Утром следующего дня светло-серая «Субару» остановилась у дома номер десять по улице Элиягу-Цедек в Рамат-Гане.
— Думаешь, нам стоит с ним поговорить именно сейчас? — спросил Маркин, не выключая двигателя. — Все-таки у человека траур, наверное, сидит шив’у. Между прочим, последний день. Седьмой, — он посмотрел на черную ермолку, надетую начальником по такому случаю. Поправил точно такую же, чудом державшуюся на его голове.
Натаниэль между тем с интересом разглядывал уже знакомых ему пожилых еврейских представителей черной и желтой расы. Старички продолжали резаться в нарды.
— Интересно, у них перерыв бывает? — задумчиво спросил он помощника. — Такое впечатление, что они отсюда даже ночевать не уходят.
Маркин посмотрел на игроков, пожал плечами и выключил двигатель.
— Мне подождать? — спросил он. — Или пойти с тобой?
— Пойдем, — Натаниэль выбрался из машины. — Вместе поговорим. Выразим соболезнование. Ничего, нормально. Насчет удобно, неудобно — как-нибудь переживем. И не такое переживали. Пусть лучше нас считают нахалами, чем… — он не договорил.
Розовски остановился у лавочки. Китайский еврей (или еврейский китаец) поднял голову и приветливо посмотрел на сыщика.
Маркин вдумчиво дымил трубкой чуть поодаль.
Натаниэль приветливо улыбнулся двум старикам, играющим в нарды, и сказал:
— Жарко сегодня. Опять хамсин.
Старики согласно качнули головами и с интересом воззрились на детектива, ожидая продолжения столь многообещающего начала. Натаниэль сел на лавочку напротив. Маркин, после некоторого раздумья, подошел ближе, но остался стоять.
— Вы в этом доме живете? — спросил Натаниэль.
— В этом доме, в этом. На первом этаже, слава Богу, в хорошей квартире, — ответил темнокожий. В его речи звучала легкая шепелявость, характерная для амхарского акцента выходцев из Эфиопии.
— И я на первом, — сообщил возможный репатриант из провинции Сычуань. — Как раз напротив.
— Вы знаете хозяина шестой квартиры? На третьем этаже? — спросил он.
— Который жену похоронил? Знаем, конечно. Он шив’у сидит, никуда не выходит, — сказал постаревший Хендрикс.
— У человека друзей нет, — подхватил постаревший Чан. — Никто не приходит.
— Говорят, она с ним крепко поссорилась. В день смерти, — сказал Натаниэль. — Не слышали?
— Слышали, — ответил Чан. — Как же не слышать! Они так кричали — ой-ва-вой! На всю улицу. Окна открыты — все слышали. По-русски ругались, громко-громко.
— Только не в тот день, — заметил Хендрикс. — Совсем не в тот день. Накануне ругались. А в тот день тихо было.
— Вот как? Понятно. Значит, совсем никто не приходит?
Старики задумчиво посмотрели друг на друга и покачали головами. Натаниэль поблагодарил и направился в подъезд. Маркин на ходу вытряхнул из трубки горящий табак и устремился за ним.
Дверь с пластмассовой шестеркой была прикрыта неплотно. Николай Ройзман сидел на низенькой скамеечке у окна — как и положено человеку, сидящему шив’у по умершему родственнику. Был он основательно небрит, голову покрывала черная ермолка с двумя блестящими заколками. Красные воспаленные веки четко выделялись на бледном нездоровом лице. Он молча уставился на сыщика, видимо не узнавая его. Маркин вообще не был удостоен взглядом. Натаниэль прошел в комнату, пододвинул к себе такую же низкую табуретку и сел напротив хозяина. Саша постоял в некоторой растерянности, огляделся и, не найдя ничего подходящего, уселся прямо на пол — в углу, рядом с дверью.
Ройзман безразлично посмотрел на него, потом на Натаниэля. Моргнул. Лицо его сморщилось.
— А, это вы… Частный детектив, — сказал он неприязненно. — Все вынюхиваете. Высматриваете. Что вам нужно? И кто это с вами? Полицейский?
— Это мой помощник, его зовут Саша. Вообще-то я мог бы сказать, что мы пришли выразить вам свое соболезнование, — ответил Натаниэль. — Но не буду, хотя доля истины в таком утверждении содержится. Откровенно говоря, я пришел за другим. Я хочу получить от вас ответы на несколько вопросов.
— А если я не отвечу? — спросил тот глухо.
Розовски пожал плечами.
— Тогда мы уйдем. Настаивать не имеем права. Вы можете в любую минуту позвонить в полицию и потребовать, чтобы нас вышвырнули отсюда, — сказал он спокойно, даже благожелательно. — В этом случае вы останетесь один на один со своими проблемами. Я не уверен, что вам удастся их решить. Так как? Могу я задавать свои вопросы?
— У меня телефон отключен, — угрюмо произнес Николай. — Так что никуда я звонить не собираюсь. Спрашивайте. Не думаю, что смогу ответить на ваши вопросы, но — задавайте. Мне на все наплевать.
Прежде чем последовать этому разрешению, Розовски окинул внимательным взглядом книжные полки. Подошел, провел рукой по корешкам. Нашел нужный том, принялся листать его. Разочарованно закрыл.
— Тут была цветная вклейка, — сказал он. — Я вчера очень внимательно просмотрел такую же книгу. У моего друга Давида Гофмана. Вы не слышали его имени? Он специализируется на истории Византии. Вы, кажется, тоже. Во всяком случае, кто-то мне говорил об этом… Ах да, Виктория Смирнова.
