— Я бы на вашем месте уехал отсюда. Вам нет нужды появляться в суде. Все забудется, поверьте.
— Как она это сделала? — тихо спросил Дрейтон.
— Энсти прижал нож к ее горлу, надеясь, что страсть и его собственная неотразимость заставят ее молчать. Но не вышло. Линда вырвала у Энсти нож и пронзила ему легкое.
— Он был мертв, когда они вернулись домой?
— Не знаю. Думаю, она тоже не знает. Вероятно, это останется тайной. Линда бросила его в машине и поднялась наверх, к отцу. На другой день она не смогла пойти в гараж, и я ее понимаю. Отцу машина понадобилась бы еще не скоро, значит, и Энсти нашли бы не сразу. А Линда надеялась на чудо. Думаю, этим чудом она считала вас. Вы должны были помочь ей спрятать тело. Но мы опередили ее.
— Она уже приготовила для меня ключи от машины, — Дрейтон потупил взор и почти шептал.
— Приди мы получасом раньше, все было бы иначе, Дрейтон.
Констебль вскинул голову.
— Я никогда не поступил бы так.
— Даже если бы это привело к разрыву? Нет, я уверен, не поступили бы, — Уэксфорд откашлялся. — Что вы намерены делать теперь?
— Я не пропаду, — сказал Дрейтон. Он шагнул к двери. Осколок хрустнул под его ногой. — Вы разбили свое украшение, — вежливо проговорил бывший констебль. — Мне очень жаль.
В коридоре он надел свое байковое пальто и накинул капюшон, став похожим на средневекового оруженосца, потерявшего меч и решившего, что крестовый поход — пустая трата времени. Он пожелал доброй ночи сержанту Кэму, который знал лишь, что Дрейтон угодил в какую-то переделку, потом вышел в дождь и отправился к своему жилищу. Он мог бы обойти лавку Гровера стороной, сделав небольшой крюк, но не захотел. Дом был погружен во мрак, словно его бросили, и булыжники на дорожке напоминали мокрый пол пещеры.
Андрей ШАРОВ
ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ — ЭДГАР ПО?
В один из жарких летних дней 1841 года неподалеку от Уихокена, штат Нью-Джерси, из реки Гудзон было выловлено тело молодой женщины, оказавшейся двадцатиоднолетней жительницей Нью-Йорка, Мери Сесилией Роджерс, хорошо знакомой писателям, актерам и иным знаменитостям, которые любили заигрывать с ней в табачной лавке Джона Андерсона, расположенной в южной части Манхэттена. Все нью-йоркские газеты жадно набросились на страшную находку и принялись печатать ежедневные отчеты о следствии, превознося самоотверженные усилия полиции и выдвигая самые невероятные предположения касательно личности убийцы, ибо почти ни у кого не было сколь-нибудь серьезных сомнений в том, что несчастная продавщица сигар приняла свою смерть от руки лиходея.
Первым делом полиция, разумеется, заподозрила самого Андерсона — владельца лавки, который частенько провожал Мери домой по вечерам. Но, хотя табачник не смог представить убедительного алиби на тот день, когда исчезла и предположительно погибла девушка, его вскоре отпустили, поскольку следствие решило сосредоточить внимание на женихе Мери, Дэвиде Пейне, проживавшем в пансионе, которым владела мать убитой, в городке Хобокен, штат Нью-Джерси.
Первые вещественные доказательства по этому делу были найдены в прибрежном лесу. Ими оказались пояс для чулок, шарф, зонтик и носовой платок с инициалами «М.Р.». Трава на месте их обнаружения оказалась примятой, как будто там шла борьба. А несколько дней спустя на том же самом месте Дэвид Пейн покончил с собой, приняв слишком большую дозу лауданума — вытяжки из семян опиумного мака. «Так вот оно, это место! — гласила предсмертная записка Пейна. — Прости меня, Господи, за непутевую жизнь мою!» Однако, по мнению полиции, ни содержание, ни общий тон записки еще не доказывали, что молодой человек убил свою невесту. Вдобавок у него было надежное алиби. В итоге следствие зашло в тупик, хотя полиция и не оставила попыток раскрыть убийство.
Среди читателей этих газетных отчетов был и тридцатидвухлетний человек по имени Эдгар Алан По, к тому времени — автор шеститомного собрания стихотворений и коротких рассказов, принесших ему некоторую известность, но, увы, не богатство. На иждивении этого писателя, ныне считающегося создателем детективного жанра и знаменитого на весь мир, тогда была его молодая жена, больная чахоткой, и Эдгару приходилось содержать ее на 65 долларов в месяц — именно столько получал он как литературный редактор филадельфийского журнала «Грэм». Одновременно с редакторством По вел лихорадочный поиск прототипа, который помог бы ему продолжить трилогию детективных рассказов, начатую в том же 1841 году ныне широко известным произведением «Убийства на улице Морг». Поэтому гибель Мери Роджерс, если можно так выразиться, оказалась весьма «своевременной», ибо благодаря ей герой По, знаменитый ныне сыщик Огюст Дюпен, получил прекрасную возможность вновь блеснуть своим уникальным тогда в среде литературных персонажей дарованием. Правда, в рассказе Эдгара По Мери Роджерс получила имя Мари Роже, Нью-Йорк превратился в Париж, а седой Гудзон — в довольно спокойную Сену. 4 июня 1842 года По написал одному из друзей: «Показывая, как Дюпен разгадывает тайну убийства Мари, я на самом деле провожу строгий и дотошный разбор трагедии, случившейся в реальной жизни здесь, в Нью-Йорке. Я не упускаю из виду ни единого обстоятельства дела, подробно изучаю мнения и доводы наших газетчиков и доказываю (надеюсь, не без успеха), что они идут по ложному следу, а полиция, по сути дела, еще даже не бралась за раскрытие этого убийства. Я убежден, что мне удалось опровергнуть версию, по которой девушка стала жертвой преступной шайки, и даже указать читателю на истинного виновника ее смерти».
