бкой собственному отцу.
Недавно папаша дал о себе знать — прислал на день рождения открытку с сухим, традиционным поздравлением. Она не собирается ему отвечать. Еще, чего доброго, надумает приехать! Предлог имеется, и не один — обнять детей, навестить могилу бабушки. К чертовой матери! Она не потерпит в своем доме отца! Пусть снимает номер в гостинице, если ему приспичило!
Нынешний уклад жизни казался ей слишком спокойным и счастливым, чтобы в нем что-то менять. Каждое утро она выпивала чашку кофе в «Коко Банго» на Литейном. Потом отправлялась в увлекательное путешествие по антикварным магазинам и художественным салонам. Обедать предпочитала в китайском или японском ресторанах. Вечером ее можно было снова застать в «Коко Банго». Здесь уже все ее знали, и она знала всех. Ночью в кафе давали стриптиз. Аида любила смотреть на обнаженное женское тело и с некоторыми девушками даже завела знакомство.
Она всячески старалась забыть свое босячество, знакомство с воровскими шайками и наркоманскими притонами. Дни голода и страха за собственную жизнь. Но одна стародавняя привычка все же сохранилась. Аида любила проводить ночь в парке или саду. Ей нравилось спать на скамейке в Летнем, под статуями восемнадцатого века, привезенными сюда еще при Петре. В Таврическом тоже было неплохо, а вот в парке Михайловского дворца к ней однажды пристали подвыпившие бомжи, и она едва унесла ноги. Ее заветной мечтой было провести ночь в парках Петергофа. Она даже высмотрела место, где могла бы спрятаться перед закрытием, но опасалась собак. Царскую резиденцию, должно быть, охраняют очень злые собаки. Несмотря на ощущение дряхлости, подчас в ней просыпался ребенок.
— Я тебе не помешаю?
Молодой человек в строгом костюме, с шапкой густых, преждевременно поседевших волос, уселся напротив. Его карие глаза одновременно излучали доброту и печаль.
— Когда ты мне мешал?
С Марком Майрингом ее познакомил брат. Они когда-то вместе учились в медицинском. Марек теперь преуспевает в бизнесе, а ее брат — неудачник. С этим пора смириться.
Марк с утра предпочитал экспрессо, крепкий напиток, приводящий в движение мозги.
— Ты узнал что-то новое о своем кузене? — напрямик спросила она.
— Все твердят в один голос: «Самоубийство!», и никто больше палец о палец не ударит. Меня же могут потянуть из-за этого дурацкого пузырька с цианистым калием. Следователь уже копает. Я их очень заинтересовал. Лучше бы, дурак, не высовывался! Думаю, мои поиски справедливости закончатся крупной взяткой. Иначе как от них отвязаться? — Майринг сделал нервный глоток и посмотрел ей в глаза. — Что скажешь?
— Я уже все сказала раньше.
Месяц назад, когда случилось несчастье, Аида предупредила: «Не лезь к ментам! Они не догадаются о вашем родстве, а твой бизнес их может заинтересовать».
— Ты была права, — признался Марк, — но я не верил в самоубийство и не верю теперь. Когда он пришел ко мне за этим злосчастным пузырьком, я так и подумал. Жизнь парню опротивела. Но Витька был полон сил, одержим идеей убийства.
— Он же не сразу это сделал, как ушел от тебя? — возразила Аида. — Даже за сутки все может перемениться. Иногда легче убить себя, чем своего обидчика.
— Да-да, я понимаю. Но меня смущает завещание.
— А по-моему, вполне логично. Человек собирается умереть и пишет завещание…
— И заверяет его у нотариуса. Не слишком ли расчетливо для самоубийцы? И потом, откуда у него копия свидетельства о рождении сына? Он ничего не знал о сыне. Люда пять лет не подавала о себе весточки. Кто-то рассказал Виктору об Андрейке и показал копию свидетельства. Видишь, сколько вопросов, а эти ослы палец о палец не хотят ударить. Хотя бы расспросили нотариуса, один ли Виктор приезжал в тот день или кто-то сопровождал его.
— А ты был у нотариуса?
— Да разве он мне скажет? Кто я для него?
— Но все-таки спрашивал?
— Спросить-то спросил. Он как-то странно посмотрел, а потом выдал: «У меня, молодой человек, в день по пятьдесят посетителей. Я не могу за всеми следить!»
— Врет. Все он помнит. Наверняка. — Аида сунула в рот сигариллу, чиркнула спичкой, и зал кафе наполнился вишневым ароматом.
— Я думаю, нотариус лицо заинтересованное, — рассуждал Марк.
— Если здесь умысел, то даже не сомневайся. Вот только не понятен мотив убийства. Квартира-то досталась сыну.
— Мотивы могут быть самые разнообразные.
— На кой черт он сдался тебе, этот Виктор? Сам же возмущался тогда, говорил, что знать его больше не хочешь. Он меньше всего думал о тебе, когда при шел за ядом. Так кому теперь нужна истина?
— Ты можешь считать меня слабаком, нытиком, кем угодно, но когда я случайно встретил его в прошлом году, то понял, что обрел брата, которого мне всегда не хватало. Наши родители все решили за нас. А теперь мне кажется, что я его предал. — И он еле слышно добавил: — Кажется, что я его убил. На душе погано. Вот в чем дело, Аида.
— Тебе станет легче, если узнаешь имя убийцы?
