ость, опустился в кресло, предложенное ему Виго.
— Не знаю, что вы можете спросить у меня о зубах мистера Хаттона, — сказал Виго. — У него не было собственных зубов.
Уэксфорд пришел поговорить о деле, и никак не мог приступить к разговору. В такой обстановке обсуждать искусственные зубы? Его взгляд упал на шахматные фигурки, расставленные в дальнем углу стола. Одна против другой выстроились две армии, первая из слоновой кости, вторая из зеленого жадеита. Вооруженные пешки, белые с копьями, а зеленые со стрелами, сидели верхом на лошадях. У одного из зеленых рыцарей, закованного в доспехи, было современное лицо западного человека. Четко вырезанное лицо, совершенно абсурдно напоминавшее Чарли Хаттона. Он улыбался Уэксфорду, словно подбадривая его.
— Знаете, мистер Виго, — начал детектив, оторвав взгляд от фигурок и переведя его на тонкий, как яичная скорлупа, сервиз для жасминного чая, — удивляет нас, как человек его положения мог заказать такие превосходные искусственные зубы. Я пришел к вам, потому что хочу, чтобы вы рассказали все, что знаете о мистере Хаттоне, особенно упомянув о том, есть ли у вас догадки об источнике его доходов.
— Я знаю только, что он водил грузовик. — Виго все еще испытывал гордость и наслаждался удивлением своего визитера. — Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Меня это тоже удивило. Я не знаю многого, но то, что знаю, расскажу вам. Мистер Хаттон записался на прием в конце мая. До этого он никогда не был моим пациентом.
В конце мая. Двадцать второго мая Хаттон положил на свой банковский счет пятьсот фунтов, несомненно, свою долю таинственного и неуловимого угона машины.
— Если хотите, могу сказать вам точную дату. Перед вашим приходом я посмотрел в книгу регистрации. Вторник, двадцать первое мая. Он позвонил мне во время ленча. По счастливой случайности в тот день один из пациентов отложил свой визит, так что я мог принять его почти немедленно. Кстати, он носил протезы с двадцати лет, но они были очень плохо сделаны. Он стеснялся открыть рот и хотел сделать новые. Я спросил его, как он потерял зубы, и он объяснил, что причина — парадонтоз. К этому времени, немного зная о его обстоятельствах, то есть я знал, какая у него работа, я спросил, понимает ли он, что это повлечет за собой значительные расходы. Он ответил, что деньги — не проблема, это были его буквальные слова, и что он хочет самые дорогие зубы, какие я могу сделать. В конце концов мы пришли к цифре двести пятьдесят фунтов, и он тут же согласился.
— Должно быть, вы удивились.
— Да, я был удивлен. И должен признаться, испытывал определенную неловкость. — Он не стал останавливаться на неловкости, и Уэксфорд подумал, что его, по-видимому, тревожило, что двести пятьдесят фунтов так никогда и не поступят на банковский счет. — Как бы то ни было к началу июня зубы были сделаны и прекрасно подошли. Это было примерно месяц назад.
— Как мистер Хаттон расплатился с вами?
— О, наличными. Он заплатил в тот же день, и сам настоял на немедленной уплате. Деньги были в пятифунтовых купюрах. Боюсь, что в тот же день, я отнес их в банк. Я понимаю, главный инспектор, что вы хотите услышать. Но я не могу спрашивать у пациента, откуда у него деньги. Вы согласны? Только потому, что он пришел ко мне в рабочей одежде, и только потому, что, как мне известно, он водитель грузовика… Как я могу задать такой вопрос?
— Вы видели его после этого?
— Он приходил за чеком. Да, еще раз, чтобы сказать мне, как он доволен.
— Не упоминал ли он в один из своих визитов человека по фамилии Макклой? — флегматично спросил детектив.
— Не думаю. Он говорил о жене и о шурине, с которым у него общий бизнес. — Виго помолчал, словно роясь в памяти. — Да, еще он упоминал друга, который собирался жениться. Предполагалось, что меня может интересовать этот парень, потому что он иногда приходит сюда, когда надо починить выключатели или что-нибудь в этом роде. Хаттон говорил, будто он собирается купить ему проигрыватель в качестве свадебного подарка. Бедный парень мертв, и я не уверен, стоит ли мне об этом говорить…
— Продолжайте, мистер Виго.
— Он постоянно говорил о том, как много он тратит денег. Не хочу, чтобы вы считали меня снобом, но я нахожу это вульгарным. Едва упомянув о жене, он тут же сообщил мне, что купил ей какую-то новую одежду. Все время пытался создать у меня впечатление, что его шурин — мелкая рыбешка, потому что едва сводит концы с концами.
— Но шурин занимается тем же самым бизнесом.
— Знаю. И это поразило меня. Мистер Хаттон говорил, что надо ковать железо, пока оно горячо, и что ему иногда удается провернуть крупные сделки. Но откровенно говоря, если бы я и задумывался над его словами, то решил бы, что он берет посторонние рейсы, белит людям дома или моет окна.
— Мойщики окон, мистер Виго, не называют свою работу крупной сделкой.
— Думаю, вы правы. Но дело в том, что я не часто встречаюсь с людьми… — Виго помолчал, и Уэксфорд не сомневался, что он хотел сказать «этого класса». — М-м-м, из среды мистера Хаттона, — закончил фразу дантист. — Естественно, вы предполагаете, что посторонние рейсы носили незаконный характер, и это может быть зацепкой в расследовании. И теперь, оглядываясь на происшедшее, я вспоминаю, что, пожалуй, когда мистер Хаттон говорил о них, у него был несколько таинственный вид. Но фактически, это всего лишь тончайший нюанс.
