— Почему? — Андрей так хотел получить ответ, что нежно погладил Анжелу по гладкой лайкровой коленке.
— А сам не знаешь? — она мило улыбнулась и вскинула на него глаза. — Боялась, что ты даже не захочешь взять телефон…
Они посмотрели в глаза друг другу, но эту трогательную сцену прервало нетерпеливое покашливание Федора.
— Давайте продолжим, после будете друг другом любоваться.
— А чего продолжать, — вместо Анжелы ответил просветлевший Андрей, — по-моему, и так все ясно…
— А вот мне неясно, что именно делала твоя дама в момент убийства, когда — по ее собственным словам — видела меня неподалеку от того самого места?
Это был самый тяжелый вопрос — и Андрей мгновенно уловил, как напряглась сидевшая рядом Анжела. Виктор перестал ходить и приблизился, а Федор и так не отрывал глаз от ее лица.
— Я не убивала никакой Констанции Бонасье, — после некоторой паузы, с трудом сглотнув слюну, попыталась пошутить Анжела, — ну что вы все так на меня уставились? Сейчас к смертной казни приговорите? «Господин д’Артаньян, какого наказания вы требуете для этой женщины?»
— Но ты видела Еву? — осторожно спросил Андрей, чувствуя, что они как-то незаметно приблизились к самой разгадке трагедии.
Анжела резко мотнула головой — этот знак можно было понять как угодно — и жадно затянулась сигаретой.
— Ну так что? — мягко, но настойчиво поинтересовался Федор.
— Не хочу говорить при нем, — вдруг сказала Анжела, резко кивнув на Андрея, — пусть выйдет, тогда я вам все расскажу.
Приятели недоуменно переглянулись.
— Андрей… — произнес Федор.
Тот пожал плечами, встал и, уже выходя из комнаты, еще раз оглянулся на Анжелу, которая ответила ему настороженным взглядом. Виктор, проводив его, плотно прикрыл дверь. Андрей прошелся по кухне, закурил, а затем попытался прислушаться к тихим голосам. Однако, так ничего и не разобрав, снова пожал плечами и покачал головой. Она его стесняется, это хорошо, но что такого она могла сделать, чтобы стесняться? Ведь не убила же она Еву, в самом-то деле!
Тем временем голоса в соседней комнате становились все громче, но это были мужские голоса — Виктор в чем-то обвинял Федора, а тот яростно оправдывался и ругался. Андрей метался по кухне, не зная, на что решиться, и тут вдруг раздался пронзительный женский крик. Он мгновенно кинулся в комнату и застал там немую сцену — Анжела продолжала сидеть на диване, с изумлением наблюдая за разъяренными Виктором и Федором, которые стояли друг против друга, сжимая кулаки. Женский крик продолжался, но кричала совсем не Анжела — это в очередной раз скандалили супруги с третьего этажа.
Глава 18, Змеиная кожа
Елена Борисовна была немало озадачена всем происходящим. Это можно было бы воспринять как чью-то странную шутку, однако… Сначала она думала, что произошла какая-то ошибка, поэтому, стоило мужскому голосу произнести: «Я по объявлению», как она тут же заявляла: «Вы неправильно набрали номер» и вешала трубку. Однако, когда один из абонентов проявил настойчивость, перезвонил еще раз и, назвав ее по имени-отчеству, точно продиктовал номер телефона, оказалось, что никакой ошибки нет. Более того, он прочитал Елене Борисовне и само объявление, после чего она изумилась еще больше. С одной стороны, все это выглядело как издевательство, но с другой… как лестно было слышать: «Стройная очаровательная женщина не старше сорока лет охотно познакомится с интеллигентным джентльменом, который окажется достойным ее темперамента и интеллекта. Сексуально озабоченных юношей просят не беспокоиться». Конечно, последняя приписка про юношей ее несколько смутила, тем более что и среди «джентльменов» оказалось немало «озабоченных». Однако с этих пор она перестала вешать трубку и, продолжая ломать голову над тем, кто же это ей так удружил, из одного только любопытства, стала внимать разнообразным мужским голосам.
Вскоре, поругавшись с одними и мило побеседовав с другими, она составила забавную классификацию всех своих абонентов. Первыми в этой классификации шли агрессивные «хамы». Этим обладателям самых неприятных голосов ничего не стоило, даже не поздоровавшись, заявить примерно следующее: «Ну что, мать, ты готова? Я беру пузырь и выезжаю, а ты пока порежь закуску и разбери нам постель».
Сначала Елена Борисовна цепенела от ужаса, бросала трубку и несколько часов подряд не подходила к телефону. Потом она избрала другую тактику и самым холодным тоном объясняла «товарищу», что ему следует поискать где-нибудь в другом месте. Вскоре, однако, неугомонные хамы довели ее до того, что она стала материться не хуже кладовщицы. Самое интересное, что, услышав «родную речь», хамы моментально добрели, а некоторые даже перезванивали для того, чтобы извиниться и «поговорить по душам».
Второй тип по вежливости обращений мало чем уступал первому и назывался он «кавказцы». Эти дети гор порой принимали Елену Борисовну за диспетчера службы «досуга» и радостно кричали своими гортанными голосами: «Скажи, мамаша, сколько стоит дэвочка?» Ну, от них Елена Борисовна быстро нашла противоядие. Купив номер «Московского комсомольца», она стала говорить следующее: «Вы знаете, телефон нашей фирмы поменялся, поэтому перезвоните по следующему номеру…» — и давала телефон первой попавшейся фирмы досуга.
