— Мы их знаем практически с детства, — пояснил Удалов.
— Я с Савичем в школу ходил.
— Что вы мне хотите доказать? — удивился Минц. — Что люди не меняются или что все, кто ходил с тобой в школу, застрахованы от ошибок и лишены недостатков?
Удалов не стал спорить. Спор получился бы пустым. Из класса Удалова вышел один полковник, один секретарь обкома в Томске, а двое отсидели в тюрьме. Это о чем-то говорит? Ни о чем.
— Так какая идея посетила вас на стадионе? — спросил Саша Грубин.
— Очень смешная, — признался Минц. — Чудесная идея. Я решил удовлетворить обе просьбы!
— Два магнитофона поставишь? — спросил Удалов.
— Что мы видели на стадионе? Мы видели недостаточно, — сказал Минц. Он стоял перед ними, выставив живот, сплетя пальцы рук за спиной и покачивая лысой головой. — Мы видели туман и части человеческих тел. И я вспомнил, что подобная картина привиделась мне сегодня утром в этом кабинете. Я тогда работал с вирусом «Н-5», генетическим уродцем, который мне удалось выделить во время поездки к небольшому озеру Чистому в районе закрытого города Малаховка-18. В это озеро в течение последних сорока лет сбрасывали атомные отходы несколько секретных заводов и военно-исследовательских институтов. И тем не менее в этом озере смогли выжить три типа вирусов, штамм одного из них послужил основой для вируса «Н-5». Понятно ли я рассказываю, дорогие друзья?
— Непонятно, зачем ты нам это рассказываешь, — признался Удалов. — А в остальном понятно.
— Сейчас объясню. Обнаружилось, причем совершенно неожиданно для меня, что предметы, обработанные этим вирусом, в значительной степени теряют… теряют…
Минц поднялся со стула и подошел к большому рабочему столу. Он принялся шарить по нему ладонями, как слепой, отыскивающий чернильницу.
— Так я и думал! — воскликнул он, нащупав нечто невидимое и подняв двумя пальцами. — Видите?
— Нет, — откликнулся Грубин.
— Что и требовалось доказать! Этот платок сегодня утром был обыкновенным. Днем, когда мы уходили на стадион, он частично потерял видимость, как футболист в тумане. Сейчас же он стал совершенно невидимым.
— Не может быть! — обрадовался Удалов. — Значит, теперь разрешена загадка невидимости, над которой бились несколько тысяч лет лучшие умы планеты?
— Не так громко, мой друг, не так громко. Лучшие умы бились над чем угодно, но не над культурой вируса «Н-5», что означает «Невидимка, пятый штамм». Над ней бился ваш покорный слуга.
— Надо скорее поделиться с человечеством!
— Зачем? — Минц приподнял левую бровь. — Зачем, коллега?
— Чтобы невидимость стала… — и Удалов осекся. Ему в голову приходили различные способы использовать невидимость в быту и общественной жизни, но были они в лучшем случае неправильными. В воображении Корнелия возник невидимый шпион, подкрадывающийся к заводу, невидимый враг, переползающий нашу границу, невидимый вор, вторгающийся в мирный дом… Но если наоборот?
— Наоборот? — прочел мысли Удалова Минц. — Пускай наш вор ползет в ночи и грабит дома? Пускай наш невидимый шпион или наш невидимый сержант… тебе приятнее?
— Как патриоту приятнее, — признался Удалов. — Но как нормальному человеку — не по себе.
— Вот и я не спешу выпустить джинна из бутылки, — сказал Минц. — Надо еще очень крепко подумать. А пока пускай у меня появятся подопытные кролики…
— Савичи?
— Савичи. По крайней мере вреда не будет. Вместо магнитофонов предложим им шапки-невидимки.
— И они навсегда останутся невидимыми? — спросил Грубин.
— По моим расчетам продолжительность жизни вируса в свежем воздухе — трое суток. Так что Савичи и испугаться не успеют.
— За трое суток может многое произойти, — тихо промолвил Грубин.
О, как он был прав!
Но, охваченные весельем, представляющие себе, в каком смешном положении окажутся взаимно подозрительные супруги Савичи, как они будут наказаны за недоверчивость, друзья Грубина не прислушались к предупреждению Кассандры…
На следующий день Минц позвонил Савичу и назначил ему свидание на двенадцать часов дня.
Тот примчался, потный, несмотря на то, что день был прохладен, ветер принес с севера холод наступающей осени, а птицы спешили к югу, летя зигзагами, чтобы не подстрелили.
— Где? — спросил он с порога. — Она опять пришла в двенадцать! И от нее пахло мужскими духами «Арамис»! Где микрофон?
Савич все еще работает фармацевтом, и потому у него сохранилось профессиональное обоняние.
— У меня есть для вас средство получше, Никита, — сказал Минц. — У меня есть для вас шапка-невидимка.
И он протянул Савичу пустую раскрытую ладонь.
— Шутки в сторону! — возмутился фармацевт. — Я переживаю душевный излом и не намерен подвергаться…
— Возьмите и наденьте!
В голосе Минца звучала сталь. Савич сразу поскучнел и сдался. Он протянул толстую веснушчатую руку и неожиданно обнаружил, что его пальцы коснулись материи. Невидимой материи!
— Наденьте!