— Хорошо, не буду больше беспокоить вас. — Уэксфорд встал. И, наверно, это его сверхчувствительное подозрительное сознание увидело, как с облегчением расслабились мускулистые плечи. Виго открыл резную дубовую дверь.
Они вышли в холл, большую квадратную комнату с выложенным плиткой полом и с брошенными тут и там тонкими мягкими ковриками. Каждый дюйм старинного полированного дерева играл на солнце. На стенах висели гравюры Блейка: сцены ада, Навуходоносор со своим орлиным когтем, обнаженный Ньютон с золотистыми локонами. И сам Виго, облаченный в голубой шелк костюма, мог бы позировать для этих гравюр, подумал Уэксфорд.
— Вчера я имел удовольствие принимать вашу дочь, — услышал детектив голос Виго. — Какая очаровательная девушка.
— Должен признать, что многие восхищаются ею, — сухо согласился Уэксфорд, которому не очень понравился комплимент. Ему послышались в нем фальшь и заискивание. К тому же в голосе Виго прозвучали нотки удивления, как такой старый гусь ухитрился высидеть лебедя.
Парадная дверь распахнулась, и на пороге появилась миссис Виго с ребенком на руках. И первый раз с того момента, как Уэксфорд пришел сюда, он вспомнил, что есть и второй ребенок, монголоид, спрятанный в какой-то больнице. Мальчику, которого теперь взял на руки отец, было месяцев шесть или семь. И никто бы не усомнился в отцовстве дантиста. Уже и теперь так же, как у отца, у малыша выступала вперед челюсть, и так же чувствовалось атлетическое сложение. Виго высоко поднял сына и засмеялся, когда тот захихикал. Лицо отца выражало страстное безумное обожание.
— Посмотрите на моего сына, мистер Уэксфорд, разве он не великолепен?
— Он очень похож на вас.
— Все так говорят. И ведь ему дашь больше, чем семь месяцев, правда?
— Он будет крупным парнем, — подтвердил инспектор. — А теперь, когда мы обменялись комплиментами в адрес нашего потомства, я покину вас, мистер Виго.
Уэксфорд вернулся в участок, и через полчаса раздался звонок из Скотленд-ярда. В второй половине мая по всей стране были угнаны только два грузовика, и ни один из них не следовал по постоянным маршрутам Хаттона. Один грузовик угнали в Корнуэлле, второй — в Монмутшире, и соответственно они везли маргарин и консервированные персики. Перед отъездом в Дептфорд Верден оставил записку, в которой говорилось: «В Стем-форде нет сведений об ограблении грузовиков в течение апреля и мая в их районе».
Непохоже, чтобы Хаттон приложил руку к угону в Корнуэлле или в Монмутшире. Маргарин и консервированные фрукты! Даже если там были многие тонны, четвертая или пятая часть добычи не могла стоить пятьсот фунтов стерлингов. Кроме того, не уменьшает он улов Хаттона? Двадцать второго мая тот положил в банк пятьсот фунтов, двадцать пять фунтов ушли на люстру. И еще шестьдесят фунтов он заплатил за платье для жены и проигрыватель. И это при том, что Хаттон, как догадывался детектив, жил, как король. Правда, первое и, вероятно, второе поступление от шантажа пришли раньше, чем ему пришлось заплатить за зубы. Но в начале июня, когда пришло время, он без труда выложил за них двести пятьдесят фунтов наличными.
Конечно, это значит, что, хотя Хаттон положил в банк на свой счет только пятьсот фунтов, фактически у него была большая сумма. Он имел при себе в бумажнике, по меньшей мере фунтов сто.
Предположим, что в конце мая не было крупного ограбления грузовиков. Из этого следует, что все богатство Хаттона получено путем шантажа. И этот шантаж связан не с угоном грузовиков, а с чем-то другим.
В этом деле скрыто гораздо больше, чем можно разглядеть, с отчаянием подумал детектив.
— Кажется, в этом деле скрыто гораздо больше, чем можно разглядеть, — с негодованием воскликнул сержант Кэмб. — Родная сестра миссис Фэншоу опознала мертвую молодую леди как Нору Фэншоу.
— И несмотря на это, — спокойно возразила девушка, — я Нора Фэншоу. — Она сидела в холле участка на одном из красных кресел, напоминавших по форме ложку, аккуратно поставив ноги на черно-белую плитку и разглядывая собственные туфли, которыми так восхищалась сестра Роза. — Вероятно, моя тетя была потрясена, потому что, как вы сказали, девушка сильно обгорела. Наверно, она была страшно изуродована.
— Страшно, — с несчастным видом подтвердил Кэмб. Но сестра миссис Фэншоу выглядела вроде бы очень уверенной.
Но была ли она уверена на самом деле? В памяти, будто наяву, возникла сцена, как он ввел женщину в морг и открыл лицо сначала Джерома Фэншоу, а потом девушки. Фэншоу лежал лицом вниз, и огонь едва тронул его. Кроме того, женщина узнала серебряный карандаш в его нагрудном кармане, часы на запястье и маленький шрам от ножа, след какого-то мальчишеского школьного ритуала. Опознание девушки было совершенно невыносимым. Волосы полностью сгорели до черных корней, черты лица безобразно обуглились. Даже сейчас, в нынешнем своем тяжелом положении, Кэмб содрогнулся.