пов выстрелил первым.
Дарья проснулась и выскочила в гостиную в одной ночной рубашке от звука выстрела. Больше в квартире никого не оказалось, если Калашников и собирался отдыхать, как он обещал, то не дома. Дарья перевела затуманенный взгляд с телохранителя на Потапова, глаза ее расширились, она хотела закричать, и Михаил зажал ей рот рукой.
— Тихо! Это я. Собирайся.
— Что происходит? Почему ты здесь?! Ты же должен…
— Они меня отпустили. Всадили программу и отпустили. Быстрее, у нас мало времени.
Дарья глянула на лицо Потапова и повиновалась, проглотив возражения. Через несколько минут она появилась, одетая в свой белый плащ, взяла сумочку, косясь на не подающих признаков жизни телохранителей, надела туфли, и они покинули квартиру, тихо закрыв за собой дверь.
В машине Потапов рассказал Дарье все, что знал сам, и погнал «лексус» по Алабяна, через Ленинградское шоссе и улицу Волкова, по Большой Академической по направлению к Тимирязевской сельхозакадемии. Дарья выслушала его признание молча, и глядя на ее застывшее лицо, Потапов пожалел, что втянул ее в эту историю. Но отступать не хотелось, времени до «часа ноль» оставалось все меньше и меньше, а ему еще надо было пройти на территорию академии, найти лабораторию «Восток» и…
— Ты хочешь… взорвать собой лабораторию?! — подала наконец голос девушка, повернув к нему бледное лицо с привычно прикушенной губой.
— Да, — сказал он почти спокойно, стиснув зубы. — Ты должна мне помочь пройти туда, тебя там знают.
— А если там сейчас… отец?
— Он сказал, что пойдет отдыхать. Тебе его жаль? А вот он тебя не пожалел, приговорил «к свету», как и меня.
— Я не верю…
Потапов угрюмо усмехнулся.
— Это уже ничего не изменит. Но уж очень ты строптива, как он выразился, да и свидетель опасный.
— А если я откажусь тебе помогать?
— Тогда я справлюсь без тебя.
— Не справишься, тебя не подпустят к лаборатории на километр. А если мы пройдем туда и заставим Кирсана разрядить тебя?
— Это возможно?
— Не знаю.
— И я не знаю.
— Но я не хочу! — закричала вдруг она, заплакав. — Не хочу, чтобы ты взрывался! Не хочу, чтобы так все закончилось! Неужели нет другого способа остановить их?
— Не знаю, — помедлив, сказал Потапов. — Я позвонил своему начальнику, если он отважится бросить группу антитеррора на захват лаборатории, то еще есть возможность что-либо изменить. Если же нет… я должен пройти туда, внутрь, понимаешь?
Зажмурившись, Дарья прижалась к его плечу головой, и Потапов поцеловал ее в мокрую от слез щеку, с тоской подумав, что очень хочется жить. Надежда на то, что он уцелеет, все же оставалась, но очень и очень слабая, один шанс из миллиона…
Но если он вдруг выживет… Господи, на все Твоя воля!
Если он выживет, то будет жить и эта девочка, вынужденная страдать за грехи отца. И никогда не будет плакать!
Машина объехала Садовый пруд, свернула на Тимирязевскую улицу, потом на Пасечную и остановилась у ворот, за которыми виднелось трехэтажное здание «Агропромышленной компании «Восток». Потапов поцеловал Дарью в губы и вышел…
Рут РЭНДЕЛЛ
КАК УБИТЬ ЛУЧШЕГО ДРУГА
ТАЙНА ИНСПЕКТОРА УЭКСФОРДА
Утром Джек Пертуии собирался жениться, и районный Дартс-клуб Кингсмаркхэма устраивал ему в «Драконе» отходную, как назвал это Джордж Картер.
— Мне не нравится, Джордж, слово «отходная», — пожаловался Джек. — Ведь я собираюсь жениться, а не умирать.
— Получается, что это одно и то же.
— Большое спасибо. За это куплю тебе еще бокал пива. — Он направился к бару, но председатель Дартс-клуба остановил его.
— Моя очередь, Джек. Не обращай внимания на Джорджа. Мэрилин очаровательная девушка, ты счастливчик. Знаю, что выражу наше общее мнение, если скажу, что здесь нет никого, кому бы не хотелось завтра быть на твоем месте.
— Вернее, быть ночью в его пижаме, — усмехнулся Джордж. — Вы бы только видели ее. Черный шелк и верх, как для каратэ. О Господи!
— Что будете пить, джентльмены? — терпеливо спросил бармен. — Повторить?
— Повторить, Билл. Нет, Джек, человек — моногамное животное, и на земле нет партнерства, дающего большее чувство локтя, чем счастливый брак. Особенно, когда люди правильно начинают, вот как ты и Мэрилин. Небольшие сбережения, уютная маленькая квартирка и чистая совесть.
— Вы так думаете? — Джек поспешил остановить проповедь о правильном начале и чистой совести.
— Хуже всего первые десять лет, — донесся чей-то голос. Джек оглянулся и вдруг рассердился.
— Проклятие, — воскликнул он. — Какая чертовски ободряющая компания. Вижу, это все холостяки, у них о семейной жизни и слова доброго не выпросишь.
— Правильно, — поддержал его председатель. — Жаль, что нет среди нас хотя бы двух, трех мужей, чтобы поддержать меня, правда, Джек? Вот бы Чарли Хаттона сюда. А теперь слово человеку, любящему свою жену, есть такой?