— Разумеется. Я буду чувствовать себя окрыленным…
— Окрыленным? Ангелом, что ли? — ухмыльнулась она. — И тут же полетишь сдавать его милиции?
— Не знаю.
Аида на мгновение задумалась и неожиданно рассмеялась.
— Ну, какой из тебя следователь, Марек? Неужели ты серьезно решил действовать?
Он ничего не ответил, опустив голову. Ей совсем не хотелось его обижать. У нее не так уж много друзей, чтобы разбрасываться ими.
— Ну, хорошо. Хочешь я тебе немного помогу.
— Ты?
Она прочитала в красивых глазах Майринга недоверие: «Издеваешься надо мной?»
— А что тут странного? У меня излишек опыта, и я мудра, как столетний питон. — Она произнесла это с грустной улыбкой.
— С чего ты собираешься начать?
— Не знаю. Ты ведь сам только что сказал про копию свидетельства о рождении ребенка. Значит, надо выяснить, как она попала к Виктору.
— По-твоему, это очень просто сделать? Мы с Людмилой уже ломали голову над этим вопросом. Моя родственница не делала никакой копии и свидетельства не теряла.
Он называл ее родственницей, молоденькую официантку Люду, девушку хрупкого телосложения, простоволосую, сероглазую, с характерным вологодским оканьем. В народе таких называют мышками-норушками. Они обычно неприметны, и лица их невозможно восстановить в памяти.
Усевшись за их столик, она покраснела и от волнения долго не могла вступить в разговор. Люда стеснялась не Марка, с которым крепко сдружилась за последний месяц. Ее смущало присутствие Аиды, о ней ходили разные сплетни.
— Я не делала копии, — подтвердила она. — С меня никто не требовал копии. А свидетельство лежало в папке с другими документами.
— А кто-нибудь из твоих домашних не мог сделать копию и послать ее Виктору? — начала допрос Аида.
— Мои домашние не знали, кто отец ребенка. И уж тем более никто не знал нового Витиного адреса.
— Может, кто-нибудь гостил у вас в последнее время?
Люда сразу же хотела дать отрицательный ответ, но вдруг запнулась.
— Что ты вспомнила? — встрепенулся Марк. — Не стесняйся! Здесь все свои.
— В мае приезжал дядя Коля, — с трудом выдавила из себя официантка. — Это папин брат. Он обычно приезжает осенью, в сезон охоты, а тут явился по весне. Мы с мамой его недолюбливаем. Где дядя Коля — там всегда пьянка…
— Уже теплее, — улыбнулась Аида.
Ее улыбка всегда привносила ощущение комфорта. Люда тоже ответила ей улыбкой.
— Вряд ли дядя был способен на такой поступок. Они с отцом не просыхали всю неделю, что он у нас гостил. А главное, зачем?
— Где живет твой дядя Коля? — поинтересовался Май-ринг.
— В Питере. Он всю жизнь проработал на заводе имени Кирова, а два года назад уволился. Зарплату все равно не платят, так чего задаром горбатиться? Устроился электриком в ЖЭК. На бутылку в день наскребает. А больше от жизни ему ничего не надо. А уж мой ребенок и вовсе до лампочки!
— При чем здесь твой ребенок, — пожала плечами Аида, — если за бутылку он готов на все.
— Не может такого быть! — стояла на своем Людмила. — Дядя Коля копается в папке с моими документами, а потом трясущимися руками переписывает свидетельство о рождении Андрюши? Не смешите меня! — Она ни на шутку разошлась и забыла о своей застенчивости.
— А с Виктором он был знаком? — снова вмешался Марк.
— Несколько раз сталкивался, когда мы торговали альбомами на Невском. И всегда с одной и той же просьбой — одолжить на бутылку. Витя одалживал, пока сам не залез в долги.
— Дядя Коля знал об этом?
— Кажется, знал. Точно уже и не помню…
— Думаю, есть смысл пощупать дядю Колю, — предложила Аида.
— Да бросьте! — махнула уркой официантка. — Если и было что, то он уже всю память пропил.
— Ничего, за бутылку не только память восстановится…
Визит к подозреваемому дяде Коле решили не откладывать в долгий ящик. Люда позвонила в ЖЭК и узнала номер дома, на котором он устанавливает телевизионную антенну.
— Поехали! — скомандовала Марку Аида. — Его надо брать трезвым, а то к вечеру он лыка не будет вязать!
Марку показалось, что все происходящее для нее не более чем забава, попытка весело провести время.
Николай Степанович Чернобровкин не успел еще опохмелиться и потому пребывал в недобром здравии и дурном расположении духа. Срочная работа, да еще на крыше нового девятиэтажного дома, вопреки здравому смыслу повергла электрика в состояние ступора. Пальцы не слушались, мозговые извилины не поддавались обнаружению, и только рот без конца фонтанировал изысками русского мата. Двое его коллег, казавшиеся помоложе да половчее, горячо обсуждали последний матч «Зенита».
Появление на крыше молодого человека в приличном костюме было расценено всеми как добрый знак.
— Кто здесь Николай Степанович? — обратился к электрикам молодой человек. — Меня направили к вам из ЖЭКа. Работа пустяковая, на десять минут.
— Что случилось? — набычился дядя Коля. С жильцами окрестных домов он держался очень строго, давал почувствовать свою незаменимость.