Комната Родиона не запиралась на ключ. Аида больше не церемонилась. Как только дверь за Патимат захлопнулась, она вихрем ворвалась туда и сказала просто, но со вкусом:
— Пошла вон!
Женщина не спала. Она уже была одета в свой джинсовый, давно не стиранный сарафан. И в этом грязном сарафане уселась в кресло викторианской эпохи!
С первой же секунды Аида поняла, что босячка боится ее, что поджилки у поэтессы трясутся. Родя, наверно, рассказал ей о той ночи, когда сестра угрожала ему пистолетом.
— А вы знаете, Аида, мне ведь совсем-совсем некуда идти! — Она говорила манерно, нараспев, как все поэтессы, подражающие Белле Ахмадулиной. — Я полгода не платила за комнату и теперь вынуждена скрываться от своих хозяев. — У Алены была толстая русая коса и глаза необычного сиреневого оттенка, рот совсем крохотный, а нос немного вздернутый и весь в веснушках. Руки вовсе не поэтические, а скорее рабоче-крестьянские, ладони широкие, пальцы маленькие и толстые. Изящной ее трудно было назвать.
— Мне глубоко фиолетовы все ваши проблемы, — ухмыльнулась хозяйка пятикомнатной квартиры на Фурштадской, приняв изящную, повелительную позу. — Я просила Родиона, чтобы он вас больше сюда не приводил. И впредь я не желаю вас тут видеть.
Если бы Родька присутствовал при этой сцене, тот прежний Родька, увлеченный литературой, слегка насмешливый, он бы крикнул: «Аидка, я знаю, в каком романе ты вычитала эти фразы! Они тебе не принадлежат! Фига!» И она бы не смогла больше сердиться, она бы обязательно засмеялась. Но от прежнего Родьки ничего не осталось, эта босячка превратила его в половую тряпку.
— Если бы вы меня узнали поближе, вы бы не стали так со мной разговаривать. Родя о вас очень высокого мнения. Говорил, что вы начитанны и знаете много языков…
— Послушайте, милочка, как бы я ни была начитанна, это не значит, что я вас должна кормить. Нахлебников и без вас хватает. Убирайтесь и поскорее!
— Куда? Куда, Аида? — продекламировала поэтесса, и если бы не испуг в ее расширенных зрачках, можно было подумать, что Алена присутствует на собственном творческом вечере, настолько все в ней было пропитано жеманством и псевдобогемностью.
Аиду передернуло. Она, всегда благосклонно относившаяся к женщинам, теперь ненавидела невесту брата еще больше.
— Выслушайте меня, — продолжала та, так и не поднявшись с кресла, — Родион еще ничего не знает, но вам, как женщина женщине, я скажу. У меня будет ребенок от вашего брата. — На ее лице застыла преглупейшая улыбка. Улыбка, которая как бы говорит: «Ну, теперь-то вы меня точно полюбите».
Аида задохнулась от гнева и растеряла все слова, Алена же, наоборот, нашла еще много слов:
— Родя так мечтает о ребенке! Он будет на седьмом небе от счастья! Этот сюрприз я готовлю к его дню рожденья. Родя по гороскопу Лев, я — Телец, а ребеночек будет Овном. По-моему все здорово вышло. Это благое дело мы совершили в Екатеринбурге, когда жили в вашей квартире. Родя мне сделал подарок, серебряное колечко с сердоликом. На Урале это все стоит сущие пустяки, но он потратил на подарок последние деньги, и нам, смешно сказать, не хватало на хлеб, не то что на презервативы! С продажей квартиры пришлось поторопиться. Слава Богу, билеты на поезд он заранее приобрел, иначе пострадали бы ваши денежки…
— Заранее приобрел, — в недоумении повторила Аида, но Алена не услышала этих слов, потому что слушала только себя.
— Вы можете гордиться своим братом. Он ни копеечки не потратил из ваших денег и даже отказался в поезде брать постель. Представляете, целые сутки тряслись на голых полках? Он все твердил: «Привезу в целости и сохранности, и тогда сестренка подарит их нам». Это, конечно, не мое дело, но Родиону сейчас очень трудно, а будет еще трудней. Родина мама… Ой, как смешно звучит! Чуть ли не Родина-мать!..
— Выметайтесь отсюда! — закричала Аида. — Не заставляйте меня применять силу!
— Как?.. Вы… — захлопала ресницами Алена. — Я ведь ношу под сердцем вашего племянника…
— Мне наплевать с высокой колокольни, кого вы там носите! — Она сделала резкое движение в сторону поэтессы, отчего та мигом покинула кресло викторианской эпохи.
— Не трогайте меня! Я сама соберусь! — Женщина забегала по комнате, в спешке запихивая в дорожную сумку свои вещи.
Аида стояла, скрестив на груди руки, наблюдая, чтобы та не унесла из комнаты брата ничего лишнего.
— Вы — очень жестокая, Аида, — приговаривала женщина, — и совсем не похожи на своего брата. Вы ведь по гороскопу Весы, а значит должны быть более сдержанны и дипломатичны. Я сейчас поеду к Родиону на работу и все ему расскажу. Не знаю, как вы после этого будете смотреть ему в глаза?
— Не забудь зубную щетку!
Уже в дверях Алена жалобно попросила:
— Вы мне не одолжите жетончик на метро?
— Проваливай! — И Аида силой вытолкнула ее на лестничную клетку.