— Меня не просите. И вообще, черт возьми, в чем дело? Кому нужны вы и ваши слова. Это же холостяцкая пирушка, а не ежегодное общее собрание клуба. Нам просто нужен парень, который поднимет настроение.
— Вроде Чарли. Не знаешь, когда он приедет?
— Он предупредил, что опоздает. Ему надо пригнать грузовик из Лидса.
— Наверно, он сначала заскочит домой.
— Нет, нет. Вот его последние слова в среду: «Джек, я приеду в пятницу на твою вечеринку, даже если придется выпустить из чертова грузовика кишки. Я сказал Лилиан, когда приду, тогда она и увидит меня».
— Вообще-то надеюсь, с ним ничего не случится.
— Что может случиться?
— Но ведь его грузовик два раза угоняли, разве нет?
— Гнусная старуха, вот ты кто, Джордж, — вконец рассердился Джек, но и сам начал беспокоиться. До закрытия «Дракона» оставался час. Завтра Чарли должен быть его шафером. Расчудесная будет свадьба, если среди ночи где-нибудь в Мидленде они найдут шафера с проломленной головой.
— Придержи лошадей, приятель. Чарли здесь.
Все они были рослыми мужчинами, выше шести футов, а Чарли Хаттон — коротышка со смуглым лицом и ярко сиявшими острыми глазками. Он оценивающим взглядом обвел собравшуюся компанию, глаза сверкнули, и только потом Чарли улыбнулся, показав превосходные белые зубы. Никто, кроме Джека, не знал, что зубы вставные. Чарли очень чувствительно относился к тому, что к тридцати годам ему пришлось вставить обе челюсти. Неужели из-за того, что во время войны ему не доставалось столько молока и апельсинового сока, сколько другим его ровесникам? Но Чарли не возражал, что Джек знает. Он и вообще не возражал, что Джек знает о нем все, конечно, в разумных пределах. Правда, он уже перестал так абсолютно доверять Джеку, как в те дни, когда они вместе ходили в начальную школу Кингсмаркхэма. Они были друзьями. В другом веке и в другом обществе, наверно, сказали бы, что они любили друг друга. Они были, как библейские герои Давид и Ионафан[3]. Но если бы кто-нибудь хотя бы намекнул им об этом, Джек врезал бы тому по носу. Что же касается Чарли… Пившие в «Драконе» в глубине души считали и даже с гордостью, что Чарли способен на многое. Мэрилин Томпсон была лучшей подругой жены Чарли. Чарли был лучшим другом Джека, и они надеялись, что в один прекрасный день Чарли станет крестным отцом первенца Джека. А сколько раз они пили вместе! И юнцами, и парнями, и мужчинами. А потом выходили под одно и то же звездное небо и шли рядом по знакомой Хай-стрит, где каждый дом — исторический памятник, а каждое лицо часть общей истории. Сегодня вечером в пабе могло бы никого и не быть, кроме их двоих. Остальные всего лишь фон, публика.
Если подобные эмоции и бурлили в лысеющей, взъерошенной голове, то Чарли не выказал ни одной из них. С широкой улыбкой он хлопнул Джека по спине и уставился на покрасневшее лицо жениха, которое на шесть дюймов высилось над ним.
— Я пришел, брат мой Ионафан.
— Я так и думал, что ты придешь, — сказал Джек, и сердце его наполнилось радостью. — Если бы ты не пришел, я бы понял, значит, ты не мог. Что будешь пить?
— Только не эту комариную мочу. Одиннадцать проклятых часов я просидел сегодня за рулем. Чертов ты сын, Джек, если не можешь заказать скотч.
— Ты только скажи…
— Ладно. Я ведь только для смеха, ты же знаешь меня. Семь двойных, и не надо, Билл, так смотреть на меня. Хотя я не удивляюсь, ведь они приходят сюда пить пиво. Я отогнал грузовик в гараж и пойду домой пешком, если тебя это волнует.
Чарли открыл бумажник и помахал им с явным желанием, чтобы все посетители бара увидели содержимое. Конверт с зарплатой был не открыт, Чарли и не стал открывать его. Он расплатился, достав деньги из пачки, стянутой эластичной лентой.
— Ишь как разбогател, — не удержался Джордж Картер. — Хочешь завести свое дело?
— Нет смысла подкалывать меня, приятель. Зачем мне морочить себе голову, целый день сортируя почту, когда я могу на грузовике набрать толстенькие пачки. — Чарли обладал удивительной способностью растравлять людям раны, если они сделали что-то не так. Интересно, что сам он никогда не оставался в дураках. — Еще семь двойных, Билл. Джек, я же сказал, убери деньги. Я могу себе это позволить. Там, откуда пришла эта пачечка, еще много осталось.
— Пожалуйста, последний заказ, джентльмены, — объявил бармен. Джордж Картер запустил в карман руку и выудил мелкие серебряные монеты.
— Еще одну на дорожку, хорошо, Джек?
— Что это? — Чарли посмотрел на мелкие монеты. — Ограбил кошелек своей миссис? — Джордж вспыхнул. Он был не женат. И Чарли знал, что он не женат, больше того, Чарли знал, что две недели назад Джорджа бросила подружка. А Джордж уже накопил деньги на дом и сделал первый взнос на мебель в столовую.
— Подонок, — сказал Джордж. Чарли взвился. Ловкий маленький боевой петух.
— Никому не позволю называть меня подонком.