посоветовала этим пальцам:
— Вы легонечно. Без скорости. Когда хотите оттолкнуться, наклоняйте конек. И под углом к направлению движения. Как на льду.
Рука неохотно отпустила шершавый ствол. И тут же ступни в ботинках скривились. Теперь их внешняя часть была выше внутренней. Между линиями роликов образовался домик с угловатой крышей.
— Колесики подровняйте, — потребовала Маша.
Он подумал, что ей стало жаль своих ботинок, и недовольно выпрямил ступни. Боль в ахилловом сухожилии тут же исчезла, но мир сразу поплыл на него. Наверное, набережная имела здесь наклон к берегу, и он, подчиняясь законам физики, медленно поехал к серой полосе прибрежной гальки.
— Возьмите налокотники! — крикнула в спину Маша. — Вы безопасность нарушаете!
— Нало… Что? — боясь обернуться, спросил Санька. — А как того… тормознуть?
Ноги оказались находчивее головы. Они снова сложились в домик, и галька перестала ехать на Саньку. Мир стал заметно лучше, но ахиллово сухожилие у пятки имело свое мнение. Оно снова заныло.
Обернувшись, Санька с удивлением увидел, что отъехал уже метров на тридцать, и Маша из крупной, длинноногой девицы превратилась в девочку-первоклассницу.
По ступенькам, ведущим на роллерный кусок набережной, с постукиваниями, какие бывают только у поезда на стыках рельс, съезжал загорелый парень в бейсболке синего цвета. Ее козырек смотрел в спину парня, и надписи не было видно. Майка и джинсовые шорты с соплями бахромы тоже резали глаза синим цветом. Когда до асфальта осталось четыре ступеньки, он оттолкнулся и, не разжимая ног, изобразил в полете ножнички. Оранжевые ботинки несколько раз туда-сюда рассекли воздух. Снизу они выглядели челюстями старика, у которого вырвали половину зубов.