Рассказ «Тайна Мари Роже» печатался в трех номерах женского журнала с ноября 1842 по февраль 1843 года. Безупречная логика сыщика Дюпена (сиречь, самого Эдгара По) помогает ему вычислить убийцу-одиночку, некоего «смуглолицего» человека, морского офицера, в обществе которого Мари, она же — Мери, видели в последний раз. Именно с ним девушка сбежала тремя годами ранее и отсутствовала несколько недель. На этом рассказ и заканчивается. Эдгар По не раскрывает имени преступника, и в этом отношении «Тайна Мари Роже» разительно отличается от более ранних детективных произведений того же автора.
Интересно, почему?
Редактор рассказа никак не объяснил такую скромность (или скрытность?) писателя. В издательском примечании он сообщил лишь, что: «По причинам, которые мы не станем раскрывать, но которые покажутся очевидными большинству наших читателей, мы позволим себе изъять из переданной нам рукописи сведения о последствиях, к коим привело обнаружение Дюпеном весьма немногочисленных улик. По нашему мнению, стоит лишь вкратце сообщить, что в конце концов желаемая цель была достигнута» (Читай: преступник пойман.)
Правда ли это? Правда ли, что такое примечание действительно могло быть и было сделано редактором рассказа? Или, возможно, Эдгар По прибег к этому хитрому литературному приему, чтобы скрыть улики по уголовному делу, существовавшему в реальной жизни? Ведь, когда его рассказ был напечатан, полиция еще не раскрыла убийство Мери Роджерс.
Чтение газетных подшивок тех дней убеждает, что этот вопрос занимал американскую общественность. После публикации «Тайны Мари Роже» публика начала строить и высказывать самые разные предположения. В частности, что Эдгар По располагал гораздо более обширными сведениями и изложил в рассказе далеко не все. Давайте попробуем разобраться, мог ли сам писатель (не будем забывать: тогда еще просто один из членов пишущей братии, а не всемирно признанный гений) иметь какое-то отношение к смерти нью-йоркской торговки сигарами.
Помимо обстоятельств чисто литературных (вспомните строки из рассказа: «…удивительный поворот недавних событий нежданно открыл мне новые подробности, которые облекаются в подобие вынужденной исповеди»), существуют и другие, наводящие на мысль о возможной причастности писателя к этому темному делу. По жил в Филадельфии, но часто наезжал в Нью-Йорк и вполне мог приобретать табачные изделия у Мери Роджерс. Осмелимся пойти дальше и предположить, что молодой писатель, вполне вероятно, приударил за продавщицей в надежде получить все то, чего не могла дать ему юная, но тяжело больная жена. Но вот был ли Эдгар По способен на убийство? Прозябающий автор переживал не лучшую свою пору, страдая от бедности и недостатка читательского признания. К тому же он вел ожесточенную, но заведомо проигрышную борьбу с мучившими его всю жизнь алкоголизмом и, возможно, наркоманией, хотя пристрастие По к дурману — отнюдь не достоверно установленный факт, а лишь предположение ряда историков литературы. Как бы там ни было, и друзья, и родные считали его человеком больным если не душевно, то уж во всяком случае телесно. Тогдашнее состояние По нашло отражение в образах созданных им персонажей. Все до единого — оголтелые себялюбцы, волей автора предающиеся причудливым страстям, как кладоискатель Легран, или извращениям, включая садизм и маниакальное убийство ради удовольствия. Если вчитаться в рассказы этого мастера «ужастика», станет ясно, что и сама смерть в его представлении была наделена некой неодолимой притягательной силой. Могли Эдгар По в состоянии душевного расстройства дать волю темным страстям, которые прежде всеми силами подавлял, позволяя им выплескиваться лишь в страшных деяниях безнравственных вымышленных людей, населявших страницы многих его произведений?
Психологи уже давно утверждают, что преступникам свойственно невольно давать следователям некие подсказки, приводящие к их изобличению. Не будем лезть в дебри наук и лженаук и поверим на слово означенным психологам, убежденным, что-де всякий злодей подсознательно жаждет кары. Мог ли и Эдгар По повиноваться этому тайному и, на мой взгляд, весьма сомнительному стремлению, когда намекал в рассказе, что ему известно имя убийцы? Причем намекал на редкость прозрачно. Если помните, душегуб был «смугл». Ну, а сам По? Смуглый до черноты, темноволосый, с длинным чуб