очутились на нейтральной полосе, вдали от наших родителей с их дурацкими дрязгами?
Мой кузен преуспел в этой жизни. После института он занялся фармацевтическим бизнесом, организовал собственную фирму, возил лекарства из скандинавских стран. Перевалочной базой был Питер, тут он, в конце концов, и решил обосноваться.
А совсем недавно купил в центре города аптеку.
«А чем занимаешься ты?» — поинтересовался он. «Да так, коммерцией». Не говорить же ему, что я тоже в своем роде фармацевт, только он людей лечит, а я их калечу.
На прощание мы обменялись телефонами, но до последнего времени встретиться не удавалось. Я пару раз забегал в его аптеку, звонил ему домой, но вскоре понял, что Майринг не из тех людей, что сидят на месте.
Эта встреча, как говорится, оставила глубокий след, ведь по сути мы с ним соревновались, нас и запустили в жизнь почти одновременно. Мы оба родились в чужом городе, в одной социальной среде, наши семьи считались благополучными, мы хорошо учились, поступили в институты, а дальше… Дальше сын презираемых всей нашей семьей родителей взобрался на гору. Пусть не на самую высокую, но все же… А я… Я по горло увяз в болоте.
Я твердо поставил себе цель выкарабкаться из болота. Я преуспел в своем «фармацевтическом» бизнесе, купил квартиру и машину. Я был сверхосторожен и ни разу не засветился в милиции. Я долго готовился к разговору с Алексом. «Прошло пять лет. Я достаточно поработал на тебя и твоего хозяина. Пора завязывать».
Но разговор не состоялся. Месяц назад на Малом проспекте Васильевского острова был расстрелян совсем новенький «БМВ», а пассажирами его оказались Алекс, его хозяин и двое телохранителей. Этот сюжет несколько раз крутили по телевизору, потому что хозяин Алекса был известным в городе авторитетом.
Что скажешь? Провидение? Ангел-хранитель? Конечно, моей радости не было предела. Я начал строить планы на будущее. Чем бы таким заняться, созидательным? Хотелось приносить пользу людям и стране. (Это я так издеваюсь над собой.) Правда, наркоманы еще долго будут доставать. Если бы эти бедолаги были моей единственной проблемой!
Неделю назад, ровно в восемь тридцать, зазвонил телефон. Заметь, телефон в моей новой квартире. «Витя? Надеюсь, узнал? — Этот голос я узнал бы среди тысячи. — Когда?» И этот такой лаконичный и такой убийственный вопрос мне давно никто не задавал.
Кошмары иногда возвращаются. Никто и не подумал избавить меня от кредитора. С ним просто договорились.
Он назначил встречу в летнем кафе, напротив Гостиного Двора. Уличные музыканты наяривали что-то бодренькое. Люди вокруг смеялись и о чем-то возбужденно говорили. Было много иностранцев, их, наверно, возбуждало приближение белой ночи. «Выпьем за встречу», — предложил кредитор. Он расщедрился на бутылку водки и пару бутербродов. «Этот ужин приплюсуете к моему долгу?» — «Ну, что ты, Витя! Мы ведь солидные люди. Стоит ли мелочиться?» Он достал из кармана пиджака пожелтевшую от времени бумажку, сложенную вчетверо. Он мог бы ее не разворачивать, я сразу узнал мою расписку. «За пять лет, знаешь, сколько набежало?» — «Могу представить». — «А мы договоримся полюбовно. — Он был ласков и дружелюбен, как никогда раньше. — Пять лет назад ты был голодранцем и взял у меня кредит под никчемный бизнес. Книжки, альбомчики и прочая туфта. Не хотел пачкаться, Витя? А пришлось. Теперь по уши в дерьме, зато есть квартира и машина…» — «Вам бы проповеди читать, а вы в ростовщики подались», — не выдержал я, и в следующую минуту был бы раздавлен за такую дерзость, но тут произошло непредвиденное. Мой рыжеусый кредитор остолбенел, и его взгляд застыл, будто за моей спиной происходило что-то ужасное. Я обернулся. За соседний столик усаживалась довольно симпатичная пара. Мужчина лет сорока в безупречном костюме и блондинка с красивой фигурой. Легким кивком головы мужчина приветствовал моего кредитора. Еще я заметил, что девица присосалась к банке с джин-тоником, а ее кавалер помешивает пластмассовой ложечкой кофе. Отвернувшись, я услышал незнакомую речь, как мне показалось, что-то прибалтийское или скандинавское.
Рыжеусый наконец взял себя в руки. Он свернул мою расписку и опустил ее обратно в карман. «Ладно, парень», — сказал он, понизив голос. Может, не хотел показывать своего волнения? «Меня вполне устроит твоя квартира… В противном случае жди в гости моих ребят».
Не поверишь, но домой я ехал окрыленным. Я видел страх в его расширившихся, как у кота, зрачках! Дикий страх затравленного зверя! Это дорогого стоило. Я больше не боялся моего кредитора. Я понял, что он действует внаглую, ведь наверняка был договор между ним и хозяином Алекса, и он бы так не оборзел, если бы Алекс с хозяином не отправились на тот свет.
