Николай уселся на прежнюю скамеечку. После внезапного прилива бодрости, вызванного византийско-швейцарской историей, он вновь впал в оцепенение.
Натаниэль подошел к двери, молча поманил за собой Маркина. Они спустились вниз в маркинскую «Субару».
— Куда едем? — осведомился Саша.
— Никуда, — ответил Натаниэль. — Я хочу подумать. Недолго, минут пятнадцать. Можешь пока вздремнуть.
— А потом?
— А потом будет потом, — Натаниэль закурил, высунув руку с сигаретой в окно. — Потом мы посмотрим.
Натаниэль пускал дым, глядя рассеянным взглядом на стариков, продолжавших свою бесконечную игру в нарды. Сделав несколько затяжек, он отбросил щелчком недокурен-ную сигарету и извлек из бардачка пакет из плотной желтой бумаги.
— Это у тебя что? — поинтересовался Маркин.
— Фотографии, — коротко ответил Натаниэль. — Еле выпросил. Хочешь взглянуть?
Маркин кивнул. Розовски распечатал пакет.
Маркин внимательно изучал фотографии. Их было десять, все — сделаны во время злосчастного вечера. Некоторые Саша сразу же отложил в сторону — на них были изображены различные моменты торжества, показавшиеся фотографу интересными, но с точки зрения Маркина, ничего собою не представлявшие: музыканты в обезьяньих костюмах, слегка растерянные лица депутатов Кнессета, неведомым ветром занесенных на странную вечеринку, небольшие группы гостей.
Он отобрал четыре фотографии.
На одной из фотографий, сделанных с относительно большого расстояния — из дальнего угла двора — четко был виден паланкин и человек в маске в знакомом Маркину костюме. Рядом стоял еще один маскированный. Сидящим был Аркадий Смирнов, а стоящим — Николай Ройзман, только что ими оставленный. На другой — хозяин виллы, лежащий и без маски, с искаженным гримасой лицом. Та же фотография, но крупным планом. И еще одна — плачущая Виктория, рядом — Дина и Николай.
— И что ты на них разглядел? — спросил Маркин.
— На этих — ничего, — невозмутимо ответил Натаниэль. — Ничего нового, — он отобрал фотографии у помощника, сунул их в конверт. Вместо этого взял отбракованные Маркиным. Выбрал одну из них. — Лучше присмотрись вот к этим, — сказал он, — ну-ка!
Маркин послушно уткнулся в снимок. Обследовав с максимальной тщательностью каждый квадратный сантиметр глянцевой поверхности и даже попытавшись заглянуть на обратную сторону, он отрицательно покачал головой и вернул фотографию Натаниэлю.
— Ничего не видишь? — спросил Розовски.
— Ничего.
— А то, что в руках у какой-то дамы, скрытой от камеры чьими-то спинами, тот самый псевдогреческий керамический бокал, который затем оказался у покойника? Тоже не видишь?
— Где? — Маркин снова уткнулся в фотографию. — Где ты это усмотрел?
Натаниэль молча ткнул пальцем в правый верхний угол. После этого вытащил из бардачка лупу в пластмассовом футляре, протянул ее помощнику:
— На, смотри как следует.
— Да, похоже, что так… — чуть пристыженно протянул Саша. — Похоже.
— Не похоже, а он и есть! — Натаниэль сунул помощнику под нос ту из фотографий, которая запечатлела момент обнаружения несчастья. Возле руки лежавшего Аркадия Смирнова можно было разглядеть опрокинутый бокал. — Вот тут и тут, — Розовски черкнул ногтем по обеим фотографиям. — Да ты лупу возьми, не стесняйся! Видишь рисунок? Один и тот же. Во всяком случае, второго такого бокала там не было. Видимо, еще одна деталь игры. Бокал — имитация античной керамики. Греческой. Или что-то в этом роде.
— Совпадает с показаниями бармена, — заметил Маркин. — Насчет того, что бокал взяла женщина.
— Вот-вот. Ну, а теперь посмотри сюда, — Розовски протянул Саше очередную фотографию. На этот раз перед Маркиным оказался существенно увеличенный участок еще одного изображавшего общий план снимка. Маркин присвистнул: кубок перекочевывал из женской руки в мужскую.
— Нравится? — спросил Натаниэль. — То-то. Художественная работа, что ты хочешь — профессионалы, хоть сейчас на выставку…
— Откуда картинки? — полюбопытствовал Саша.
— Ты забыл — Аркадий ведь хотел подразнить прессу. Там на вечере имел честь присутствовать Амнон Герцог из «Хадашот а-ир». Вместе с фотографом.
Маркин вспомнил индийского раджу, бегавшего по двору с фотокамерой и вспышкой и всем действовавшего на нервы.
— Вот так, — закончил Розовски, вновь складывая фотографии в пакет. — Хорошо поддерживать с прессой теплые отношения. Он мне отпечатал копии. В обмен на обещание рассказать о результатах расследования.
— Ты ему расскажешь? — недоверчиво спросил Маркин.
— Может, и расскажу. Мало ли что придет в голову… — уклончиво ответил Натаниэль. — Вот что, поехали в контору. По дороге заглянем на пару минут к Баренбойму. Что-то у меня… — он вдруг замолчал.
Маркин встревоженно посмотрел на шефа.
— Зеев… — пробормотал Розовски. — Зеев — это же Владимир, правильно? А Натаниэль — Анатолий. Старая израильская традиция… Знаешь, Саша, можешь назвать меня идиотом. Загадка-то на поверхности лежит! Боже мой, как же можно быть таким слепцом… — он нетерпеливо похлопал Маркина по плечу. — Вылезай-ка из машины!
