— Джентльмены, джентльмены, — стал успокаивать их бармен.
— Да, — поддержал его председатель. — Кончайте. Разговор пойдет об обидах, Чарли. Неудивительно, что люди обижаются на тебя, если ты говоришь им такое. — Он чуть улыбнулся, подчеркивая отношение оратора к теме. — Сейчас, когда вечер близится к завершению я склонен думать, что нам надо воспользоваться возможностью и передать Джеку сердечнейшие пожелания всего Кингсмаркхэма и районного Дартс-клуба. Я…
— Воспользуемся возможностью, как тут говорилось, или нет? — перебил его Чарли. — Голосуем за сердечную благодарность председателю. — Чарли вынул еще пять фунтов и бросил на прилавок. Покраснев, как и Джордж, председатель пожал плечами и многозначительно кивнул Джеку, выражая свое сочувствие, на которое Джек не обратил внимания. После этого председатель ушел вместе с другим посетителем.
При общем молчании бармен вытирал прилавок. Чарли Хаттон всегда был задирой, но в последние недели стал совершенно невыносимым, и все сборища в баре заканчивались так же, как и сегодня.
Теперь из холостяцкой компании остались только Джек, Чарли, Джордж и еще один парень, такой же водитель грузовика, как и Чарли, по имени Морис Келлем. За весь вечер он открывал рот, разве лишь для того, чтобы влить в него виски. Увидев поражение и унижение своих друзей, Морис взял последнюю порцию виски и спросил:
— Ты часто в последнее время видишь Макклоя, Чарли?
Чарли не ответил, а Джек удивленно посмотрел на Мориса.
— А чего это тебя беспокоит?
— Не меня, Джек. У меня руки чистые. Мне нравится спокойно спать в собственной постели.
Вместо ожидаемого взрыва Чарли мягко и спокойно проговорил:
— Это время, когда ты работаешь. Ты спишь и в то же время что-то меняешь.
У Мориса за шесть лет брака родилось пятеро детей. Поэтому слова Чарли можно было воспринять как комплимент. Джордж и Джек с облегчением увидели, что Морис так их и понял. Он смущенно улыбнулся, услышав, что Чарли отдает должное его мужской плодовитости. Что же касается жены Мориса, то это была исключительно бесцветная женщина, и Чарли мог бы наговорить много колкостей в ее адрес. Колкостей откровенно оскорбительных. А он вместо этого выбрал лесть.
— Пора, джентльмены, — сказал бармен. — Желаю вам, мистер Пертуии, всего, чего вы сами себе желаете. — Обычно бармен называл Джека по имени. И Джек знал, что «мистер Пертуии» — это знак уважения к жениху, и такое обращение никогда больше повторено не будет.
Вечер стоял теплый и тихий, яркие звезды усыпали небо.
— Очаровательная ночь, — вздохнул Чарли. — И завтра должен быть отличный денек, Джек.
— Ты думаешь?
— Счастливая невеста сама, точно солнце, светит. — От выпитого Джордж расчувствовался, и когда вспомнил свою подружку и первый взнос за мебель, уголки рта у него горестно поникли.
— Тебе есть о чем плакать, приятель, — не унимался Чарли. — Но слезами не сделаешь девушку счастливой.
Джордж в Кингсмаркхэме руководил группой любителей шуточных народных танцев. А Чарли всегда издевался над ним, когда он появлялся в пестром костюме и в колпаке с бубенчиками. Джордж закусил губу и сжал кулаки. Потом пожал плечами и пошел в другую сторону.
— Надутое ничтожество, — бормотал он себе под нос.
Трое других смотрели, как он переходит улицу и, пошатываясь, бредет по Йорк-стрит. Джек поднял руку в вялом прощальном жесте.
— Не надо было так говорить, Чарли, — упрекнул он друга.
— Ах, меня от него тошнит. Давайте лучше споем, а? — Одной рукой он обнял за талию Джека, а другой, явно помедлив, — Мориса.
— Одну из твоих старых мюзик-холльных баллад, да, Чарли?
Выписывая кренделя, они шли мимо старых нависавших над ними фасадов домов, и Джеку приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться головой о лампы в железных сетчатых абажурах. Чарли запел:
Мейбел, дорогая, слушай меня!
Здесь в парке грабят,
А я сижу один в конторе у христиан
И пою, будто жаворонок.
Здесь совсем не так, как до-о-ма,
Но в темноте я не могу идти домой!
— Ю-у-у-у-у-у! — завопил Джек, подражая певцам Дикого Запада. Но голос у него замер, когда с Куин-стрит появился инспектор уголовно-следственного департамента Верден и, перейдя двор перед «Оливой и голубем», приблизился к ним. — Добрый вечер, мистер Верден.
— Добрый вечер. — Инспектор с холодной брезгливостью посмотрел на них. — Вы ведь не собираетесь нарушать покой, правда?
Инспектор пошел дальше, а Чарли Хаттон хихикнул.
— Полицейский, — хмыкнул он. — Уверен, у меня в этом кармане больше, чем он получает за месяц.
— Тут я попрощаюсь с тобой, Джек, — натянуто проговорил Морис. Они подошли к мосту через речку Кингсбрук, где начиналась тропинка в Сьюингбери, она вилась по течению реки. Морис жил в Сьюингбери, а Чарли в одной из новых муниципальных квартир на дальней стороне Кингсбрук-роад. Тропинка сокращала дорогу домой обоим.
— Подожди Чарли. Ему с тобой по пути, — предложил Джек.