У меня возник план. Я решил избавиться от рыжеусого традиционным способом. Ведь я пять лет считал его трупом, так пусть истина восторжествует! Видишь, в кого я превратился, Людка? Это тебе не альбомчиками торговать на Невском! Ты скажешь, у тебя сейчас не такое отчаянное положение, как тогда. Отдай этому упырю, что он просит, и начни все сначала. Фига! Я ему ни копейки не должен! Я рисковал жизнью и свободой, и я сыт этим дерьмом по горло! И потом, где гарантия, что через пять лет, в третьем тысячелетии, в восемь тридцать утра, я не услышу опять: «Витя, когда?» Кошмар может преследовать всю жизнь. Так что…
На этом нелепом, бодрящем «так что» щелкнула клавиша диктофона, пленка закончилась. Правда, имелась другая сторона кассеты, но там было Непознанное. «Nevermind», концерт группы «Нирвана». Депрессивный голос Кобейна[1] как нельзя лучше соответствовал обстановке.
Виктор улыбнулся. Его скуластое, загорелое лицо подошло бы для съемок вестерна; и, как в кино, настроение тут же сменилось, кустистые черные брови нахмурились, на лбу углубились морщины.
— Зачем я это делаю? — продолжал он говорить с выключенным диктофоном. — Убийство еще не совершено, а уже имеются два свидетеля. Глупо.
Он завернул кассету в полиэтиленовый пакет и открыл ключом ящик письменного стола. Там хранился «Стечкин». Пистолет нужен был для самообороны. На тот случай, если кто-нибудь из знакомых наркоманов вздумает разжиться на халяву его добром. Он даже раздобыл два патрона. Хватит, чтобы попугать и не слишком напугаться самому.
Виктор резко задвинул ящик. Вариант с пистолетом ему не подходил. Кредитор опять назначит встречу в каком-нибудь кафе. Всегда выбирает людные места. И если открыть пальбу, скрутят в два счета.
Он прошел на кухню. На верхней полке буфета стоял маленький пузырек, обклеенный черной бумагой. Его бы он не променял и на трех «Стечкиных» с кучей патронов в придачу. Чего ему стоил этот пузырек! Как он уговаривал Марека, как стелился перед ним. Отец, наверно, в гробу перевернулся! Майринг был непреклонен. Он решил, что кузену обрыдла вся эта канитель под названием «жизнь». Пришлось колоться. Тут уж Марек совсем встал на дыбы. Получается, что брат его втягивает в убийство? Да, получается. А ты как хотел? Кредитор тебя тоже потянет, как родственника! (Домашняя заготовка.) Ему все известно о нашем родстве и о твоем материальном положении. (Тоже домашняя заготовка). Они могут взять в заложники твою жену и детей. (Чистой воды импровизация.) Брат наконец клюнул. Виктор сумел задеть его за живое. Пузырек, полученный через день после этого разговора, грел душу, хотя Марек и бросил на прощание: «Знать тебя больше не желаю!»
Жаль, конечно, потерять кузена, который мог стать настоящим другом. Единственным другом. С друзьями Виктору всегда не везло. Например, Людмила. Он считал ее самым близким, самым преданным другом.
— Решил исповедаться перед убийством, дурак! — произнес он вслух, ставя на место пузырек с ядом. — Исповедоваться надо перед собственной смертью…
Но уничтожить кассету рука не поднималась. Какой-то незнакомый голос внутри шепнул: «Пригодится».
Виктор безвольно опустился на диван. Закрыл глаза и как заклинание стал произносить одну и ту же фразу: «Завтра я его убью», пока не провалился в сон.
В последние дни он засыпал охотно и спал подолгу, но на этот раз его разбудил звонок. Звонили в дверь и довольно настойчиво. Так звонят, когда уверены, что хозяин дома. Впрочем, об этом он не успел подумать.
— Будете держать в дверях или пригласите даму в комнату?
Трудно было поверить, что это не сон. На пороге стояла та самая блондинка из летнего кафе. Сразу вспомнились остановившиеся глаза кредитора, хотя тот вряд ли мог испугаться такой красивой девушки, скорее всего — ее кавалера.
— Алло! Вы меня слышите?..
У нее легкий изящный акцент, глаза неестественного, изумрудного цвета и пикантная родинка на правом крыле носа. А еще короткое, обтягивающее платье и такие изгибы форм, что впору взвыть мужику, истосковавшемуся по женским формам. И аромат какой-то дурманящей травки. Уж в травках он знает толк.
— Трудно с вами…
— Пардон! Я как-то… не ожидал… Проходите, пожалуйста.
Ему сразу понравилась ее улыбка. Совсем не высокомерная, а простая и очень обаятельная. Девушка расположилась в кресле, закинув ногу на ногу.
— Вы — Виктор Владимирович, правильно? А я — Инга. — Она протянула ему руку для пожатия, но Виктор к ней приложился губами.
— Не знаю, что вам предложить. Может, кофе?
— Не беспокойтесь. Сначала поговорим о деле, а потом о напитках.
— У вас есть ко мне дело?
— Разумеется. Иначе зачем я здесь? Мы ведь уже виделись, не так ли? — сразу приступила она к делу. — Несколько дней назад вы сидели за соседним столиком в кафе и беседовали с Вахом.
Он никогда раньше не слышал кличку кредитора, называл его по имени, отчеству.
— Вы — старый должник Ваха. И надо думать, не сегодня завтра наступит час расплаты?
— Откуда вы все знаете? — У Виктора кружилась голова от запаха ее тела, и он старался не смотреть на ее ноги, обнаженные. В его вопросе скорее слышался похотливый стон, чем удивление.