ИСКАТЕЛЬ 2000
№ 8
Содержание:
Анатолий КОВАЛЕВ
ЛОВУШКА
Повесть
Кир БУЛЫЧЕВ
ИЗ ОГНЯ В ПОЛЫМЯ
Рассказ
ДОРОГИЕ НАШИ ЧИТАТЕЛИ!
В 2001 году начнут выходить два новых журнала — «Фокус-покус» (ориентирован главным образом на детей) и «Детективы «Искателя» (это издание относится к чисто детективному жанру).
Подписка на новые журналы начинается с 1 сентября 2000 года.
Со следующего номера «Искателя» возобновляются рубрики «Мир Курьезов» и «Обмен». Учитывая ваши просьбы, мы проведем в недалеком будущем очередной розыгрыш лотереи на знание вами жанров детектива и фантастики. Награды найдут своих героев.
Еще мы хотели бы получить от вас отзывы о лучших произведениях, опубликованных в этом году во всех наших изданиях. Писатели, чьи произведения будут повторяться в ваших письмах чаще других, будут отмечены редакцией специальными призами.
В 4 номере «Мир Искателя» читайте изящный детектив Керен Певзнер «Смерть саксофониста»; документальный детектив Кира Булычева «Тайна графа Эрролла», а также фантастическую повесть Павла Амнуэля «Каббалист».
«Заповедник смерти» — так называется повесть Василия Головачева, которая вошла в 4 номер журнала «Библиотека «Искателя».
«Фокус-покус» — 38166,
«Детективы «Искателя» — 38304,
«Искатель» — 70424, 42785 и 40940,
«Мир «Искателя» — 40920,
«Библиотека «Искателя» — 42827,
детский журнал «Колокольчик» — 79035 («Пресса России»),
26089 (Роспечать).
Эти издания можно приобрести и в редакции.
Анатолий КОВАЛЕВ
ЛОВУШКА
Я в отчаянии, Люда! Люда, я в отчаянии! У меня остался последний шанс, и теперь только судьба распорядится, кто кого. Пять лет назад мне повезло. Ты помнишь мое тогдашнее состояние? Я был на грани… Этот тип мне звонил каждый день в одно и то же время, в восемь тридцать утра. Поднимал меня тепленьким с постели. Он задавал всегда один и тот же вопрос: «Витя, когда?». Осторожничал, гад! Боялся, что телефон прослушивают. Ни слова, ни звука лишнего! «Витя, когда?»
Я не знал «когда». Вернее, догадывался, что никогда, но таким ответом мог бы подписать себе смертный приговор. Я мямлил что-то несуразное, всячески тянул время. Мое не проснувшееся сознание в такие минуты могло подкинуть совершенно фантастическую идею немедленного получения денег. Он не верил ни единому слову и на следующее утро звонил опять.
Я ненавидел своего кредитора до рвоты, я желал ему мучительной смерти. А еще его жене, детям и всем близким и дальним родственникам. Я выкалывал ему глаза, вспарывал брюхо, отрезал гениталии… Ночью так здорово фантазируется, а наутро — «Витя, когда?». И монстр, бушевавший в тебе всю ночь, превращается в безропотного пацана, тупого двоечника, не выучившего таблицу умножения.
И снова урок математики. «Счетчик» щелкает каждый день. И летят, летят доллары. Куда они летят, эти мифические доллары? У меня никогда не было таких денег. Мои доходы от продажи книг не составляли и десятой части этой суммы!
Впрочем, что я тебе рассказываю. Ты сама все помнишь. Ты была тогда рядом. Целыми днями стояла с лотком на Невском и продавала эти гребаные альбомы по живописи. Ты работала без выходных. Ты радостно сообщала мне, за сколько ушел Дюрер, а за сколько Кранах. Ты выгребала все до копеечки, второй месяц не получая зарплаты. И ты, конечно, знала, что это бессмысленные деньги, что нам с тобой никогда…
Потом ты меня часто спрашивала, куда делся мой кредитор, почему он мне больше не звонит. Я придумывал разные отговорки, я скрывал от тебя правду. Ты начинала о чем-то догадываться, но боялась собственных догадок. Мы больше не торговали альбомами по живописи. У меня теперь был другой бизнес.
Если бы ты меня любила по-настоящему, то есть слепо, без мелочной подозрительности (я знаю, что такая любовь существует), мы бы не расстались и по сей день. Но ты задавала слишком много вопросов. Ты хотела знать, откуда я беру деньги, а я отвечал: «Не твое дело!» Конечно, грубо по отношению к женщине, которая пожертвовала для тебя всем. Но грубость ты терпела и терпела обман. А вот пакетик с героином, который обнаружила в подкладке пиджака…
Ты больше не нуждалась в моих объяснениях, оставила записку на столе и исчезла навсегда. Да, я торговал наркотой и занимаюсь этим до сих пор. При этом не сел на иглу, как некоторые. Остался тем же нормальным мужиком, и даже в какой-то степени интеллигентом. (Не подумай, что набиваюсь в женихи. В моем положении это глупо.)
Не знаю, связала ты как-нибудь тот пакетик героина с неожиданным списанием моего долга или нет, но все в этом мире взаимосвязано. Может, ты подумала, что я стал рабом моего кредитора и готов ради него на все? А с человеком, падшим так низко, не стоит связывать свою судьбу? Если ты так подумала, то почти была права. Но это самое «почти» и довело меня нынче до отчаяния.