Савич расправил невидимую ермолку и надел на голову. И тут же обернулся в поисках зеркала.
— Не ищите, — остановил его Минц. — Невидимость наступит через некоторое время. И тогда вы сможете всюду незаметно следовать за своей якобы неверной супругой. Но я вас в последний раз предупреждаю — слежка за близкими людьми еще никого не доводила до добра. Лучше поговорите с женой, обнимитесь, покайтесь!
— Никогда! — отрезал Савич и, забыв поблагодарить профессора, пошел прочь.
Минц не расстроился. Он знал цену человеческой благодарности. Он лишь печально улыбнулся и начал вырезать из второй половины невидимого платка круг, а затем сшил его в форме ермолки. Он ждал клиентку.
Клиентка, то есть Ванда Казимировна Савич, директор супермаркета, прибежала, как только ее магазин закрылся на обед. Она пришла не с пустыми руками — принесла две банки зеленого горошка и пачку жевательной резинки без сахара «Стиморол». И с порога сказала, что жвачка очень помогает от кариеса.
— Слушайте, Ванда Казимировна, — сказал Минц. — Я вам предлагаю средство, с помощью которого вы сможете выслеживать своего неверного мужа, не боясь опознания.
— И как же?
— А вот наденьте эту шапочку, — Минц протянул к Ванде раскрытую пустую ладонь, — вскоре вы станете невидимой.
— А что… — задумалась вслух Ванда, — это выход!
Она была куда сообразительней Савича, потому, может, и достигла в жизни больших успехов.
Не удивившись, она взяла с ладони Минца невидимую ермолку, надела на все еще густые и даже буйные черные волосы и сразу направилась к зеркалу, которое отыскала без подсказки хозяина. Она встала перед зеркалом, уперев объемистые сильные руки в крутые бока, и спросила:
— И когда начнется?
— К вечеру, — ответил Минц.
— Отлично, — сказала Ванда. — Мой как раз намылится… а это не вредно?
— Нет, это безвредный вирус, — сказал Минц.
— Раньше про СПИД тоже думали, что безвредный вирус, — сказала Ванда. — Сколько я вам должна, профессор?
— Мне достаточно вашей благодарности.
— Еще лет десять назад я смогла бы вас отблагодарить, — откровенно призналась Ванда. — Сейчас мои прелести упали в цене до нулевой отметки.
В тот день Савичи возвратились домой пораньше. Каждый из них опасался, что начнет становиться невидимым на людях. Дома они были внезапно вежливы, Ванда даже сделала суп из американского пакетика и пюре «Анкл Бенс» с негром на обложке.
— Ты вечером дома? — спросила она за обедом.
— Не знаю, — искренне ответил ее муж. — А ты?
— Тоже еще не знаю, — откликнулась Ванда.
Когда она мыла после обеда посуду, Савич заглянул в ванную и вдруг со сладостным ужасом увидел, что верхняя часть его головы, там, где располагались недавно редкие пегие волосы, куда-то исчезла.
Начинается…
На глазах происходило его превращение в человека-невидимку. Уже исчез лоб, вот пропадают куда-то глаза… Чем же смотреть теперь?
— Ты долго еще будешь там сидеть? — крикнула из кухни Ванда.
— Одну минутку!
На всякий случай Савич накинул на голову полотенце и стал похож на бедуина в пустыне Сахара.
Он метнулся в прихожую и оттуда неубедительно крикнул жене:
— Мне надо на полчасика выйти! Я забыл в аптеке книжку!
Хлопнул дверью и кинулся вниз по лестнице. Полотенце он оставил на столике в коридоре, и оно начало постепенно исчезать: вирус пережил период адаптации и теперь принялся за работу.
Ванда пожала плечами. Пожалуйста, подумала она, беги в свою аптеку. Но тебе еще рано на свидание. Ты еще вернешься домой надеть галстук и причесать последние перышки. А я пока подготовлюсь…
Она прошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Зрелище оказалось ужасным, и не будь Ванда человеком сильной воли, она бы упала в обморок.
Оказалось, у нее начисто отсутствует верхняя половина головы. То есть голова начинается с середины носа вниз, а сквозь бывший лоб можно увидеть заднюю стену ванны и приоткрытую дверь.
Слава Богу, подумала Ванда, что мой чудак убежал. Хороша бы я была с половиной головы. Он бы точно решил, что я сошла с ума, вызвал бы «скорую» — вот бы тут началось!
Ванда смотрела, как постепенно линия невидимости опускается все ниже. Пока она размышляла, вирус уже съел ее щеки, верхнюю губу и зубы… А ведь даже интересно, подумала Ванда. Но не стоять же мне у зеркала. Давай-ка я пока посмотрю новости по телевизору.
Она уселась у телевизора и, несмотря на то, что ее подмывало снова кинуться в ванную, продержалась в кресле десять минут.
И только когда заметила, что лишилась рук, поспешила к большому зеркалу.
Это было бы смешно, если не было бы странно: Ванда начиналась от пояса. Выше пояса Ванды не оказалось. Ну, молодец же этот Минц! Надо будет ему сделать подарок!
Ванда, как зачарованная, следила за постепенным исчезновением ее остатков. И тут услышала, как в двери поворачивается ключ: возвратился Никита.
Но нельзя, чтобы он увидел ее ноги без туловища!