цом. — Скажите, господин Нешер, о чем вы с ней говорили в тот вечер?
Натаниэлю пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем Нешер отреагировал на него.
— Вы имеете в виду вечер ее смерти? — уточнил адвокат равнодушным голосом. — Да, говорил с ней я. Мне нужно было кое-что выяснить у госпожи Смирновой, и я приехал вечером к ней. Дверь была незаперта, но, когда я вошел, госпожа Смирнова спала. Рядом на столике стоял флакон со снотворным. Я не собирался задерживаться в доме. Но как раз в этот момент зазвонил телефон. Госпожа Смирнова продолжала спать — видимо, доза снотворного была достаточно велика, — и я снял трубку — сам не знаю зачем. Оказалось, звонила Дина Ройзман… — тут Нешер все-таки отвел взгляд в сторону. — Короче говоря, сразу же стало понятно, что она решила пойти на попятную. Ей вдруг стало жаль своего олуха-мужа, на которого обязательно должно пасть подозрение. Нужно было срочно принимать меры. Я назначил ей встречу в кафе «Апропо». Дальше, полагаю, вы знаете…
— Снотворное прихватили в доме Смирновых? — спросил Розовски.
— Да, на всякий случай…
— Ты… — Николай, с искаженным от ненависти лицом, ринулся было к Нешеру. Его перехватил Маркин. — Ты, сволочь! Все равно я придушу тебя собственными руками!
Цви медленно повернул к нему голову и взглянул прямо в лицо пустыми глазами.
— Дурак, — произнес он негромко, но внятно. — Откуда, по-твоему, я узнал о вашей идиотской затее с маскарадом? Откуда взялся яд? Ты ей вовсе не был нужен. И я ей не был нужен. Ей нужно было отомстить бывшему любовнику.
Николай внезапно обмяк и обессиленно опустился на заботливо подставленный Маркиным стул.
— Увы, Николай, — сказал Натаниэль участливым тоном. — Ничего не поделаешь, это в самом деле так. Ваша жена была соучастницей преступления. Соучастницей, а уж потом жертвой. Там, на фотографии — ее рука. Это она передает бокал с ядом господину Нешеру. Они познакомились достаточно давно. Если я не ошибаюсь, все в той же Швейцарии. Господин Нешер — или мы будем называть вас Орловским? Ну, неважно. Так вот, господин Нешер-Орловский ездил по туристической путевке от бюро «Евротур». А Дина Ройзман была гидом в этой группе. Когда приедете домой, внимательно рассмотрите фотографию на стене. Ту, где запечатлены швейцарские Альпы. Я вот только сегодня сообразил, почему лицо одного из туристов — на заднем плане — показалось мне знакомым…
— Все равно я убью его, — упрямо повторил Николай. В голосе его уже не слышно было ярости. Только усталость. Натаниэль некоторое время молча смотрел на него, потом вновь повернулся к Орловскому-Нешеру.
— Она хотела отомстить, — повторил детектив. — А вы? Что двигало вами?
Цви Нешер передернул плечами и криво усмехнулся.
— Я хотел спать спокойно, — ответил он. — Как ни странно это звучит. Аркадий постоянно намекал на ту старую историю. Когда в общежитии из окна его комнаты выбросилась девушка… — он провел по лицу обеими руками. — Его сначала хотели отдать под суд — непредумышленное убийство, кажется. Ему удалось доказать, что его в тот момент в комнате не было. Правда, он скрыл от милиции, кто был в комнате.
— Это были вы, — догадался Натаниэль.
— Это был я. Таня… Да, ее звали Татьяной… Она обкурилась плана. Захотела полетать… Я удержать ее не смог, сам был немногим лучше… — все это Нешер излагал бесстрастным голосом, словно зачитывал какой-то протокол. — Тогда я был благодарен Аркадию — за то, что он не назвал моего имени. За двадцать лет жизни в Израиле я уже забыл о той истории. Я сменил имя и фамилию, — он мельком глянул на Натаниэля. — Наверное, следовало проявить больше изобретательности.
— Верно, — сказал Розовски. — Немного нужно фантазии для того, чтобы просто перевести на иврит собственное имя[1]… Понятно. Вам показалось, что Аркадий, по приезде сюда, намерен вас шантажировать тем давним случаем.
— Показалось? — Нешер саркастически усмехнулся. — Что тут могло показаться? Ни одной встречи не обходилось без того, чтобы он не напомнил мне о той истории! Я уже сто раз жалел, что позволил родственникам в Москве дать ему мой номер телефона…
— Визитная карточка, — подсказал Натаниэль.
— Именно… — внезапно Нешер, до того державшийся прямо, обмяк. Будто из него вытащили стержень. Он покачнулся, оперся руками о стол. — Это было ужасно… — прошептал он. — Я не хотел убивать Дину. Она… Она была очень милой женщиной. Она мне нравилась… — ему никто не помог, все сидели в каком-то оцепенении и слушали. Даже инспектор Алон.
Цви Нешер сам поднялся, вытер рукой покрытый испариной лоб. Вновь заговорил — хотя никто ни о чем его не спрашивал. Голос его был очень странным, прерывающимся, будто от волнения, — и в то же время лишенным каких бы то ни было эмоций:
— Вы правы — мы познакомились в Швейцарии — я ездил туда с туристической группой, а она эту группу сопровождала. Вскоре после знакомства я узнал, что мы ненавидим одного и того же человека. И я подумал: это перст судьбы. А когда она пришла и рассказала о том, что Аркадий устраивает грандиозное празднество с маскарадом, я понял, что дождался своего. И Дина дождалась… Я не хотел ее убивать, — повторил он. — Но у меня не было выхода.