Третьими в ее списке шли те самые «озабоченные». Эта категория была достаточно разнообразной. Иногда ей просто предлагали «побеседовать на эротические темы, а то все эти телефонные службы такие дорогие»; иногда начинали вежливо интересоваться ее темпераментом и тем, какого рода «интеллектуальный секс» ей нравится. Иные были весьма развязны и громко похвалялись размером своего «сексуального интеллекта», другие, напротив, оказывались весьма застенчивыми и, произнеся «добрый вечер», робко умолкали, так что Елене Борисовне порой даже приходилось задавать наводящие вопросы. Благодаря таким вопросам она выяснила удивительную вещь — самыми одинокими мужчинами оказались повара. Видимо, они подходили к браку с более утонченными запросами, чем остальные представители мужского пола, остро нуждающиеся в том, чтобы им кто-то готовил.
Наконец, четвертую и самую малочисленную категорию составляли так называемые «нормальные люди». Лишь где-то в конце второго дня ей позвонил первый интеллигентный человек, который вежливо представился, рассказал о себе и попросил свидания. Елена Борисовна, увлеченная борьбой с первыми тремя категориями, несколько растерялась и сказала, что подумает. А действительно, почему бы и нет? Но тогда получится, что она собирается изменить своему дорогому Федору? Ну и что — он-то ей изменяет! А что, если заставить его ревновать?
Короче, на следующий день она позвонила Родионову, честно рассказала ему о «какой-то странной ошибке» и попросила совета. К ее изрядной досаде, Федор отнесся ко всему этому крайне спокойно и даже сказал, что «раз уж так получилось, то почему бы и не попробовать?» — он, дескать, ничего не имеет против. После этого Елена Борисовна мгновенно рассвирепела, обозвала своего возлюбленного «старым пропойцей» и решила, что обязательно познакомится с первым же интеллигентным человеком, который ей теперь позвонит.
Случай не замедлил представиться, и уже на следующее утро ее ждал новый звонок. О, это был совершенно роскошный мужской баритон, от которого она невольно разомлела. Собеседник называл ее «сударыней», делал самые изысканные комплименты ее голосу и манерам, уверял, что «всю жизнь мечтал познакомиться с такой обаятельной женщиной»; а, когда они уже договорились о встрече, описал себя так, что Елена Борисовна поневоле затрепетала и бросилась собираться. По счастливому совпадению ее абонент жил неподалеку, так что они договорились встретиться спустя час на знакомой им обоим автобусной остановке.
Нарядившись так, словно от этого свидания зависело ее будущее, Елена Борисовна явилась на остановку, опоздав — как и полагается порядочной женщине — ровно на десять минут. Однако никого еще не было, не считая двух старушек и потрепанного невысокого мужичонки в старом вельветовом пиджаке и нелепо повязанном галстуке. «Стройный и симпатичный» незнакомец явно заставлял себя ждать — и это ее слегка раздосадовало. Ну, может быть, обладатель этого изумительного баритона задержался лишь потому, что решил преподнести ей букет самых роскошных роз и сейчас подъедет на такси?
— А… гм, это, вы не скажете, который час?
Елена Борисовна небрежно оглянулась на топтавшегося мужичка и бросила через плечо:
— Десять минут второго.
— Спасибо… а это… того…
— Извините, но я жду, — холодно отрезала она, но не успела отвернуться, как обомлела от ужаса, услышав свое имя.
— Это, как его… Елена Борисовна это вы?
Несколько секунд она пристально рассматривала этого морщинистого мужичка самого неопределенного возраста. Да нет же — он на целую голову ее ниже и, кроме того, это явно не тот голос! А может, ее незнакомец не смог прийти и прислал сообщить ей об этом? Лелея эту последнюю надежду, она слабо кивнула.
— Да, это я. А вы, простите, кто?
— Я, это, Михаил… я звонил вам сегодня утром и уж полчаса как поджидаю…
— Это — вы? — Елена Борисовна была в таком ужасе, что задала этот вопрос излишне громким тоном и, тут же спохватившись, оглянулась по сторонам.
— Ну я… а чего?
— Но, простите, вы же бомж!
И тут мужичок настолько смутился, что даже отвел глаза. Никогда еще Мишуку не говорили «вы — бомж», поскольку привычное обращение обязательно включало матерный эпитет — «бомж гребанный». В глубине души он даже пожалел, что согласился на эту авантюру, к которой его склонил вчерашний знакомец.
А дело было так. Вчера он как обычно направился в знакомый пивной бар, где на этот раз удачно познакомился и не менее удачно выпил на холяву. Знакомого звали Эдик — и это был невысокий пронырливый мужичок с хитрыми, глубоко посаженными глазками, делавшими его похожим на хорька. Хотя, по его словам, ему еще не было сорока, выглядел он намного старше, зато был одет как щеголь — новые джинсы, кожаная куртка, ковбойские сапоги на каблуках. Они с Мишуком настолько быстро наладили душевный контакт и настолько быстро — как любил выражаться сам Мишук — «понеслась