— Зачем? — опешил Маркин.
— Затем, что мне нужно уточнить кое-какие мелочи, а ты сейчас отправишься в контору и пригласишь на завтра вот этих господ, — он вырвал из блокнота лист и написал несколько имен. — Держи. На завтра, на десять утра.
Натаниэль, как обычно, чуть опоздал на утреннее собрание, так что, войдя в кабинет, застал всех в состоянии нервного ожидания. Правда, вслух выражал недовольство только инспектор Алон, раздраженно расхаживавший по кабинету. Но в молчании остальных явно чувствовалась полная солидарность с темпераментным полицейским.
Розовски вошел с независимым видом.
— Тысячу извинений! — заявил он. — Мой помощник все перепутал. Я просил его передать мое приглашение на одиннадцать утра, почему он назначил встречу на десять, для меня полная загадка, — Розовски укоризненно посмотрел на возмущенного Маркина. — Ну, неважно. По крайней мере, мы можем начать немедленно. Благодарю всех за то, что пришли сюда.
Виктория Смирнова, как и следовало ожидать, явилась вместе с адвокатом Нешером. Она по-прежнему носила траурную одежду. Безукоризненный костюм и чопорные манеры ее адвоката также не претерпели существенных изменений. Натаниэль улыбнулся в ответ на гневные взгляды адвоката, поздоровался с остальными присутствующими. У Сергея Венедиктова сохранилась лишь косичка, в остальном он уже не походил на молодого хиппи, выглядел тем, кем был — вполне преуспевающим бизнесменом сорокалетнего возраста: дорогой костюм, галстук — все это, несмотря на раскаленное дыхание Иудейской пустыни, доносившееся даже сюда. Николай Ройзман был все в той же черной ермолке и так же небрит. Он остался стоять, только прислонился к стене, рядом с Маркиным, занимавшим любимое угловое кресло.
Когда Натаниэль вошел, Венедиктов сказал:
— Извините, господин Розовски, я не успел подготовить регистр проектов, над которыми работал Аркадий. Ваш помощник позвонил так неожиданно.
— И слава Богу, что не подготовили. Ни черта бы я в нем не понял, только окончательно запутался.
Инспектор демонстративно посмотрел на часы.
— Да-да, — проговорил Розовски. — Да-да, пора начинать… — он зябко потер руки. — Должен сказать откровенно: расследование мое продвигалось в ложном направлении вплоть до недавнего времени. Меня все время сбивала с толка театральность происшедшего. Для того чтобы сразу покончить с этой стороной проблемы, давайте-ка послушаем господина Ройзмана, — повернувшись к инспектору, он добавил: — Я тебе переведу, Ронен. Прошу тебя, слушай внимательно и не перебивай, каким бы невероятным не казалось все происшедшее… Николай, пожалуйста, расскажите то, что уже рассказали нам — о дипломе, о конкурсе. И о том, кому и как пришла в голову идея вечера-маскарада.
Николай помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал:
— Месяц назад мне позвонил Аркадий. Он сообщил, что его идея с фондом «Регина Бизантейа» дала неожиданный результат…
По мере рассказа Ройзмана Натаниэль с удовольствием отмечал вытягивавшееся лицо инспектора. Когда Николай закончил говорить и неслышно вернулся на свое место, в салоне установилась напряженная тишина.
Первым пришел в себя Ронен — видимо, сказывалась психологическая закалка опытного полицейского.
— Ну… — он откашлялся. — Предположим, что все так и есть. С фондом, с титулом… Ты хочешь сказать, что смерть господина Смирнова связана с этой стороной его деятельности?
— Я так думал. До поры до времени, — ответил Натаниэль. — Мне показалась очевидной такая связь. Сами посудите, — он обращался не столько к инспектору, сколько ко всем остальным, — убийство произошло в момент шутовской коронации. Я предположил: что, если кто-то не хотел, чтобы Аркадий Смирнов оказался директором-распорядителем фонда? — Розовски посмотрел на внимательно слушавшего Сергея Венедиктова. — Вот, например, вы, господин Венедиктов. Вы недавно сказали: «Иная гуманитарная разработка приносит больше дохода, чем стопроцентно коммерческая операция. Просто в первом случае все происходит опосредованно».
Венедиктов удивленно поднял брови.
— Я это сказал? Возможно. Тем более так оно и есть на самом деле. Ну и что?
Натаниэль развел руками.
— Согласитесь: прекрасная возможность отмывки денег, — сказал он. — Правда, я не очень в этом разбираюсь, но мне так кажется. Международный фонд учрежден и возглавляется вашим представителем. Имеет базовый капитал около пяти миллионов долларов. Немало возможностей открывается. Но только в том случае, если директор-распорядитель согласен исполнять ваши распоряжения. Если же нет…
— То я должен его убить, — Венедиктов покачал головой и засмеялся. — Ну и ну. Извините, Натаниэль, но это бредовое предположение. Начнем с того, что меня в это время не было в Израиле. Это во-первых. А во-вторых — ну зачем, скажите, пожалуйста, мне устраивать такие театральные эффекты? Кроме того, я не знал всех этих подробностей — насчет титула, насчет Швейцарии. Я ведь вам говорил — последняя его поездка туда носила сугубо личный характер. Видимо, ему понравилась сама идея — встать во главе независимого фонда… Нет, что-то вас не туда занесло.