— Не могу, спасибо. Я обещал своей миссис быть дома к одиннадцати.
Чарли повернулся спиной, ясно показывая, что не нуждается в компании Мориса.
— Мощная штука этот скотч, — пожаловался Морис. Лицо у него при свете фонаря выглядело побледневшим. — По-моему, мне не надо было мешать пиво с виски.
Морис перепрыгнул через забор и чудом приземлился прямо на ноги. Он миновал деревянные скамейки, нагнувшись, пробрался под ивами, и потом они видели только его пошатывавшуюся тень. Джек и Чарли остались одни.
Они много выпили, но были трезвыми, как стеклышко. Они любили женщин, но не сумели бы членораздельно рассказать об этой любви да и о любом другом своем чувстве.
Подобно древним грекам, они нашли друг в друге всеохватывающую духовную совместимость. Женщины для них были гордостью и сокровищем для постели, для сердца, для дома, для тщеславия и для их мужественности. Но без друг друга жизнь показалась бы им потерянной. Они облокотились на перила моста и бросали в воду осколки камней.
— Мы получили твой подарок, Чарли. Я не хотел ничего говорить, пока другие не ушли, но этот проигрыватель великая штука. Я чуть не рухнул, когда увидел его. Ты, небось, тоже рухнул, когда платил за него.
— По-моему, он стоит своей цены. — Еще один камень упал в воду, и из темноты донесся всплеск.
— Мэрилин сказала, что напишет Лилиан.
— Она уже написала. Перед тем, как мне уехать на север, от нее пришло очаровательное письмо. Ты получил, Джек, по-настоящему образованную девушку. Это я свел вас, не забывайте об этом.
— Ах, Чарли, ты умеешь выбирать женщин. Посмотри на Лилиан.
— И правда, мне лучше пойти посмотреть на нее, а? — Чарли повернулся к другу, и его короткая темная тень легла на длинную тень Джека. Он поднял свою крепкую маленькую руку и с громким шлепком хлопнул по руке Джека. — Ладно, я пошел. И если у меня завтра не будет шанса, ну, я не умею говорить речи, как Брайэн, то желаю тебе самого лучшего, Джек.
— У тебя будет шанс, это точно. Ты скажешь речь.
— Ну тогда пока поберегу ее, а? — Чарли сморщил нос и быстро подмигнул. Тени разделились. Чарли шагнул на ступеньки. — Спокойной ночи, моя старая любовь.
— Спокойной ночи, Чарли.
Ивы скрыли его с глаз. Тень появилась снова там, где тропинка шла вверх, и потом снова нырнула вниз. Джек услышал, как Чарли под звездами насвистывает: «Мейбел, дорогая, слушай меня!» Потом, когда темнота поглотила его тень, растаял в воздухе и свист. Наступила тишина, и только слышалась мягкая болтовня течения Кингсбрука, который веками бежал по своему руслу, выложенному маленькими круглыми камнями.
Но и большая вода не может смыть любви, и нет потока, который утопил бы ее.
Главного инспектора-детектива Уэксфорда собаки не интересовали. У него никогда не было собак. И теперь, когда одна его дочь вышла замуж, а другая училась в драматической школе, он не видел причины, по которой должен приютить это животное.
— Разве она не чудо? — воскликнула студентка драматической школы. — Ее зовут Клитемнестра. Я знаю, ты не будешь возражать, если она поживет у нас. Всего две недели. — И дочь выпорхнула из комнаты, чтобы ответить на телефонный звонок.
— Где Шейла взяла ее? — хмуро спросил Уэксфорд.
— У Себастьяна. — Миссис Уэксфорд была женщиной немногословной.
— Ради Бога, кто такой Себастьян?
— Какой-то парень. Он только что уехал, — ответила миссис Уэксфорд.
А муж, немного подумав, решительно сбросил собаку на пол и угрюмо направился к кровати. Главного инспектора никогда не переставала удивлять красота дочери. Сильвия, старшая и сейчас замужняя, здоровая женщина с хорошей фигурой. Вот самое лестное можно сказать о ней. Миссис Уэксфорд великолепна сложена и у нее прекрасный профиль, хотя она никогда не принадлежала к тем особам, которые побеждают на конкурсах красоты. Что же касается его… То ему не хватает, размышлял порой он, только хобота, чтобы быть похожим на слона. Фигура у него огромная и массивная, кожа толстая, серая, морщинистая, а треугольные уши дурацки торчат под бесцветными волосами. Когда он ходил в зоопарк, то всегда старался быстро миновать загон для слонов, опасаясь, что посетителю может прийти в голову нелестное для него сравнение.
Его мать и сестра — женщины вполне привлекательные. Но с Шейлой вышло странное дело. Ее красота не была копией почти красивой внешности бабушки и тети в увеличенном размере или с большей долей очарования. Шейла была похожа на отца. Первый раз Уэксфорд заметил это, когда дочери исполнилось шесть лет. Он чуть не вскрикнул, так поразило его гротескное сходство между утонченным комочком кукольной плоти и ее толстым прародителем. И все же высокий и широкий лоб выглядел копией с его лба, маленький нос — его нос, и даже уши такие же, как у него, правда, у него оттопыренные, а у нее прилегающие к голове. И в ее огромных серых глазах он видел отражение своих маленьких слоновьих глазок. В молодости его соломенные волосы тоже отсвечивали золотом и тоже были мягкими и тонкими. Одна надежда — с годами она не будет выглядеть, как ее папа. И когда Уэксфорд так думал, то мысленно от души хохотал.