Николай ничего не ответил, опустил голову. Натаниэль подождал немного.
— Николай, — мягко произнес Натаниэль. — Вы ведь не работаете на автостоянке в Бней-Браке, верно? Вы работаете… вернее, работали садовником на улице Пальмах в Кфар-Шауль. Приходящим садовником. Дом номер двенадцать. Это рядом с домом номер десять, в котором жили Смирновы. Почему вы солгали — тогда, при нашей первой встрече?
Ройзман не ответил. Он сидел, чуть раскачиваясь на своей крохотной скамеечке, больше похожей на подставку для обуви, уставившись в пол. Ноги его, несмотря на духоту, были укутаны тонким клетчатым пледом. Натаниэль вернул книгу на место. Вновь сел напротив хозяина.
— Вы и сами знаете, — едва слышно ответил, наконец, Ройзман, по-прежнему глядя в пол. — Это я ее убил. Это я убил Дину. Если бы не моя глупость, она была бы жива. А о том, что я работал садовником, знала только Дина. Кроме Аркадия, конечно. Он меня и устроил туда, к соседям.
— Почему же ничего не знала Виктория?
— Я попросил Арика никому об этом не говорить. Достаточно и того, что я стал ночным сторожем на автостоянке.
— Ну да, понятно. А видеть она вас не видела — Аркадий приглашал вас подстричь газоны только в ее отсутствие… Маскарадный костюм в комнате для садового инвентаря, — задумчиво произнес Розовски. — Концентрат Е-5000Х, который вы обычно использовали для опрыскивания деревьев и которым был отравлен Аркадий Смирнов. И вот эта книга — тоже. Так куда же делась вклейка?
— Сжег. Я испугался. Я хотел избавиться от всего, что… — тут он впервые посмотрел на Натаниэля. — После того как вы спросили насчет повода вечеринки и маскарада, — ну, тогда, через день. Когда мы пришли к Виктории, я вдруг понял, что меня очень легко выставить убийцей. Вы тогда сказали: «Отравление ядом». А у меня несколько пластиковых ампул из-под концентрата. И две пустые. Две! Я очень редко пользовался этим инсектицидом. Одной ампулы хватало надолго, и я точно помнил, что использовал именно одну — за весь сезон. И то — не полностью. На самом видном месте лежат. И маскарадный костюм этот…
Натаниэль кивнул — то ли принимая к сведению сказанное, то ли стараясь приободрить говорившего. Но Николай вновь уткнулся взглядом в пол.
— Это я ее убил, — повторил он безжизненным голосом. — Я ей рассказал — насчет ампул, насчет костюма. Дина сказала, что пойдет вечером к Смирновым — якобы в гости. А когда будет уходить, постарается пройти через ту виллу, рядом со Смирновыми. На которой я работал. И забрать все это. Туда можно было пройти через дом Аркадия…
— Вы там и переоделись для вечера? — спросил Розовски. — После того, как встретили паланкин с носильщиками?
— Конечно, где же еще? — Николай вяло повел плечами. — Переоделся, оставил костюм и вернулся в обычном.
— И вы не ссорились в день ее смерти, так? — произнес Натаниэль. — Поссорились вы накануне.
— Да, накануне, — Николай тяжело вздохнул. — Я ведь знал о том, что у Дины с Ариком когда-то был роман. Ну вот, мне и показалось, что она чересчур уж убивается по бывшему любовнику. Черт меня дернул сказать, что, мол, по мужу она так убиваться не будет… Знаете, я тогда крепко поддал, завелся. Как оно бывает… Ну, поругались. Покричали, потом помирились. А на следующий день пошли навестить Викторию. Неудобно как-то, на похоронах мы не были. Тут-то я и услышал. Насчет отравления. От вас. То, что это не самоубийство, я сразу понял — слава Богу, характер Арика я узнать успел, никогда бы такой человек не покончил с собой, тем более — вот так, на людях. Значит, либо несчастный случай — уж не знаю какой, ошибка, еще что-то… Либо убийство. А у меня в подсобке как назло этот чертов костюм и баллончики с отравой… — он замолчал, потом спросил, как показалось Натаниэлю, с надеждой: — Меня арестуют?
— Чего вас арестовывать… — буркнул Розовски, рассеянно перебирая лежавшие на журнальном столе книги. — Сами говорите — не виноваты. Не виноваты — значит, не виноваты… Вы уверены в том, что она разговаривала с Викторией? В тот вечер?
— Нет, не уверен, — ответил Николай. — Я ведь был уже под хорошей банкой. Может, и не с ней.
— Долго длился разговор?
— Не очень.
— Ну а кому принадлежала идея маскарадного вечера?
— Мне, — угрюмо ответил Николай. — Аркадий хотел, чтобы все выглядело ярко, эффектно.
— Что именно? — спросил Натаниэль, отвлекаясь от книг. — Что должно было выглядеть ярко и эффектно?
— Ну как — что? — Ройзман выглядел удивленным. — Коронация, разумеется!
Розовски, до того сидевший вполоборота, развернулся так, что у крохотной табуреточки едва не отлетели ножки. Он ругнулся, уставился на Николая. Маркин, не вставая с пола, тоже подался вперед. Это выглядело комично. Натаниэль посмотрел на вытянутое лицо помощника и вновь обратился к Ройзману.
— Диплом, — сказал он. — Что за диплом Аркадий держал в руке перед смертью?