В полном молчании инспектор Алон подошел к адвокату и защелкнул на его руках наручники. Похлопал по плечу и молча указал на выход. Цви Нешер, словно внезапно проснувшись, обвел помещение растерянным взглядом. Именно помещение, он старательно избегал смотреть на людей, сидевших здесь. Медленным шагом двинулся к двери.
— Вы бы вернули Виктории записную книжку ее мужа, — сказал вдруг Натаниэль. — Вам-то она нужна была из-за од-ной-единственной записи — из-за вашего номера телефона. С прежним именем.
Цви Нешер остановился, повернулся к детективу.
— Я ее выбросил, — ответил он. — Вместе с этим чертовым швейцарским дипломом… — адвокат помедлил немного, потом спросил: — Вы давно меня заподозрили?
— С первой встречи, — хмуро произнес Натаниэль. — И знаете почему? Вы слишком настаивали на оправдании вашей предполагаемой подзащитной — госпожи Смирновой — за недостаточностью улик. Не за отсутствием состава преступления, а именно за недостаточностью улик. Вас не заботил тот факт, что таким образом на ее репутации остается пятно, понимаете? Вы очень торопились избавиться от этого дела. Очень. А вот насчет смены имени — только вчера. Я вдруг вспомнил, что это ведь очень распространенная израильская привычка: менять старое имя на новое. Владимир становится Зеевом, Анатолий — Натаном. А Григорий превратился в Цви.
После окончания расследования убийства в Кфар-Шауль прошло около полутора месяцев.
— Смотри, какой интересный конверт пришел сегодня, — сказала однажды Офра, высыпая на стол перед шефом утреннюю почту.
Действительно, среди десятка стандартных длинных конвертов, в которых обычно доставляют счета и которые Натаниэль имел обыкновение выбрасывать нераспечатанными, ссылаясь на забывчивость, лежал настоящий полиграфический шедевр. Его украшал тисненный золотом двуглавый орел, хорошо знакомый Натаниэлю.
— Откуда это? — спросила Офра с любопытством. — Из России? У них, по-моему, такой герб.
Натаниэль покачал головой.
— Нет, — ответил он с удовольствием. — Герб России — тоже двуглавый орел, но другой. Собственно, когда-то эти птички были похожи. Но в данном случае мы имеем дело, если можно так выразиться, с орлом, который приходится российскому орлу папашей. Это герб византийского императора.
— А что, есть и такой? — Офра удивленно подняла брови. — И где же его империя? В Африке? В Антарктиде?
— Везде! — торжественно ответил Розовски и вскрыл большой, почти квадратный конверт с пернатым гербом. В конверте оказалась плотная бумага, сложенная вдвое.
Развернув ее, Натаниэль прочитал (письмо было написано по-английски, от руки, каллиграфическим почерком):
«Уважаемый господин Розовски! Считаю своим долгом выразить искреннее восхищение Вашим профессиональным мастерством и тем, как энергично и точно раскрыли Вы запутанное дело с убийством господина Смирнова. Его Императорским Величеством Оттоном VI я уполномочен предложить Вам должность начальника службы безопасности императорской гвардии. В случае Вашего согласия Его Величество изъявил желание возвести Вас в дворянское достоинство. Сообщаю Вам также, что это означает одновременное пожалование Вам титула Патриция Империи и графа Трипо-литанского. Еще раз позвольте выразить свою признательность и восхищение.
Начальник канцелярии Его Величества Императора Византии Юлиана Оттона VI Палеолога
Джордж М. Хеллер,
вице-король Бактрии и Согдианы.
Айсбург, Швейцария, 12 июля 1999 года»
Натаниэль слегка обалдел, дочитав до конца это послание. Посмотрев на Офру, глядевшую на него с таким же изумлением, он понял, что читал вслух.
— Н-ну? — спросила Офра, откашлявшись. — Т-ты как? Согласишься?
— Я подумаю, — серьезно ответил Розовски. — Патриций Империи и граф Триполитанский. Неплохо звучит, правда?
Кир БУЛЫЧЕВ
ЗОЛУШКА
— Дашенька, Дашечка, лапушка, лапочка! — с таким криком по зеленой траве космодрома неслась, подпрыгивала, взлетала высоко в воздух и кружилась в вихре веселья Валерия Никодимка.
— Дашенька, Дашечка! — передразнил ее Паскуале, старый ворчун.
Она налетела на Дашу, как большая восторженная собака, как теплый шквал, как рой тяжелых, переполненных нектаром тропических бабочек.
Дарья не удержалась на ногах и сдалась напору жарких поцелуев и тесных объятий.
Они покатились по мягкой траве, и Даша только и могла повторять:
— Ну и толстая ты стала, Валерка, ну и толстая ты!
Они скатились с пригорка в ложбину, где росли стаканчики с мороженым, опасная выдумка Лаборатории Наслаждений, перемазались вишневыми сливками, а Паскуале стоял на пригорке и кричал:
— Только не ешьте, только не ешьте, мороженое еще не поспело! Животами будете маяться.