— Это может затянуться, — предупредил Грузенберг.
— Ничего страшного. Свежий воздух, нежарко. У вас есть что-нибудь почитать? — Натаниэль оглянулся. На заднем сиденье он заметил книгу в красной обложке. — О, по-моему, детектив. Можно?
— Ради Бога.
— «Убийство в первом чтении», — прочитал Розовски. — Ха-дива Гефен. Интересно?
— Театральная богема, — сказал адвокат. — Ничего, написано бойко. Вы любите детективы?
— Терпеть не могу. Но читаю регулярно. Так я возьму?
— Конечно.
Они вышли. Грузенберг отправился в Управление полиции, а Натаниэль с книжкой в руке пристроился на скамейке метрах в ста от входа.
Раскрыв ее наугад, Розовски с интересом прочитал, как главная героиня пришла в родной театр и обнаружила на сцене труп режиссера. Дальше шли описания ее злоключений. Натаниэль не столько читал, сколько пролистывал книгу. Как ему удалось понять, оставшиеся после описания убийства двести с лишним страниц посвящены были различным (главным образом, альковным) приключениям героини-рассказчицы.
«А кто же расследует убийство? — лениво подумал Розовски. — Хотя чего гадать, скорее всего полиция».
Едва он успел подумать об этом, как над самым его ухом раздался знакомый голос:
— Привет, Натан, что ты здесь делаешь?
Розовски оторвал взгляд от книжки. Старший инспектор Алон собственной персоной. Маленький, смуглый и как всегда чем-то недовольный.
— Привет, Ронен, — Розовски широко улыбнулся. — Я как раз тебя вспоминал.
— С чего бы это? — поинтересовался Алон, садясь с ним рядом.
— Ну, не тебя вообще, — признался Натаниэль, — а полицию. Вот… книжку листал. Новый детектив.
К книжке инспектор интереса не проявил.
— А что ты здесь делаешь?
— Я? Ну, вообще-то дышу свежим воздухом. А что?
— В двух шагах от полиции? — подозрительно спросил старший инспектор.
— Разве? — Натаниэль удивленно огляделся по сторонам и воззрился на Управление, словно впервые его увидел. — Действительно. Что значит возраст. Начинаешь забывать собственную alma mater. Спасибо, что напомнил, Ронен.
— Пожалуйста. Значит, просто дышал воздухом и листал книжку?
— Ты мне не веришь? — спросил Натаниэль оскорбленно. — Я что, обманывал тебя когда-нибудь? И потом: что мне, собственно говоря, делать рядом с полицией?
— Вот именно, — повторил Ронен, — что тебе, собственно говоря, делать рядом с полицией? А насчет обманывал или нет — уж лучше молчи, Розовски, пока я не вспомнил все твои проделки.
— Ничего я тут не делаю, — сказал Натаниэль. — Я в отпуске. Со вчерашнего дня. Гулял по городу, и ноги сами принесли меня к родному подъезду. Видимо, подсознательно меня сюда тянет.
— Да, как преступника на место преступления, — проворчал Алон. — У тебя сигареты есть?
Натаниэль протянул ему пачку «Соверена».
— Что новенького? — спросил он, поднося бывшему коллеге огонек зажигалки.
— Ничего новенького, — ответил Ронен. — Сегодня битых два часа доказывал невозможность освобождения подозреваемой. Ну, ты же знаешь наших законников: «Двое суток прошло, обвинение не представлено…» Адвокат еще попался из молодых, но тертый, — он огорченно махнул рукой.
— Что за история? — спросил Натаниэль равнодушным голосом. — Убийство?
— Дамочка всадила нож в бывшего супруга, — объяснил старший инспектор. — И сказала, что она ни при чем. Мол, так и было.
Розовски хмыкнул.
— Вон, кстати, она идет, — раздраженно сообщил Ронен, махнув рукой в сторону Управления. — Вместе с адвокатом. Ладно, — он бросил сигарету в урну. — Не хочу я с ними встречаться. Пока, Натан. Заходи, поболтаем. — Он быстрыми шагами направился к «Форду» с красными номерами. К облегчению Натаниэля, «Форд» рванул с места раньше, чем Грузенберг с Головлевой приблизились к его скамейке.
— На вас жалуются, Цвика, — сообщил он адвокату после того, как тот представил Головлеву. — Инспектор Алон считает, что, добившись освобождения госпожи Головлевой, вы помешали нормальному ходу следствия.
— Да?
— Чтобы не усиливать его чрезмерную подозрительность, предлагаю покинуть это идиллическое место, — предложил Розовски. — Не стоит давать ему пищу для очередного недовольства. Вообще он хороший парень, но ужасно не любит, когда я лезу, как он считает, в его дела. По-моему, он просто считает мой уход из полиции предательством по отношению к нему лично. Я вам не говорил, по-моему, Цвика, но в свое время он был моим учеником. Каковы ваши планы? — спросил он, глядя на Головлеву. Женщина пока что не произнесла ни слова. Она смотрела в сторону отрешенно-рассеянным взглядом. Лицо ее было спокойным. Или, скорее, равнодушным. «Да, она же не знает иврита, — вспомнил Розовски. — Наверное, это невежливо, но повторять все сказанное для нее…» — Так что? — снова обратился он к адвокату. — Куда вы собираетесь?
— Вы же хотели побеседовать с госпожой Головлевой, — напомнил ему Грузенберг.
— Ну не здесь же!
— Может быть, для начала отправимся к вам в офис? — предложил Цви. — Потом я отвезу ее к родственникам.