— Ладно, попрошу у кого-нибудь, — прошептала поэтесса начищенной до блеска дверной ручке в виде уродливой химеры. — Мир не без добрых людей.
И шмыгнула своим веснушчатым носом.
А в оставленной ею квартире шли настоящие приготовления к шпионской операции. Аида вырядилась в светлый брючный костюм. Просторный пиджак позволял прятать во внутреннем кармане пистолет с глушителем. Нацепила на голову парик, превратившись в очаровательную блондинку, на ходу вставила контактные линзы и пришлепала на нос самоклеющуюся родинку. Эти три детали радикальным образом меняли ее внешность. На все приготовления ушло не более пяти минут.
Марк выглядел нелепо.
Девушка из нотариальной конторы, приятного вида шатенка, с лучезарной улыбкой повела его не к той двери.
— Нет-нет! — замахал он руками. — Мне туда! — И указал на дверь напротив.
— А, вы хотели попасть к Юрию Анатольевичу? — Улыбка не исчезла с ее лица. — Его не будет еще две недели. Он в отпуске.
— Как жаль…
— А вы хотели именно к нему? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь?
— Не знаю. — Он смерил ее оценивающим взглядом, так, что девушка даже смутилась. — Вы тут недавно работаете?
— Четыре месяца. А я вас помню, — неожиданно заявила она. — Примерно месяц назад вы приходили к Юрию Анатольевичу, и он, по-моему, остался крайне недоволен вашим визитом.
— Я — тоже. — Майринг поймал себя на том, что любуется ее широко расставленными карими глазами, и даже удивился, что в первый свой визит не заметил такой красоты. — Ваш шеф очень скрытен.
— Что правда, то правда, — рассмеялась она его прямолинейности и посмотрела, как ему показалось, с нежностью. — Вас, наверно, интересовал кто-то из его клиентов?
Марк не ответил, он вдруг почувствовал нестерпимое желание обладать этой женщиной. Он никогда не считал себя похотливым. Разве что иногда мысленно изменял жене, и то с какой-нибудь недосягаемой кинозвездой.
— Если вы не против, мы могли бы вместе пообедать, — предложила она. — Здесь все равно не получится разговора. А там на углу есть пивной бар… Если бы вы подождали полчаса… — Он видел с каким трудом даются ей слова, даже выступила испарина над верхней губой.
«Эй, давай двигай отсюда! — подгонял он себя. — Давай-давай! Здесь слишком узкое, душное пространство!»
— Я буду ждать…
Кружку пива он растянул на полчаса. Времени достаточно, чтобы охладиться и сделать выводы: от этой бабенки надо держаться подальше! Кто еще его мог так завести с первого взгляда? Вот дьяволица!
— Еще не соскучились? — Она присела рядом, с кружкой пива и сандвичем. — У ирландцев никудышняя кухня, зато близко от работы. Меня зовут Соня или Софья, как вам будет угодно.
— А меня — Марк. София и Марк — очень красиво звучит, — заметил он с дурацким видом. Его опять начало бросать в жар.
Она откусывала от сандвича маленькими кусочками и тщательно пережевывала, будто растягивала удовольствие.
— Вас, по всей видимости, интересует молодой человек, который покончил жизнь самоубийством? Виктор Дежнев, правильно?
— Откуда вы знаете?
— Вы ему приходились родственником?
— Кузеном.
— Дело в том, что я раньше работала в этом баре. Правда, здесь была обычная забегаловка, без всяких ирландских прибамбасов. И ваш кузен сюда часто захаживал. Он дружил с Алексом. Вы знали Алекса? — (Марк покачал головой.) — Темная личность. Занимался сбытом наркотиков. Полгода назад его отправили на тот свет вместе с хозяином. Зуба вы тоже не знали? Это делает вам честь. Ненавижу этих ублюдков! — Она совсем не походила на улыбающуюся девушку в конторе, ее нахмуренный лоб прорезали морщины, будто за тот короткий отрезок времени и пути, проделанный от конторы до бара, она постарела лет на 10. Соне было около тридцати, и нахмуренный лоб портил ее лицо, но Майринга по-прежнему влекло к ней как никогда и ни к кому. «Господи! Неужели такое возможно?» — спрашивал он себя.
— Ходят слухи, что их пришили литовцы, — продолжала между тем женщина. — А теперь слушайте меня внимательно. — Она отставила в сторону кружку с пивом и перестала жевать. — В тот день Виктор приезжал к моему шефу не один. С ним была девушка. Молоденькая девушка, лет двадцати, очень хорошенькая, зеленоглазая блондинка. Она говорила с акцентом. С литовским акцентом. Я это знаю прекрасно, потому что у моего шефа много клиентов литовцев. Виктор, как мне показалось, был немного не в себе. Не в том смысле, что его чем-то опоили. Просто не ступал ногами по земле. Скорее всего обалдел от этой девчонки. Поверьте, было от чего обалдеть. Я хоть и женщина, а сама залюбовалась. И в тот же день Виктора не стало. Вы улавливаете связь? Дружка Виктора пришили литовцы, и с девушкой-литовкой он уехал из конторы. — Соня выдержала паузу, а потом сказала, как ему показалось, очень ласково: — Марек, вы понимаете, что это слишком серьезно, чтобы заниматься частным расследованием. Это равносильно самоубийству. После вашего визита шеф очень нервничал и все время кому-то названивал. Будьте уверены, эти люди знают о вас и о том, что вы предприняли. Думаю, им известен каждый ваш шаг. И я сама, если честно, не понимаю, зачем я так рискую…