В одном прекрасное утро, когда ты ушла на Невский, а я опять не смог ответить ничего путного на вопрос: «Витя, когда?», мне позвонил один кореш. Странный звонок. Я даже имени этого парня не помнил. Познакомились в пивном баре. Виделись еще раза три, не больше. Короче, приятель приятеля, подобных знакомств у меня уйма.
«Говорят, у тебя проблемы?» — начал он без лишних разговоров. Я обрадовался, что могу в очередной раз поплакаться в жилетку, ведь многие, прознав о моих делах, избегали меня, словно я — спидоносец. На помощь с его стороны я не рассчитывал, разве что на сочувствие. Это тоже не мало, когда ты на грани…
«Сколько ты ему должен?» Парень, в отличие от кредитора, называл вещи своими именами. Мне терять было нечего, и я сказал ему цифру. «Ты готов заплатить половину этой суммы, чтобы отправить твоего кредитора на тот свет?» — с ходу предложил он. «Я и трети не наскребу». Тогда я не принял его слова всерьез. Парню хотелось показать, как он крут, поиграть в американское кино. Что ж, я не против, хоть какое-то разнообразие.
Он предложил встретиться вечером в пивнушке на Пестеля. Кажется, там мы и познакомились.
«Я поговорил с одним важным человеком, — сообщил он мне за кружкой пива, — твое дело можно уладить». — «Каким образом?» — «Мы утром уже об этом говорили». — «Ты собираешься его?..» — «Нет, не я, найдутся другие исполнители». — «Но у меня нет денег». — «Это плохо. Это очень плохо». Парень напускал на себя важный вид, и мне время от времени хотелось рассмеяться. Подобные экземпляры не редкость в наше время, а демонстрация крутизны всегда нуждается в зрителях. «Один важный человек заинтересован в твоей дальнейшей судьбе, — продолжал он, — но если у тебя нет денег, то придется поработать на этого человека».
Я не верил своим ушам. Кто-то нуждается в моей рабсиле, когда кругом полно безработных. То же самое я предлагал моему кредитору — отработать свой долг, но он только посмеялся надо мной. «Ты же хлюпик, интеллигентишка, а в моем деле нужны парни с крепкими нервами».
«Если ты согласен, — продолжал мой спаситель, — тогда твоему кредитору осталось жить несколько часов». Он загадочно при этом улыбался и чертил на столешнице пустой кружкой круг.
Я был согласен на все, лишь бы не слышать каждое утро, в восемь тридцать: «Витя, когда?» Я даже не поинтересовался, какая работа меня ожидает. Я не боялся работы.
Парня звали Алексом. Он позвонил через сутки и сообщил, что своего кредитора я могу навестить в морге и что долг платежом красен. Так я стал мелкооптовым торговцем наркотиками.
Первые два месяца всю выручку я отдавал Алексу, а потом мне дали заработать. Тогда-то и появились у тебя вопросы. Ты, конечно, решила, что я начал баловаться наркотой. У Алекса было желание посадить меня на иглу. И после твоего ухода я мог бы сломаться, уже начал курить анашу, но меня остановил смешной случай. Или теперь он кажется смешным?
Как-то прогуливаясь по делам в районе Университетской набережной (догадываешься, какие дела, ведь студенты — мои потенциальные покупатели), я встретил Марка Майринга. Знаю, что это имя тебе ни о чем не говорит. Ты будешь долго удивляться, но это мой двоюродный брат. Сейчас объясню. Моя тетка, папина сестра, вышла замуж за еврея, после чего вся семья от нее отвернулась, а мой папаша даже проклял сестру. Я некоторое время не подозревал о существовании двоюродного брата, хотя тот появился на свет двумя месяцами раньше. Мы впервые столкнулись уже подростками. То ли мой папаша к тому времени смягчился, то ли ему что-то надо было от этого Майринга, а ради выгоды он всегда поступался принципами. Короче, тетку с мужем и сыном пригласили к нам в гости. Марек мне тогда не понравился. Угрюмый, молчаливый, каждое слово взвешивает. Я любил веселых и словоохотливых. К тому же папаша в тот вечер окончательно поссорился с теткой. Краем уха я слышал, что они спорят об Америке. Мы тогда жили в Алма-Ате, и мой отец мечтал о сладкой западной жизни, а родители Марека, видно, не разделяли его устремлений.
С братом Майрингом я сталкивался еще несколько раз, на студенческих тусовках. Он учился в медицинском. Наше общение носило характер мимолетности, казалось ненужным и необязательным. Мы стеснялись друг друга, и никто не подозревал о нашем родстве.
Потом я перебрался в Питер, и все это само собой вылетело у меня из головы. И вдруг такая встреча на Университетской набережной! Я его не узнал, это он окликнул меня и распростер руки для объятия. Я никогда не был антисемитом, как мой папаша, и мы с кузеном впервые обнялись. Он потащил меня в кабак на Первой линии, милое, уютное заведение, и мы проболтали допоздна. Странно, но мы почувствовали себя очень близкими родственниками, которых разлучила война или что-то в этом роде. Может, потому, что встреча оказалась чуть ли не мистической или потому, что мы впервые