Натаниэль перевел его предложение Головлевой.
— Послушайте, — сказала вдруг она, — я ведь не просила нанимать частного сыщика. Меня никто не спрашивал. С какой стати я должна ехать куда-то и отвечать на какие-то вопросы? Пусть полиция занимается своими делами. А я займусь своими. Я хочу отдохнуть. И никого не хочу видеть. Скажите ему, чтобы он отвез меня домой.
— Что она говорит? — спросил Грузенберг.
— Так, ничего, — ответил Натаниэль. — Просто благодарит вас за внимание. И просит отвезти домой. Имеется в виду — Яффе. Собственно, я не возражаю. Можно задать несколько вопросов по дороге.
По дороге Натаниэль Розовски совершенно неожиданно вспомнил, что сегодня еще не завтракал и не обедал.
— Давайте заедем на несколько минут в кафе, — предложил он. — Тут, по дороге.
Грузенберг не возражал. Головлева, когда детектив обратился к ней, поморщилась, но промолчала.
— У меня гастрит, — сообщил Розовски извиняющимся тоном. — Я должен соблюдать режим питания. Это совсем недолго.
Она равнодушно пожала плечами.
— Вот и отлично… Остановитесь здесь, Цвика.
Они подъехали к кафе «Тоскана».
— Итальянское кафе, — сказал Натаниэль. — Вы составите мне компанию? Я буду чувствовать себя неловко, если вам придется ждать меня в машине.
— С удовольствием, — ответил адвокат. — Я, кстати, тоже не успел поесть. Только кофе — дома и у вас.
— А вы? — спросил Розовски. — Вас накормили в полиции?
— Накормили, — коротко ответила Головлева. — Я не голодна.
— Но кусочек пиццы с сыром и кофе?
Она согласилась без особого желания.
Девушка-официантка принесла заказ — три пиццы и апельсиновый сок. Розовски с удовольствием принялся за еду. Казалось, кроме горячей пиццы с сыром и зелеными маслинами его ничто не интересует. Грузенберг не отставал от него. Что же до Головлевой, то она не притронулась к еде, сидела и смотрела в окно.
Поев, Натаниэль удовлетворенно вздохнул, отодвинул пластиковую тарелочку.
— Замечательная пицца, правда, Цви?
Грузенберг кивнул.
— Теперь мы выпьем кофе и отправимся дальше, — сказал Розовски тоном радушного хозяина. — О, вы ничего не ели! — разочарованно сказал он Головлевой. — Вам не понравилось?
— Просто нет аппетита.
— Да, я понимаю… А кофе? Какой вы предпочитаете? Эспрессо, капуччино? Может быть, по-турецки?
— Кофе выпью, — сказала она. — Все равно какой.
— Тогда по-турецки…
Когда подали кофе, Натаниэль с наслаждением закурил, предварительно испросив позволения у своих соседей.
— Послушайте, — сказала вдруг Головлева, рассеянно помешивая в чашке ложечкой, — я прекрасно понимаю, что вы просто хотите меня разговорить. Для этого не нужно было ехать в кафе.
— Разговорить? Вовсе нет, — Натаниэль удивленно посмотрел на нее. — Я действительно очень хотел есть. Что же до разговора — поверьте, я вовсе не собираюсь навязывать вам свою помощь. В конце концов это было бы по меньшей мере странно. Если вы предпочитаете полицейское расследование…
— Да, я предпочитаю полицейское расследование, — заявила она. — Я целиком доверяю полиции.
Натаниэль почувствовал себя неловко. Ему еще ни разу не доводилось сталкиваться с таким резким нежеланием пользоваться его услугами. Он посмотрел на адвоката.
— Ваша клиентка не особо довольна вашей инициативой, Цви, — сказал он. — Не зря я спрашивал, поставили ли вы ее в известность о своем решении.
— Что такое? — Грузенберг отставил в сторону чашку с недопитым кофе и удивленно посмотрел на Натаниэля, потом на свою подзащитную. — Недовольна? Почему?
— Считает, что вполне достаточно полицейского расследования. Я не уверен в том, что ее следует переубеждать, — сказал Натаниэль. — Приятно было провести день в вашей компании, — он поднялся.
— Погодите! — Грузенберг тоже поднялся. — Но это же нелепо! Объясните ей, что она поставит в дурацкое положение всех — меня, своих родственников, вас, в конце концов!
— Ну, мне не привыкать, — пробормотал Розовски.
— Что?
— Ничего, Цвика… — И, обращаясь к Головлевой, по-прежнему сидевшей на высоком стуле и смотревшей через стеклянную стену на улицу, сказал: — Вам делает честь такая вера во всемогущество и беспристрастность полиции. И все-таки, как человек уже знакомый в общих чертах с вашим делом, я советую вам еще раз подумать.
— Мне не о чем думать, — отрезала Головлева.
— Полиция, безусловно, постарается раскрыть все обстоятельства дела, — продолжал Розовски, решив не реагировать на ее слова. — Если вы уверены в своей невиновности — а вы, конечно же, в ней уверены, — я не вижу причин, которые вынуждают вас так упорно отказываться от моих услуг. Поймите, я вовсе не навязываюсь. Могу сказать вам по секрету, что со вчерашнего дня нахожусь в отпуске. Просто мы с вашим адвокатом — старые друзья. И чисто по-дружески хочу оказать ему услугу.
— Видимо, достаточно высоко оплачиваемую, — язвительно вставила Головлева.